Произнести в атмосфере общей послевоенной эйфории исполненную жестокой правды речь об истинной природе недавнего союзника мог только англичанин — "совершенно особенное животное", как единодушно отмечают исследователи нрава и характера европейских островитян.
Люблю англичан — характерный народ.
Н. С. Лесков. Мелочи архиерейской жизни.
Ожесточенность мартовской речи 1946 года сразу и надолго объяснили прирожденным антикоммунизмом британского лидера. Однако тот же Черчилль позволял себе немалую гибкость в отношениях с СССР — именно ему принадлежит афоризм: "Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о сатане в палате общин" — и жесткость расставания с сатаной не обязательно должна была быть столь чрезмерной. Большинство его американских и европейских коллег весьма плавно растягивали неизбежное farewell forever.
Два капитальных шеститомника вышли в свет в Лондоне в начале 50-х гг. Один, мемуарный, принадлежал перу Черчилля и назывался "The Second World War", другой, сказочный, был написан проф. Толкином и вышел под титулом "The Lord of the Rings". Странным образом столь несходные труды были написаны в общем-то об одном и том же — о том, как "снова и снова — разгром, затишье, но потом Тьма меняет обличье и опять разрастается".
Подражая в поэтике заголовков жившему в XV веке компилятору легенд артуровского цикла сэру Томасу Мэлори, сэр Уинстон Черчилль заключил свою эпопею в рамки того же "снова и снова". Первый том, "Надвигающаяся буря", имеет такой подзаголовок: "Как народы, говорящие на английском языке, из-за своего неблагоразумия, легкомыслия и добродушия позволили вновь вооружиться силам зла". Подзаголовок последнего тома, "Триумф и трагедия", гласит: "Как великие демократии одержали победу и таким образом получили возможность повторить глупости, которые едва не стоили им жизни". В отличие от весьма многочисленных в нынешнем нашем отечестве оптимистов, видящих в афоризме: "Демократия — наихудший способ правления, за исключением всех остальных" лишь остроумный панегирик прогрессивной и устойчивой форме правления, сам автор афоризма явно наполнял его горечью, остро осознавая, что сущностным и неотъемлемым свойством демократии является постоянная игра со смертью.
В этом смысле западные земли всегда будут оставаться островком в море тьмы, а свобода, которую снова и снова приходится отвоевывать в жестокой борьбе, всегда будет источником трагедии — такова цена торжественного "Никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом". Привычная для англичанина мысль о тьме, меняющей обличье, снимает мнимое противоречие между отчаянным вызовом, брошенным не готовой к войне Англией в 1939 году Гитлеру, и вызовом, брошенным ею в 1946 году Сталину. Сказанные страшным летом 1940 года гордые слова "We shall never surrender" были продиктованы не одним лишь отношением конкретно к г-ну Гитлеру, но выражали и гораздо большее — то, как нация в принципе относится к перспективе рабства, не делая тут чрезмерного различия между коричневыми и красными концлагерями.
Два названных шеститомника, так остро проникнутые ощущением трагической цикличности истории, сразу стали бестселлерами, и это свидетельствовало о том, что такая черта мироощущения является чем-то очень важным для нации европейских островитян. Но этим же мироощущением была исполнена и фултонская речь — произнесенная англичанином, она могла быть понята и принята англичанами. А потом — отчасти и другими нациями.
МАКСИМ СОКОЛОВ