Мир еще не потерял интереса к созданным в России высоким технологиям. Однако вопрос извлечения прибыли из этого интереса пока остается открытым не только для множества российских научных институтов, предлагающих сегодня свой интеллектуальный потенциал любому инвестору. Большинство иностранных компаний испытывает трудности с коммерциализацией российских разработок. Что им мешает?
Ответ на этот вопрос попытались сформулировать научный комитет НАТО, Миннауки и российская фирма "Транстехнология", организовав в Москве семинар по технологическому трансферу. Западные участники семинара были представлены специалистами, умеющими использовать возможности, предоставляемые законодательством об интеллектуальной собственности, для ограничения своим конкурентам доступа к передовым техническим решениям. Собственно, на этом и основывается конкурентоспособность в технологическом бизнесе. И этот фактор, как выяснилось, не учитывается в России, несмотря на ее вполне развитое законодательство в этой области.
Не нужно покупать технологию, если можно купить ее авторов
Прямой доступ к российским технологиям иностранные фирмы и научные организации получили благодаря либерализации внешней торговли. Но для российской науки возможность самостоятельно выходить на мировой рынок технологий совпала с резким сокращением госфинансирования. Видимо, поэтому научно-технические закрома Родины опустошались совсем без правил и с минимальным для отечественных ученых положительным эффектом. В начале 90-х вполне нормальным считался такой обмен: наши разработки — их товары ширпотреба. Известен случай, когда отчеты по НИОКР одного уральского академического института за 20 лет благодаря неумело составленному лицензионному договору перешли в распоряжение американцев за $40.
Одна из первых попыток коммерциализировать наши космические достижения также не отличалась профессионализмом в области технологического трансфера. Лицензия на огнеупорную керамику, разработанную специально для "Бурана" ("советского Шаттла"), была предоставлена одной французской фирме на таких условиях: она получила права на использование этой разработки во всем мире за исключением России, причем все дальнейшие усовершенствования этой технологии должны будут предоставляться французской стороне (во всем мире принято делать наоборот — продавец получает доступ к усовершенствованиям базовой технологии).
Кому выгодно подписывать невыгодные контракты?
Так что разговоры о том, что российские разработки уходят за рубеж на невыгодных для нас условиях, отнюдь не беспочвенны. Однако статистики по таким дискриминационным контрактам в данный момент нельзя найти нигде. Совсем недавно в Министерстве науки попытались проанализировать договоры о сотрудничестве, заключавшиеся российскими институтами с западными партнерами. Анализ, по словам заместителя министра науки Зураба Якобашвили, показал, что практически каждый такой договор содержит юридические неувязки.
Как наиболее типичное нарушение отмечается неравное распределение научных результатов. Права на коммерческое использование российских технологий получают западные партнеры, за российскими же разработчиками в лучшем случае остаются права на использование своей технологии на территории России, и продавать свой интеллектуальный продукт российская сторона уже не может. Получив российские изобретения, иностранцы не патентуют их в России (хотя патентное законодательство требует: изобретение, сделанное в России, должно патентоваться сначала в России и только спустя три месяца после этого — за границей).
Почему же российские разработчики идут на заключение таких контрактов? Во-первых, это можно объяснить простым желанием обрести богатого западного партнера, пока тот никуда не убежал — ведь на всю российскую науку инофирм явно не хватит. Во-вторых, руководители институтов нередко задают себе вопрос: зачем отстаивать выгодные условия для всего института, если можно ограничиться выгодными условиями только для себя? И, наконец, в-третьих, самая веская причина — не совсем выдающиеся свойства самого товара.
Какой должна быть технология, чтобы ее захотели купить?
Прежде всего технология должна быть востребована на рынке. Казалось бы, это и так понятно, но в отношении российских разработок это приходится повторять как заклинание. Нам все еще не дает покоя былой статус сверхдержавы, и с этой завышенной самооценкой сталкивается каждая фирма, пожелавшая приобщиться к российским техническим достижениям. Представители западных фирм говорят: если у вас было много достижений в области вооружений и космоса, это совсем не значит, что каждая российская технология лучше западных аналогов. Дело значительно усложняется, если у предлагаемой разработки аналогов не имеется. Специалист в лицензионной торговле будет в этом случае говорить не об уникальности технического решения, а о его тупиковости.
Другое, не менее важное качество интеллектуального товара — определенность собственника. А в отношении большинства российских разработок этот вопрос до сих пор остается открытым. Все, что было создано до распада Союза, защищалось авторскими свидетельствами СССР, оставляющими все права, связанные с коммерциализацией изобретения, за государством. Новое патентное законодательство позволяет перевести авторские свидетельства в патенты, но далеко не все обладатели авторских свидетельств поторопились это сделать. Авторское свидетельство не дает права собственности на изобретение, а потому покупать его бессмысленно.
------------------------------------------------------
Совсем недавно американская компания Corning, специализирующая на оптоволоконной связи, отыскала в России по конкурентоспособным ценам технологию обработки стекла. Однако собственника на эту технологию до сих пор не могут установить: базовое техническое решение защищено в России авторским свидетельством пяти авторов, когда же пришло время переоформлять авторское свидетельство в патент, то выяснилось, что авторы изобретения, работающие в одном институте, не могут договориться с авторами из другого института. А пока они между собой спорили, одному из авторов удалось получить патент на свое имя в Великобритании, что еще более запутало ситуацию для американской фирмы.
Два года назад одна американская лицензионная фирма выступала посредником при покупке в России лицензии на производство системы пожаротушения. Чтобы заполучить эту технологию, американцам пришлось вести переговоры с несколькими российскими разработчиками, заявившими о своих исключительных правах на нее. Дело в том, что разработкой систем пожаротушения в СССР занималось несколько институтов, при этом наиболее удачливые патентовали свои усовершенствования. Однако правами на технологию в целом похвастаться никто из претендентов не мог. Столкнувшиеся в борьбе за покупателя разработчики были готовы оспаривать конкурирующие охранные документы. И надо отметить, каждая сторона имела равные шансы в этой борьбе — обилие соавторов в изобретениях по спорной технологии давало все основания предполагать, что в заявочных документах имели место липовые авторы, а это могло стать поводом для аннулирования патента. Американская фирма так и не смогла выяснить истинного правообладателя технологии и в результате ушла из этого проекта.
-------------------------------------------------------
Конечно, легче работать с патентами, но многие российские продуценты технологий до сих пор имеют только авторские свидетельства, не переведенные в патенты. И дело тут даже не в сумме пошлин (они до недавнего времени были просто смехотворными). Все значительно хуже: руководство институтов и КБ (особенно в ВПК) не придает патентованию никакого значения. Поэтому руководителям уцелевших патентных отделов (эти подразделения, кстати, в первую очередь попадают под сокращение) проще обойти "с шапкой" авторов и таким образом обеспечить патентование их же изобретений. И происходит это в тех областях, где считается, что Россия достигла мирового уровня.
Секретность помогает только конкуренту
По инерции руководство ВПК возлагает большие надежды на засекречивание своих изобретений, но секретность в этом случае — плохая гарантия. Рано или поздно найдется тот, кто сделает то же самое и получит на это решение патент. И тогда никакая секретность не поможет — это изобретение даже использовать будет нельзя без разрешения владельца патента, не говоря уже об успешной реализации на лицензионном рынке.
Если же дело все-таки доходит до зарубежного патентования, то вопрос собственника технического решения решается весьма тривиально: кто платит пошлины, тому и патент, а значит, и сильная позиция в переговорах.
Секретность создает и еще одну проблему. С одной стороны, чтобы выгодно продать, надо предоставить партнеру необходимую для принятия решения техническую информацию. С другой стороны, где гарантия, что, получив все необходимые сведения, потенциальный покупатель не уйдет восвояси, ничего не заплатив? Эта интернациональная проблема на территории бывшего СССР приобретает поистине инфернальный характер. Наши боятся, что их обокрадут, и молчат, когда надо говорить. И далеко не всякий разработчик дойдет до заключения соглашения о конфиденциальности, хотя на сегодняшний момент это единственный способ застраховать себя от несанкционированного использования информации.
Технология успеха
Все перечисленные проблемы лицензионного обмена вполне охвачены российским законодательством. Однако существуют такие аспекты, к которым российское законодательство еще и близко не подошло. Принудительное лицензирование, законность кабальных сделок, конкуренция между продавцами и покупателями лицензии — все это пока почти не затрагивалось в российских законах. В большинстве развитых стран эти вопросы решаются с помощью конкурентного законодательства, которое в России пока только развивается.
Однако на этих деталях строится стратегия фирм, занятых в области технологий. И, что немаловажно, с учетом этих факторов строилась и политика государств, развивающих свою промышленность. Именно на грамотном использовании возможностей технологического обмена поднялись послевоенные Япония и Германия. Однако успех каждой из этих стран базируется не столько на привнесении чужих передовых разработок, сколько на удачном ассимилировании их в своих условиях.
Постсоветскую Россию выгодно отличает от послевоенных Германии и Японии отсутствие массовых разрушений, и у нас есть шанс, приобщившись к мировому опыту в этой области, наиболее эффективно использовать свой потенциал.
НАТАЛЬЯ ХОРОШАВИНА, АЛЕКСАНДР ОСОКИН
-------------------------------------------------------
Томас Шиллингло, помощник генерального советника компании Corning (США)
Мы платим ученым, а технология будет нашей собственностью
Мы всегда проявляли интерес к российским технологиям, однако в прежние годы нам не удалось купить ни одной советской технологии через "Лицензинторг". И сейчас инфраструктура технологического обмена в России оставляет желать лучшего. Однако это совсем не значит, что рынок сам по себе неинтересен. Нам удалось самостоятельно выявить за два года поисков 50 российских изобретений, эти результаты были отданы во все отделения Corning. Пока наши сотрудники не нашли среди этих патентов чего-нибудь ценного для нас, однако мы набрали опыт работы в вашей стране.
Наша компания имеет хорошие контакты с научными институтами Санкт-Петербурга. Главная идея: мы платим ученым, а технология будет собственностью компании. НИИ, в свою очередь, получает неисключительные права в России. Часть денег по контракту выделяется в виде безналогового гранта, остальное — на оклады исследователям и оплату консультативных услуг. Это очень рентабельно и практически не сопряжено с риском.
О технологической стратегии японских компаний
Йошиказу Тани, основной партнер патентной фирмы Tani & Abe
Для японских компаний патентная защита своей продукции всегда остается на первом месте
После войны мы должны были использовать свои человеческие ресурсы, так как иных у нас просто не было. В середине 50-х мы научились производить и экспортировать товары широкого потребления, в эти годы происходили гигантские передачи технологий из США и Европы. Мы покупали именно пионерские патенты. Мы могли приобретать современные технологии благодаря нашей патентной системе, предоставляющей правовую защиту интеллектуальной собственности иностранных компаний.
В конце 60-х мы поняли важность развития технологий и патентования внутри страны. После больших выплат за права на использование чужих технологий наши компании стали сами патентовать свои изобретения. При этом сначала мы получали так называемые периферийные патенты — на улучшение купленных когда-то технологий.
К середине 70-х наши компании начали создавать собственные технологии. Они переходили от количества патентов к качеству. Но пионерские разработки мы все еще продолжали покупать.
В 50-е мы говорили нашим инженерам: вместо статей о технологиях надо читать описания к патентам. В 60-е: вместо технических статей надо писать заявки на патенты. Сейчас наши инженеры этим и занимаются.
Японские компании разрабатывают свои стратегии патентования с учетом конкретных факторов. Однако основополагающие принципы остаются прежними: защита своих продуктов патентами всегда остается на первом месте, при этом ставка делается на формирование своего патентного портфеля. Важна не только заявка на само пионерское изобретение. Ключевая технология должна защищаться с учетом использования как в обычной области, так и в периферийной. Важно не дать конкурентам обойти ключевой патент. Оборонительные, блокирующие патенты — это своего рода страхование.
Джон Уильямсон, начальник отдела интеллектуальной собственности Westinghouse Electric Corporation (США)
У российских партнеров недостает доверия к партнерам
Люди не могут нормально работать, так как боятся. Поэтому надо заключать строгие юридические соглашения о неразглашении информации, но это имеет смыл только в том случае, если вы доверяете юридической системе, в которой работаете. Наша юридическая система дает нам некоторые гарантии. Например, мы узнали, что один из наших конкурентов незаконно получил доступ к технологии сварки. Судебное решение было весьма сурово: этой компании запретили использовать эту технологию на период, достаточный для того, чтобы эта компания уже не могла быть для нас конкурентом.
Дитер Людвиг, вице-президент технологического бюро Daimler-Benz в СНГ
Российская сторона часто переоценивает возможности своего ВПК
Нас интересуют военные технологии. Возможно потому, что Германия — единственная из западных стран, имеющая на вооружении российские самолеты. В отношении оружия и космоса у вас много достижений, но это совсем не значит, что любая российская технология от ВПК лучше западных аналогов. Мы часто сталкиваемся с тем, что российская сторона переоценивает возможности своего ВПК и его технологических достижений. Что же касается технологий вне конверсии, то они настолько туманны и неопределенны, что заинтересовать ими западных специалистов очень затруднительно. Описания чрезмерно общи, непрофессиональны, рыхлы и туманны...
Мы недавно получили целый мешок предложений от военных "ящиков" через министерство науки и технологий ФРГ, и опять такая же история — сплошной туман. После года переговоров российские атомщики смогли представить нам около 300 предложений, ознакомившись с которыми, наши эксперты пришли к выводу, что это не годится даже для мусорной корзины. Тем не менее Daimler-Benz ведет в России порядка 30 совместных проектов в самых различных отраслях.