В сегодняшней России опыт Франсуа Миттерана привлекает особое внимание. Без активной поддержки коммунистов Миттерану вряд ли удалось бы оказаться в Елисейском дворце. Тем не менее его политика мало чем отличалась от политики правых предшественников. Говоря о возможной победе на президентских выборах представителя компартии, многие склонны ссылаться на деятельность Миттерана как на образец прагматичного поведения — поведения левого лидера, который, придя к власти, оказывается не таким, каким был в оппозиции, и начинает, по существу, проводить политику консервативных предшественников. Однако такие параллели вряд ли уместны. Ситуация во Франции 1981 года, когда Миттеран стал президентом, и в России 1996 года совершенно несопоставимы. Миттеран пришел к власти как реформатор, российские же коммунисты выступают с контрреформаторских позиций. Это, конечно, не отменяет тривиального утверждения, что реальная ситуация всегда вынуждает корректировать предвыборные обещания.
В некоторых отношениях (хотя и с чисто формальной точки зрения) лидеры российских коммунистов действительно больше похожи на Миттерана, чем, скажем, на Бразаускаса или Квасьневского. Восточноевропейские посткоммунисты подчеркивали в предвыборных программах преемственность политического курса, предлагая лишь скорректировать его. Напротив, Миттеран, как и российские коммунисты, делал акцент не на преемственность, а на резкий поворот политики, предлагая, в частности, резкое усиление роли государства в экономической жизни.
Менее формальную параллель можно провести в отношении к институту президентства. В период борьбы с де Голлем Миттеран называл себя принципиальным противником президентской системы Пятой республики и клеймил бесконтрольность и абсолютизм президентской власти. Будучи избран, он больше не вспоминал о своем неприятии института президентства. Российские коммунисты в случае избрания своего кандидата скорее всего тоже найдут предлог для забвения ненависти к столь удобному в пользовании институту.
Важнейший же урок для современной России, который можно извлечь из политического опыта Франсуа Миттерана, состоит скорее в другом — в том, сколь сильна инерция предвыборных обещаний даже для такого более чем прагматичного политика, каким был Миттеран. После победы на выборах 1981 года он стал проводить программу социалистов, которая была сформулирована и согласована с коммунистами еще в начале 70-х годов. За короткое время было национализировано около десятка крупных промышленных групп и 36 банков, резко усилен государственный контроль над операциями с валютой. Примерно через год после избрания Миттеран заморозил цены и зарплаты. Результатом преобразований стали рост безработицы и инфляции, большой бюджетный дефицит и падение курса франка. Среди политических последствий стоит назвать резкий рост влияния правоэкстремистской националистической партии "Национальный фронт" Жана-Мари Ле Пена, устойчиво набиравшей на различных выборах 10-11% голосов. Осознав провал социалистических преобразований, Миттеран сначала приостановил их, а после победы правых на парламентских выборах и вовсе повернул вспять: была проведена денационализация, либерализация цен и правил валютных операций и т. д. Во многом благодаря этой смене курса Миттеран был переизбран на второй семилетний срок. Но нельзя не отметить, что при всем своем здравом смысле и политическом опыте Миттеран начал отказываться от программы социалистических преобразований лишь спустя примерно 3 года после избрания. Окончательный же поворот произошел только в 1986 году, т. е. через пять лет после прихода Миттерана к власти. Именно столько времени понадобилось для преодоления инерции предвыборных обещаний.
-------------------------------------------------------
Ъ попросил одного из высокопоставленных чиновников МИД изложить неофициальную точку зрения российской дипломатии на личность Франсуа Миттерана и его позицию по отношению к СССР и России.
Прежде всего, нужно учесть следующее — никаких "особых взаимоотношений Франции и России" не существует. И в этом смысле искать логику в трансформациях отношений Миттерана с советским и российским руководством — занятие крайне непродуктивное. Перифразируя Фонвизина, можно сказать, что француз логики не имеет, да и иметь ее почел бы за величайшее для себя несчастье. И подход французской дипломатии напоминает женский: на первое место ставится выгода конкретная и краткосрочная, а перспективные планы рассматриваются по преимуществу как идеологические символы, от которых впоследствии можно и отказаться.
Единственным приоритетом внешней политики Франции, а соответственно и Миттерана, который впитал все традиции французской дипломатии и должен рассматриваться в одном ряду с такими знаменитыми "лисами", как Мазарини и Талейран, является идея особого места Франции как в Европе, так и в мире. Исторически сложилось так, что Россия играет роль некоей "резервной дубины" в списке прочих аргументов французской дипломатии. Только этим, собственно, и объясняется "дружественная политика Франции по отношению к России (СССР, СНГ)", в том числе и активная поддержка Миттераном демократических преобразований в горбачевский период, сдержанное (а неофициально и вполне лояльное) отношение к афганской войне, равно как и к чеченской, и т. д. Все это — лишь следствие стремления Франции обособиться от общих тенденций в мировой дипломатии, а более всего — от позиции США. Именно отношение к СССР как к естественному сдерживающему фактору имперской политики Америки и стало причиной "временного прискорбного недопонимания" между Миттераном и Ельциным в 1991 году.