CNN выиграла тем, что предложила зрителям по крайней мере три новшества.
Во-первых, мгновенная и прямая передача с места события. Процесс доставки новостей (который в условиях, допустим, фронтового репортажа всегда был не менее сложен и драматичен, чем сам процесс получения информации) упрощен до предела. CNN умеет показать грандиозное событие в миниатюре и гордится тем, что может доставить репортера со спутниковой антенной прямо на место, а затем отстраненно наблюдать за трагедиями истории. Все, что видит репортер, доступно и зрителю.
Во-вторых, информация, приходящая с орбиты, вроде бы не может быть подвергнута цензуре. Путь от холодной войны и баллистических ракет к глобальной системе свободы слова и образа предстает здесь во всей своей парадоксальности. При этом все, вероятно, понимают, что в лучшие годы Главлита он и мечтать не мог о тех возможностях скрытого вмешательства в информацию, которые имеет электронная, компьютерная цензура — ведь даже телевизионное изображение теперь может быть отретушировано.
В-третьих, принцип открытого и максимально простого репортажа. На его фоне манера эмоциональной подачи информации выглядит все более старомодной. Информационное телевидение дало шанс репортерам, лишив их комплекса неполноценности перед газетными обозревателями. Репортеры этот шанс оценили и в самом скором времени штаты CNN были заполнены профессионалами, которые вернули журналистике информационность.
Ряд последних событий — в наибольшей степени война в Персидском заливе и две московские революции — прославили принципы CNN. Каждый раз успеху помогала мировая информационная инфраструктура, которая и присниться не могла журналисту в эпоху ежедневных репортажей Уинстона Черчиля с полей англо-бурской войны. "Бурю в пустыне" CNN наблюдали с обеих сторон бури, и образ репортера, стоящего с микрофоном под небом Багдада, исчерченным траекториями зенитных снарядов, стал фирменным стилем CNN. Вскоре подоспели и московские события, в которых у CNN было заведомое преимущество: Белый дом в результате судьбоносного решения технического или финансового персонала компании оказался прямо под окнами корреспондентского пункта.
Комментаторы появились абсолютно вовремя в лучшей видовой точке и, что не менее важно, сохранили при этом (не только в телевизионных планах, но и в своих текстах) отстраненность и холодность благожелательного свидетеля. Их подключение к эфиру было моментальным и очень эффектным. Репортажи CNN в очередной раз доказали, что в конце ХХ века событие уже не считается событием, если оно не дублировано многократно на экранах телевизоров.
В эти критические моменты CNN предоставил русским зрителям особую возможность взглянуть на свою историю глазами иностранца. В Москве вполне демократичные репортажи CNN подаются как образец элитарной информации (это подчеркивают сами владельцы студии: во-первых, перечисляя в каждой передаче "те роскошные отели, в которых идут прямые трансляции CNN", а во-вторых, намекая на то, что CNN могут смотреть лишь 5 процентов населения Москвы, из которых каждый двенадцатый является boss'ом, то есть, говоря по-русски, начальником). Но в освещении московских событий разница телевидения "старого" и "нового" была явлена с исчерпывающей полнотой.
Русские журналисты по-прежнему использовали навыки фронтовых корреспондентов, решительно укладывая зрителя рядом с собой носом в грязь. На все, что происходило вокруг, мы смотрели снизу вверх. Компания CNN дала зрителю абсолютную точку обзора, и, следовательно, чувство превосходства — реальную возможность смотреть сверху вниз, подобно творцу или стратегу, замечая все, что не видно даже непосредственному участнику события.
В стилистике CNN визуальный образ окончательно побеждает литературный, а смыслом работы становится не познание некоей истины, а наблюдение за происходящим. Тексты и образы CNN обращены к любому зрителю, это тот объективный информационный продукт, который должны бы давать, но не дают газеты. Существует и обратная сторона этого профессионализма — "абсолютный репортаж", переполненный всеми мыслимыми штампами языка, политической корректности и визуального ряда.
Впрочем, не всегда все сходится в одной средней точке. Хотя бы в силу понятной раздвоенности персонажей: комментатор в кадре и оператор. Один думает за вас, другой за вас смотрит. В самом худшем случае картинка состоит только из комментатора, произносящего иногда любопытные, иногда самые банальные сентенции на фоне чего-либо, являющегося в этот день центром мирового внимания: Горажде, Белый дом, Багдад. Картинка становится вариантом туристской фотографии, призванной засвидетельствовать единственное: "Я там был".
Рассматривание фотографии не предполагает непременного соучастия. Это почти взгляд с другой планеты — неизбежно включающий элементы абсолютного непонимания. Комментатор зачастую также не намерен вторгаться в глубинные тайны происходящего. Он лишь описывает очевидные передвижения на телеэкране, иногда публично признаваясь в том, что не улавливает их смысла.
Физически вознося зрителя над историей, TV меняет сам масштаб события, отдаляет его и адаптирует зрителя к самым трагическим зрелищам. Модель происходящего, воспроизведенная на экране, является всего лишь версией реальности, а не ее точной копией. Но версия в итоге начинает формировать саму реальность. Это было с тревогой и восторгом отмечено еще во время конфликта в Персидском заливе, когда война превращалась в захватывающий телесериал "Буря в пустыне". Событие сводится к своего рода компьютерной игре, и зрителю приходится сожалеть только о том, что ему не дано вмешаться в сюжет простым нажатием кнопки.