Министр ЧС Сергей Шойгу работал со всеми российскими премьерами. Но приход в Белый дом Путина выделяет из общего ряда. Почему?
— 9 августа юбилей — 10 лет, как Владимир Владимирович стал премьером. Сюжет вот такой — поговорить о стиле Путина как премьера. Из ощущений и впечатлений что запомнилось больше всего?
— Для меня принципиально важным было изменение с приходом Путина общей атмосферы и, если так можно сказать, почерка власти — он стал энергичным и четким. Ведь был период, когда мы по синусоиде ходили вниз-вверх, стояли то на одном краю пропасти, то на другом, и все время было такое чувство, что мы только чудом выруливаем из этих ситуаций. С приходом Путина возник другой алгоритм — из неприятностей выведет не чудо, а объективная, внятная оценка событий. И решения по ним — тоже ясные, конструктивные. Это не совпадало с привычным на тот момент образом нашей власти.
— Вы сразу поверили в эту перемену или, скорее, вам хотелось именно такой перемены?
— Тут дело не в вере или надежде, а в реальных шагах. Я помню действия Путина в Дагестане — в Карамахи, Чабанмахи. Не просто реагирование из Москвы и с экрана телевизора, а непосредственное участие главы правительства в развитии ситуации на месте. Я был участником той поездки. И именно тогда, пожалуй, впервые за много лет увидел уверенность в глазах российских офицеров: вот он, наш командир, — рядом. Это, поверьте, дорогого стоит. Особенно когда такого ощущения давно не было, когда оно почти пропало. Этого не могли не заметить и не оценить.
— Признайтесь, а не было опасений, что все это может оказаться своего рода "дебютной заготовкой"?
— Если честно, тогда многим казалось, что так и есть, что это такая формула старта. Ведь много раз было: бодрое начало, дружно взялись, а потом все быстро сдувалось. Тогда, в августе 1999-го, очень хотелось, чтобы все вышло иначе, чтобы вот эта динамика — по восходящей — продолжалась. И она продолжилась именно так: по восходящей.
— По восходящей — это ни шагу назад?
— Это уверенно и четко — вперед. Для меня, например, главным было, что в самые трудные, самые тяжелые минуты Путин был рядом. Не уходил от проблем, не откладывал их решения, просто был рядом. И речь ведь не только о войне. Помните, весной 2001 года было страшное наводнение в Якутии. Смыло практически весь город, и надо принимать какие-то меры, а финансовое положение в стране, экономика не в самом лучшем состоянии. Я тогда говорил: "Может, вам не следует туда ехать?" А он в ответ: "Ни в коем случае! Надо ехать, надо встречаться". Он там был не единожды, в этом маленьком городе Ленске. И это была не поза, а искреннее желание помочь попавшим в беду людям.
— Правильно ли это, когда всюду требуется только личное присутствие? Страна-то большая, как успеть везде?
— Знаете, я так скажу. Иногда бывают моменты, когда любому человеку, не только руководителю, хочется оглянуться через плечо, чтобы удостовериться: за спиной есть поддержка.
— Неожиданный поворот...
— Скорее — долгожданный. Я вернусь к тому, с чего начал: самым важным, с моей точки зрения, было восстановление давно забытого ощущения, что существует надежная, знающая, что она делает, власть.
— Власть всегда была уверена в своих знаниях?
— Разговор же не о том, что Путин "все предвидел". Во многом ведь решения принимались коллективные. Просто он, ну опять же это мои личные ощущения, он умеет слушать. Он прислушивается. И выработался механизм: мы можем совещаться и дискутировать до тех пор, пока не принято решение. Это ведь как в армии: когда началась войсковая операция, полководец может брать удочку и идти рыбачить, колесо уже не остановить. Если пытаться его останавливать, оно либо тебя придавит, либо поедет не в ту сторону.
— А сама тональность общения? Вот вы, к примеру, сказали о том, что Путин умеет слушать, что дискуссии чуть ли не свободные были. Такая коллегиальность — это особая примета первого премьерства?
— Да нет, все это и сегодня есть. Ничего не изменилось.
— Вот, скажем, ситуация: было принято какое-то решение, а оно оказалось в итоге неверным. Какова реакция: исправить, а потом найти виновных, или просто исправить?
— Если вы заметили, Владимир Владимирович очень дорожит кадрами.
— Иногда это даже вызывает вопросы.
— Да. Очень дорожит. Вспомните тяжелые времена — "Норд-Ост", Беслан, "Курск". Ведь по любому этому случаю можно было устроить разбор, как говорится, до основания. Но спокойно делался анализ, что-то исправлялось, кто-то уходил, кто-то приходил. Но того, чего обычно ждут — "народ собрался на площади полюбоваться на казнь", — вот этого не было. И это важный штрих в стиле управления.
— Но Путин все-таки человек, который больше склонен к ручному управлению? То есть постоянно рука на пульсе, постоянно сам в курсе, на передовой?
— Да. Скорее, да. К этому и ситуация подталкивала. Когда долги по зарплатам, когда не платили пенсии по полгода, когда военные не получали денег, когда о том, что такое детское пособие, просто забыли. Это было очень сложное время, и тогда, я думаю, по-другому было просто невозможно. Надо было идти шаг за шагом, чтобы не допустить ошибок. Не случайно, если вы помните, несколько раз Владимир Владимирович, выступая в разных аудиториях, говорил, что мы прошли тот период, когда страна стояла на грани развала. И это абсолютная истина.
— Что, на ваш взгляд, было тогда самым тяжелым для премьера?
— Осознать, что желаемое расходится с действительным. Казалось бы, огромная, сильная армия, создаваемая многими десятилетиями, а на поверку — все иначе. Вроде бы людей много, а тех, кто готов делать дело, нет. Я помню, он говорил: "Никогда не забуду этих мальчишек с наушниками от плееров, которые ехали на броне в пекло, не понимая, что их ждет". Он очень глубоко переживал это все. Тогда и появилась эта убежденность: несмотря ни на что — ни на финансы, ни на то, что кто-то на Западе что-то говорит, — продолжать укреплять армию. Это и есть выученные уроки того времени: нам ни в коем случае нельзя быть слабыми.
— Нам кто-то реально угрожал извне?
— У меня такое ощущение, что в то время, в период прихода Путина, многие наши друзья в кавычках уже потирали руки: ну все, завершилась советская эпопея, дальше неизбежен югославский вариант — будут разваливаться и разваливаться. Основания для этого были. Помню, ко мне приехал министр по чрезвычайным ситуациям Якутии и говорит: "Мне особенно ничего не надо, просто познакомиться. У нас все есть, у нас всего хватает, в Якутии. Зашел только познакомиться. Если что надо — обращайтесь". Я оторопел: "А кто вас назначил?" "Меня, — отвечает, — президент назначил". Я ему: "Вообще-то у нас министров другой президент назначает". А он в ответ: "У вас свой президент, а у нас — свой". Это все наша страна, наша история.
— У Путина как руководителя есть любимчики? Это и по поводу питерских в том числе...
— Я не припомню, чтобы были любимчики, не замечал. Что же касается, как вы говорите, питерских... У меня внутреннее убеждение: когда я понимаю, что человека избрал народ, ему доверили возглавить государство, он кого должен с собой позвать? Тех, кого знает, тех, кому верит, правильно? И чего тут возмущаться? Вот в США ни у кого вопросов не возникает — раз пришел новый президент, значит, пришла новая команда. Поэтому здесь ничего особенного нет и быть не должно.
— Сергей Кужугетович, а почему именно лабрадора вы подарили Путину? Существует ведь множество пород, а тут именно лабрадор. Намеренный выбор или случайный?
— Случайный. Абсолютно случайный.
— Ну, могла ведь быть овчарка, терьер...
— У нас в службе, пожалуй, наиболее распространенная собака — это все-таки лабрадор. Есть Golden, есть черный лабрадор. Это спокойная, надежная и верная собака. Она работает и в горах прекрасно, и на воде. Выбор случайный. Хотя я сам не ожидал, что эта история получит такое развитие и что Кони станет такой популярной.
— Во внерабочей обстановке, я знаю, вы и рыбу с Путиным ловили, и у костра сидели. Как он на отдыхе: способен отключаться или постоянно говорит о работе, всегда озабочен делами?
— Мое ощущение такое, что да, умеет отключаться. Но есть одна характерная черта: умеет и мгновенно включаться. Как бы ни было хорошо и душевно — возвращается мгновенно. А так человек увлекающийся и очень любознательный. Он хочет, мне кажется, многое увидеть, многое узнать. Одним словом, спешит жить. И хочет сделать свою жизнь интересной.
— Ему, должно быть, тоскливо на этом посту...
— Кто-то из великих сказал: на вершине власти жутко холодно и жутко одиноко. Это наблюдение и я в какой-то части могу подтвердить. Но словами описать невозможно. Огромная ежечасная, ежеминутная, ежесекундная ответственность, которая давит с такой силой, что не позавидуешь просто. Ладно бы стремился, боролся, бился за власть. А тут человек, который пришел действительно вытаскивать страну из того, во что она попала...
— Ощущение этой миссии у Путина присутствует?
— Да. Конечно же да.
— Историей, наверно, увлекается?
— Путин довольно хорошо знает нашу историю, много читает, именно русскую литературу. Я с удивлением узнал недавно, что он сейчас, оказывается, Гоголя перечитывает. Говорит, "очень много там поучительного".
— У Путина в узком служебном общении язык литературный? Никогда не ругается?
— Нет, никогда.
— Даже в острых ситуациях?
— Никогда не слышал. Более того, я не помню случая, чтобы он голос повышал. Но его ровная интонация иногда бывает хуже, чем разнос.