Когда на очередном российском предприятии разгорается очередной скандал из-за прав собственности, хочется по привычке сказать: такое возможно только у нас. Однако у этих предприятий есть, оказывается, довольно неожиданный аналог на Западе. Это семейные фирмы.
Завод — та же семья
Семейные фирмы — это акционерные общества, где голосующий пакет принадлежит одному семейному клану. Так вот, если эти фирмы кто-то пытается купить, они ведут себя точно так же, как "Норильский никель" или ЗИЛ при появлении стороннего инвестора. Они не хотят продаваться. Семья-хозяин (обычно потомки основателя фирмы, как правило, весьма плодовитого) всеми доступными средствами борется за самостоятельность предприятия — пусть эта самостоятельность несет с собой сложные или даже неразрешимые проблемы. Те же настроения и у руководителей промышленных гигантов, сидящих на своих местах еще с советских времен. Подвластные им предприятия они привыкли считать своими, семейными фирмами, доставшимися в наследство от общего "отца", Советского Союза. И они уверены, что уж как-нибудь разберутся в своей вотчине — лишь бы никто не мешал.
Как отреагировало руководство "Норильского никеля" на попытку ОНЭКСИМа выяснить, почему 200-миллиардная выручка от проданных еще в 1992 году в США и Швейцарию никеля и кобальта до сих пор не дошла до Норильска? Оно добилось отмены намеченного ОНЭКСИМом на 2 февраля собрания акционеров, где банк хотел обсудить этот и другие вопросы.
Когда компания "Микродин", получив крупный пакет АМО "ЗИЛ", попыталась для начала разобраться со сбытом автомобилей и удивилась некоторым вещам (например, замороженному на уровне 3359 руб. курсу доллара), совет АМО тоже прореагировал весьма решительно. Как уверял в то время президент совета Александр Владиславлев, завод вот только что нашел потенциальных инвесторов, которые выведут его из кризиса, а тут "Микродин" влез и все испортил.
Как лишают независимости
Вообще, если кто-то кого-то захотел купить, то это обычно значит, что тому есть веские причины, а именно взаимная выгода, и остается только поторговаться и ударить по рукам. Волна крупнейших поглощений и слияний в фармацевтическом бизнесе, например, не встречает на своем пути препятствий: AmHS объединяется с Premier Health, а получившаяся компания всего через несколько месяцев сливается с SunHealth. И поскольку речь идет о совместном захвате рынка (AmHS господствует на севере США, SunHealth — на юго-востоке), никто не возражает. "Враждебное поглощение", то есть покупка против желания покупаемого — нонсенс, сбой системы.
И все же западный опыт дает возможность наблюдать не менее напряженную борьбу старых владельцев за независимость. Ярчайший пример — только что закончившаяся эпопея с покупкой крупной международной гостиничной сети Forte еще более крупной фирмой Granada, владеющей телепрограммами, предприятиями общепита и гостиницами.
Forte ведет свою историю от скромного молочного бара, который лорд Форте открыл в 30-х годах в центральном Лондоне. Рокко Форте, сын основателя фирмы, боролся за независимость не менее яростно, чем ЗИЛ и "Норильский никель". Хотя у Forte, как и у российских заводов, были финансовые трудности, требующие вмешательства извне.
Семья Форте управляла своей гостиничной империей, имея менее 50% акций. Granada могла, выкупив у остальных владельцев их акции, получить контрольный пакет. Это она и попыталась сделать, предложив фортевским акционерам, не являющимся членами семьи основателей, в общей сложности 3,9 млрд фунтов стерлингов и сдобрив это предложение обещанием специального внеочередного дивиденда.
Казалось бы, все ясно. Такие предложения, как говорится, обречены на успех, потому что всем выгодны. Акционеры продают свои акции гораздо дороже, чем могли бы это сделать до объявления о враждебном поглощении. Granada, видимо, знает, что делать с фортевскими гостиницами и ресторанами, раз покупает их. Акции Forte растут в цене, что выгодно и членам фамилии. Но они теряют власть, и это главное. Сэр Рокко Форте не собирался отдавать ее просто так.
Его задачей стало немедленное увеличение семейной доли в фирме. Для этого он стал скупать акции. К тому моменту, когда до истечения срока действия предложения компании Granada оставалась неделя, Рокко потратил на скупку уже 14,7 млн фунтов. Потом еще 2 млн фунтов. Чтобы добыть на это денег, семья продала свою американскую цепь отелей Travelodge. Но не только в деньгах было дело. Главное — Рокко нужно было завоевать доверие акционеров, которые в последнее время оставались не слишком довольны его менеджментом. Он начал разговоры о реструктуризации, частью которой и объявил, кстати, продажу американских гостиниц. А в начале февраля сэр Рокко Форте вдруг сделал то, чего акционеры от него так долго ждали: перестал совмещать обязанности председателя правления и исполнительного директора. Действия сына демонстративно одобрил 87-летний лорд Форте: "Рокко всегда нелегко было совмещать должности исполнительного директора и председателя правления".
Но родители редко бывают объективными. Большинство инвесторов заявили, что Рокко спохватился слишком поздно, что это просто жест отчаяния и изменить ничего уже нельзя. А исполнительный директор Granada Джерри Робинсон сказал, что предпринятые Рокко Форте перестановки — "просто бессмысленная смена титулов".
После того как крупнейший сторонний акционер, владеющий более 14% акций Forte, объявил, что переходит на сторону Granada, все стало ясно. Она смогла получить более, чем контрольный пакет, — 66,7% акций. У Рокко ничего не вышло. Акционеры ему не поверили, его властные устремления их не взволновали.
И они были правы. Как показывает опыт, очень немногим компаниям удается избежать враждебного поглощения (в Англии, на родине Forte, за последние 2 года это удалось всего трем из 28 подвергшихся "нападению"). Но еще важнее другое: если и удается убедить акционеров отказаться от заманчивых предложений, пользы от этого никому нет — покупка не состоится, а акции оставшейся на свободе компании начинают падать. Это наверняка произошло бы и с Forte.
Как отстаивают независимость
Знаменитый американский производитель джинсов Levi Strauss, или попросту Levi`s, — тоже семейное предприятие, даже целая семейная империя. Ее пока никто не собирается покупать, но именно на предотвращении этого маловероятного события строится вся ее нынешняя политика в области распределения акций.
Дело в том, что потомки Леви Страуса (они носят фамилию Хаас) необычайно многочисленны. И хотя им принадлежат чуть ли не все акции фирмы (более 95%), никто из них в отдельности не может чувствовать себя спокойно. Вдруг найдется хитрец, который, начав с самых слабых и корыстных членов клана, станет скупать акции. Типичный сюжет для американского сериала: плохой Хаас, который распродает семейное владение; благородный Хаас, который выглядит суровым и чье благородство станет очевидным лишь к концу фильма; покупатель, не гнушающийся никакими средствами. Финальная сцена раскаяния плохого Хааса... Что-то подобное показывали по телевизору.
Все хорошо кончается только в американских фильмах, а реальные Хаасы решили гарантировать свое дело от таких испытаний. В конце прошлой недели стоящие у руля несколько членов клана объявили о начале обширной программы скупки акций у своих родственников, а заодно и у служащих. Цель только одна — защититься от возможных враждебных поглощений. За акцию предлагается $265, при том что реальная ее цена — всего $189. Операция должна завершиться к концу следующего месяца.
Ходят слухи, что достойные кино страсти внутри компании уже разгораются. Среди членов семейства Хаас произошел раскол, и две образовавшиеся группировки стремятся к власти. С одной стороны Роберт Хаас, с другой — его тетушка и соперник Рода Голдман. Племянник борется с ней, скупая акции.
Российские директора, хоть и руководствуются тем же принципом — "сохраним контроль, а там видно будет", — не могут действовать описанным выше методом. "Норильский никель", ЗИЛ и им подобные — все же не семейные предприятия.
Но есть другие способы. Например, РАО "Норильский никель" пошло по пути распыления не принадлежащих директорату акций до атомарного уровня. После этого можно не обращать внимания на владельцев этих атомов.
Это метод, в общем, интернациональный. Есть и чисто российские: доверить акции высоконадежной государственной структуре, то есть госхолдингу. Это не обещает больших перспектив, но зато обеспечивает спокойствие, что, собственно, и требуется.
Как злоупотребляют независимостью
Статистика советует акционерам не верить призывам частных владельцев фирмы. Если уж они противятся враждебному поглощению, которому в принципе почти невозможно противиться, значит, со стратегией у них не все ладно. Основа их политики — оставить все как есть — ясно видна на примере немецкого семейства Дорнье и одноименной фирмы.
Собственно, Dornier GmbH, занимающаяся производством самолетов для местных линий, не совсем семейное предприятие: в конце 80-х более половины акций купила DASA (Daimler-Benz Aerospace AG). Но Дорнье выговорили себе одно право, благодаря чему фактически сохранили руководство: без их согласия Dornier нельзя разделить на части и продать на сторону.
С этого все и началось. Последние два года Dornier была убыточной, и глава DASA Манфред Бишофф решил постепенно от этого подразделения избавиться. Но Dornier состоит из нескольких частей, в числе которых одна белая ворона — медицинское подразделение. Его могут купить только отдельно от других, а для этого нужно согласие всех Дорнье. Их не так много — Конрадо, Камило, Кристиан, Сандра и Сильвиус. Все люди тихие и непритязательные. Но есть еще Мартина Дорнье-Тифенталер, супруга Конрадо. Это настоящая фурия, ее активность с лихвой компенсирует пассивность остальных Дорнье. Для нее главное — сохранить власть. Остальные Дорнье делают все, что она велит, а она и слышать не хочет о разделении фирмы. Как это часто бывает, женщина, попав в семью со знаменитым прошлым, начала думать о нем гораздо больше, чем сами Дорнье. "Нам не нужны деньги. Нам нужно, чтобы фирма Dornier существовала всегда", — говорит она. Дело осложняется тем, что производство медицинского оборудования — исторически первая сфера активности Dornier, а торговать своей историей, считает она, низко. DASA начала было переговоры о продаже Dornier Medizintechnik (годовой оборот 200 млн марок) с одной сингапурской компанией, но из-за протестов Дорнье они заглохли. Дорнье-Тифенталер не остановилась на достигнутом и перешла в наступление: DASA все эти годы, оказывается, плохо управляла старой, уважаемой, отлаженной семейной фирмой, совершала ужасные ошибки и сама во всем виновата, заявила она в интервью Stuttgarter Zeitung. Так что, может быть, DASA уже и не рада, что в свое время связалась со строптивой Dornier.
Что-то похожее есть и во взаимоотношениях ОНЭКСИМбанка с "Норильским никелем". Банк вроде бы хочет разобраться с финансовыми проблемами мирового поставщика никеля (с ноября прошлого года не выплачивается зарплата); выяснить вопрос с вышеупомянутой $200-миллионной валютной выручкой; ликвидировать противоречия между дочерними предприятиями; наконец, оптимизировать финансовые потоки. А для этого нужно внеочередное собрание акционеров. Завод же действует по методу фрау Дорнье-Тифенталер. Система взаимоотношений в "Норильском никеле", говорит его руководство, складывалась 20 лет, и разрыв этих взаимоотношений опасен. И неизвестно еще, какие цели преследует банк. Он запросто может взять и испортить годами отлаживавшуюся систему.
Даже то, что ОНЭКСИМ получил право управления под надзором государства, не смягчает руководство. Если банк — акционер, пусть ждет очередного собрания (оно будет в мае) и пусть его представители сидят на нем и слушают. Как сказал директор "Норильского никеля" по экономике Владимир Механик, почти все перечисленные банком вопросы можно решить и без собрания. Создадим лучше рабочую группу из представителей руководства банка и предприятия и тихо и спокойно во всем разберемся. А что-то можно оставить до майского собрания акционеров. Зачем торопиться?
Незыблемость семейных традиций
Лучше вообще ничего не менять, считают "Норильский никель", Мартина Дорнье-Тифенталер, АМО "ЗИЛ" и другие. В этом и состоят в принципе планы "реструктуризации по-семейному". Изменить, но так, чтобы все шло по-старому. Западные фирмы тяготеют при этом к исторической сфере активности, российские — к привычной для них помощи государства. ЗИЛ, например, хочет, как и раньше, выпускать грузовики. Правда, их никто не покупает. Значит, должно помочь государство. Но, конечно, на современный манер. Прямые субсидии заводу не нужны, лучше скрыть их. Дайте денег армии и сельскому хозяйству, чтобы они купили наши старые, надежные грузовики, больше нам ничего и не надо.
К истории собирался обратиться в случае успеха и Рокко Форте. Он хотел продать менее престижные гостиницы и за счет этого довести до ума дорогую сеть Meridien. Оправдывая свой план, Рокко рассказывал о престарелой чете крупных акционеров Forte, которая приобрела акции, проведя восхитительную ночь в лондонском Meridien. Но не так много подобных случаев: если не поддаваться чувствам и взглянуть на дело по-гранадски трезво, у высококлассных гостиниц Forte нет будущего.
Не выглядит перспективным и стремление семьи Дорнье по-прежнему совмещать медицинский бизнес с авиационным.
Рокко Форте и его престарелый, но все еще бодрый отец. Быстро размножившиеся и все время друг с другом ссорящиеся потомки Леви Страуса. Ленивая семья Дорнье, подавленная активностью золовки. Закаленный северными холодами старый директорат "Норильского никеля". Руководство АМО "ЗИЛ". Всеми ими движут смешанные в разных пропорциях три чувства.
1. Отвлеченная любовь к власти и уверенность, что именно они все сделают наилучшим образом.
2. Страх перед любыми нововведениями, которые принесет появление новых владельцев.
3. И the last but not the least — стремление использовать предоставляемую властью возможность не только принимать обязательные к исполнению решения, но и направлять по своему усмотрению так называемые денежные потоки.