Охота на себя

Михаил Трофименков

В начале 1980-х годов молодые режиссеры от Мексики до Кореи, услышав о наступлении постмодернизма, считали своим долгом дебютировать фильмом, стилизованным под нуар. Тем более что такие экзерсисы давались легко: максимально невнятный сюжет плюс эстетская обработка картинки. Но уже тогда в потоке этих фильмов совершенным особняком стоял дебют 27-летнего датчанина Ларса фон Триера, хотя и туманность интриги, и сепия изображения наличествовали.

Впрочем, "стоял особняком" — это мягко сказано. Фильм торчал в зрительском мозгу как заноза, вызывал мутное беспокойство сродни ознобу. Словно не отставной сыщик Фишер (Майкл Элфик), а сами зрители оказались во власти толстого каирского гипнотизера с лемуром на плече, помогавшего герою то ли узнать, то ли истребить память о преступлениях, которые тот расследовал и элементом которых стал сам. "Элемент" был для Триера не модной игрушкой, а первым кубиком, из которых сложилась трилогия "Е", включающая также "Эпидемию" (1987) и "Европу" (1991), каплей воды, в которой отразилась еще невоплощенная вселенная режиссера, уже тогда зарекомендовавшего себя блестящим манипулятором зрительских эмоций.

После "Догвилля" (2003) общим местом стало то, что Триер ненавидит Америку. Между тем в своем дебюте он буквально испепелял Европу, увиденную как свалка отбросов, сумеречная зона, куда Фишер возвращался из Египта, чтобы найти маньяка, убивавшего битыми бутылками девочек, продающих лотерейные билеты. За 13 лет до этого в такой же серии убийств подозревали некоего Гарри Грея, вроде бы погибшего в ДТП. Время нуара — ночь, в Европе Триера солнце не всходило вообще. "Здесь больше нет времен года. Последние три лета были уже совсем не похожи на лето. Погода все время меняется",— сообщала Фишеру экономка великого криминалиста Осборна (Эсмонд Найт), в доме которого занавески на окнах висели со стороны улицы. Это был, как и появляющееся в начале фильма изображение пытающейся встать на ноги лошади, поклон обожаемому датчанином Андрею Тарковскому. "Здесь всегда три часа ночи, если вы понимаете, что я хочу сказать",— говорила проститутка Ким (Меме Лай), сопровождавшая Фишера в его погоне за призраком. Зрители не понимали, что она хочет сказать, но им уже становилось не по себе. А еще в Европе вода текла и сверху — с неба, и снизу — из канализации. Триер велел выкрасить все декорации маслом, чтобы придать им сырой блеск. Вода, как и гипноз, станет сквозной темой трилогии "Е". Вода не только уничтожала архивы и смывала отпечатки пальцев, делая сомнительным сам факт существования Грея. Она словно стирала любые черты, отличающие персонажей друг от друга.

Осборн в своем легендарном трактате "Элемент преступления" проповедовал растворение сыщика в преступнике, которого они ищет: если думать, одеваться, есть как душегуб, поймать его проще простого. Только вот, как выясняется, поймаешь, скорее всего, самого себя, если вообще выживешь в этой игре зеркальных двойников. Сугубую — в духе новелл Хорхе Луиса Борхеса — серьезность фильма Триер компенсировал манифестом, приуроченным к премьере: задолго до создания им движения Догма он под влиянием Карла Маркса и Андре Бретона уже испытывал влечение к этому литературному жанру. В манифесте он требовал создания ""фильмов-любовниц", полных жизни". Шутник, однако. Вряд ли можно придумать определение, менее подходящее его болезненному дебюту, полному отнюдь не жизни, а смерти.

"Элемент преступления" (Forbrydelsens element, 1983)

"Повесть о Луи Пастере" (The Story of Louis Pasteur, 1936)

Первый из фильмов о благодетелях человечества, снятых Уильямом Дитерле с неизбежным Полом Муни в главной роли. Не рассчитывая, что зрители будут затаив дыхание следить за опытами основоположника бактериологии, Дитерле решил взять быка за рога. Фильм начинается с мелодраматического выстрела в ночи: вдовец мстит врачу, который, принимая роды у его жены, пренебрег советом Пастера мыть руки и погубил женщину. После такого дебюта борьба Пастера с чинушами и ретроградами и спасение овечек от сибирской язвы воспринимались американскими зрителями почти как триллер. Впрочем, история науки действительно даст фору любому триллеру — Дитерле почувствовал это безошибочно. Российскому же зрителю согреет душу зрелище толпы мужиков, искусанных бешеными волками, которые добрели до самого Парижа в надежде на помощь волшебника-доктора. Приятно слышать, как целые палаты парижского госпиталя гудят и окают: "Спасибо, барин! Век не забудем!"

"Алый Первоцвет" (The Scarlet Pimpernel, 1934)

Сэра Перси Блэкни (Лесли Хоуард) из пьесы баронессы Эммушки Орци, написанной в 1903 году и уже не в первый раз экранизированной в 1934 году Гарольдом Янгом, считают одним из прототипов легендарного Зорро. Как и мексиканский мститель в маске, Перси в дневной своей ипостаси — расслабленный британский денди, способный прочитать целую лекцию о том, как правильно завязывать шейный платок. В ночной — неуловимый Алый Первоцвет, спасающий прямо из-под ножа гильотины французских аристократов, обреченных на смерть якобинцем Максимилианом Робеспьером. Не догадываясь, за каким героем она замужем, его жена Маргарет (Мерл Оберон), которую шантажирует якобинский посол, едва не губит благоверного. Прелесть контрреволюционному шедевру придает то, как язвительно — в духе Уильяма Хогарта — Янг живописует лондонские салоны. И нельзя не восхититься режиссером, снявшим фильм плаща и шпаги без единого поединка или погони, но так, что напряжение не ослабевает ни на минуту.

"Белые ночи Санкт-Петербурга" (Les nuits blanches de Saint-Petersbourg, 1937)

Жана Древиля знали в СССР как автора "Нормандии-Неман" (1960), гимна франко-советскому фронтовому братству. Не иначе как, снимая его, он искупал перед Россией вину за "Белые ночи", радикальную трансформацию "Крейцеровой сонаты" Льва Толстого в цыганочку с выходом. Аристократические салоны Петербурга на экране просто бордели, где шалые графья валят на пуфики хмельных княжон. Благородный служака Иван Боровский (Пьер Ренуар) стреляется, застав жену в объятиях Дмитрия Позднышева (Жан Йоннель), раскаявшийся гуляка перестает бриться и уезжает в деревню. Но женившись на соседской барышне, он сам почувствует себя в шкуре патологического ревнивца, готового стрелять в жену и ее предполагаемого любовника, но, к счастью, стреляющего из рук вон плохо. Забавно, что пианист, к которому герой ревнует жену, носит фамилию почти как у толстовского героя, но слегка приспособленную к реалиям 1937 года. Вы не поверите, но его зовут Тухачевский.

"Общество" (Society, 1989)

Репутация Брайана Юзны испорчена трэшем, который он лет десять снимает и продюсирует в Испании, да и поздние его американские фильмы ("Дантист", 1996) вызывали только рвотный рефлекс. Между тем его дебют — самый виртуозный фильм ужасов 1980-х. До самого финала почти ничего не происходит, просто сгущается ощущение, что в образцовой семье из Беверли-Хиллз, словно перенесшейся на экран из "мыльной оперы", что-то сильно не так. Не зря же 18-летний Билл (Билли Уорлок) чувствует себя аутсайдером в мире улыбок, комплиментов и вечеринок. Не случайно же погибает в ДТП бойфренд его сестры Бланшар (Тим Бартелл), записавший странные звуки, издаваемые родителями его подруги. Но самое страшное, что могут представить и Билл, и зрители, это инцест, ну, вампиризм, ну, садомазохизм какой-нибудь. Экранная реальность превосходит любые ожидания, в финале действительно нетрудно и чувств лишиться. Тем более что никаких объяснений ужасу, достойному воображения разве что Иеронима Босха, Юзна не дает.