Сериал "Исаев" продемонстрировал, почему сегодня нельзя создать хорошее патриотическое кино.
Сериал "Исаев" — в широком смысле — вершина искусства "сытых лет": они начинались с возвращения гимна СССР, а заканчиваются возвращением Штирлица. Не совсем того, конечно — молодого,— но все равно это символический жест. В течение этих лет мы наблюдали реанимацию советских образов в современном массовом искусстве. Например, образа доблестного работника правопорядка — при помощи массового производства телебогинь в милицейских погонах и полубогов в форменных полушубках. Нынешнее ТВ хотело повторить и даже в чем-то превзойти советское. Требовался новый герой, которому хотелось бы подражать, и новые обстоятельства, которые оттеняли бы величие человека и по-настоящему трогали бы зрителя. Когда ТВ убедилось, что создать героя нашего времени из менеджера или опера невозможно, оно обратилось за помощью к образцам прошлого. Стартовал грандиозный проект по реанимации советского кино при помощи эксплуатации, стилизации, приквелов и сиквелов: от классики — Булгакова и Достоевского — до ремейков культовых советских фильмов, таких как "Ирония судьбы-2" или "Возвращение мушкетеров".
Образ Штирлица, однако, являлся до последнего времени недостижимой вершиной для нашего ТВ. Это был памятник прошлого и одновременно и немой укор, и вызов телевидению: мол, со всей вашей хваленой техникой создать такого героя, как Штирлиц, вам слабо — который так тонко и лирично пропагандировал патриотизм и которого бы так беззаветно любила вся страна. "Невозможность Штирлица" имела и культурный аспект: имелось в виду, что сегодня Штирлица нельзя повторить еще и потому, что актеры не способны так растворяться в роли, что разучились писать хорошие сценарии и т.д. Перекраска "Семнадцати мгновений весны" на телеканале "Россия" была первой попыткой "прислониться к большому стилю", приватизировать культовый фильм. Причем в этом усматривалось что-то вроде языческой мести телезрителю: ах, ты, старый пень, до сих пор любуешься своими черно-белыми "Мгновениями" с потрескавшейся пленкой, с дедовскими звуком и цветом? Так знай: ничто не вечно! Нелепее всего было то, что помимо улучшения качества фильма (сомнительный тезис) — "Семнадцать мгновений" еще и сократили — "убрали лишнее". У одних это вызвало ощущение трагедии, и в каком-то смысле неприятие "Исаева" является такой же языческой местью телезрителей за сокращенного и перекрашенного Штирлица. Те, кто похитрее, говорили, что это на самом деле готовят площадку для "Исаева", чтобы приквел не слишком выбивался из цветовой гаммы.
Урсуляку пришлось тяжело: ему надо было сделать в первую очередь даже не чтобы "понравилось", а чтобы не оскорбить любовь миллионов к образу Штирлица. Невероятно — но это ему как раз удалось, что еще раз подтвердило его талант стилизатора, тонкого ювелира от кино. Наименьшее количество упреков и наибольшее похвал приходится на счет актера Даниила Страхова, который создал удивительной красоты копию Тихонова-Штирлица. Утверждаю как фанат "Мгновений" — я видел фильм раз сто, не меньше, и помню его наизусть. Страхов скопировал до нюансов и черточек не только внешние манеры, но и внутреннюю, так сказать, работу души. Перед нами действительно молодой Штирлиц: движения энергичнее, взгляд молодцеватее, франтоватее, веселее — с той же теплой усмешкой, но еще лишенный горечи. Это какая-то компьютерная программа — есть такие в интернете,— "узнайте, как вы будете выглядеть в старости", только тут совершена обратная операция.
Однако эта несомненная удача кино не выручает. Не страшно, что почти весь актерский состав в "Исаева" перекочевал из сериала "Ликвидация". Страшно, что ничего в актерах не изменилось: Маковецкий и в прочих фильмах играет одного и того же русского интеллигента, как и Пореченков — одного и того же белого офицера. Это создает комический эффект, а также подчеркивает шаблонность, схематичность графа Воронцова или писателя Никандрова. Отличие советской и нынешней актерских школ состоит в том, что современный актер не перевоплощается в роль, а постоянно, в каждом кино воспроизводит себя — то, что ему лучше всего удается. Еще и по этой причине ты видишь не один сериал "Исаев", а десяток — один про Пореченкова, другой про Маковецкого, третий — про Раппопорт и т. д. Говорить о сыгранности, об актерском ансамбле не приходится вообще: каждый играет по себе, актеры не складываются в фильм. В этом также проявляется невозможность в наше время создать единое полотно, скрепить реальность в единый замысел.
Да и враги Штирлица — эстонские, японские или немецкие разведчики — смотрятся какими-то пародиями на негодяев из среднебюджетного советского кино. Первая часть "Исаева" является, кроме прочего, еще и нескрываемо антиэстонской, с дописанными к тексту Семенова репликами вроде "Я приехал в Европу... Или мне казалось, что я приехал в Европу". Это соединение высокой ноты Исаева и какой-то пропагандистской шутихи а-ля 1970-е создает неприятный контраст. От этого разностилья, от этой разнонаправленности задач — эстетических и идеологических — фильм производит ощущение разыгравшейся стенокардии: напряжение и глубина все время скачут вверх-вниз.
Чтобы избегнуть "скучных" вопросов о том, за кого фильм, за белых или за красных, Урсуляк решил создать "детектив без идеологии", этакое похождение советского Фандорина. Но в итоге оказался в ловушке: очистив фильм от "морали", сосредоточившись на стрельбе и погоне, он "потерял" материал. Сюжет перестал работать, потому что неясна мотивация героев. А без четкого ее понимания создать убедительное кино на патриотическую тему невозможно. Герои Семенова всегда существуют в ситуации противостояния — "свои и чужие", "враги против наших". Условно говоря, без любви к родине и ненависти к врагам ни Штирлиц, ни Исаев невозможны. Иначе просто непонятно, почему этот тонкий, интеллигентный Исаев (образ, которым так гордятся до сих пор чекисты) воюет на стороне большевиков, при том что его враги, белогвардейцы, выглядят гораздо благороднее, чем коллеги-чекисты.
Урсуляк не скрывает (и в ряде интервью говорит об этом), что симпатизирует "белым". Симпатия не столько отражает авторскую позицию, сколько внутренний хаос и раздрай, которые живут в сознании всего общества. Симбиоз двуглавого орла и гимна СССР, "красные" являются продолжателями "белого дела", современная Россия — наследница одновременно и СССР, и Российской империи. "Исаев" вполне в духе времени отражает эту идею современного "многобожия": нам предлагают сочувствовать и графу Воронцову, и интеллигенту Никандрову, и красному разведчику Исаеву. На самом деле, однако, это не примирение, а безволие, нежелание и боязнь сделать выбор. Тем самым зрителя просто отваживают от действительно ключевых, важнейших для общества вопросов, главный из которых — выбор пути, вектор нравственного движения.
Это опять же не только проблема режиссера Урсуляка, это общая беда нашего времени, которое способно создавать высококлассные копии, но, увы, не способно создавать ничего собственного.