То, что статуя наконец восстановлена,— это большая радость и даже подвиг со стороны реставраторов. Работа у них была очень сложная. Вера Игнатьевна Мухина в 1937 году придумала делать эту статую как самолет — внутренний каркас и оболочка сложной кривизны из тонкой стали. Но самолет как бы одноразовый: его должны были смонтировать в Париже на выставке, показать, потом разобрать, и все. Феноменальный успех этой скульптуры привел к тому, что его решили вернуть в Москву и поставить на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (ВСХВ), но при этом в Париже монумент распилили не по швам сборки, а как придется, и собирали из уже дважды собранных и распиленных кусков. На заседании по установке статуи на ВСХВ профессор Петр Ионович Львов, автор технологического решения монумента, предупреждал: "она останется временным сооружением, а не постоянным, на срок пять-шесть лет". Статуя простояла до 2003 года. У нее сгнил внутренний каркас, разрушилось около четверти листов покрытия, вдобавок к этому почти шесть лет она лежала разобранная на части, потому что работы по реконструкции финансировались в экзотическом режиме. То, что ее удалось собрать и заново поставить, по сложности работы равносильно тому, как если бы сегодня был воссоздан самолет "Максим Горький", причем с использованием сохранившихся после катастрофы фрагментов, и это бы еще летало. Так что коллективу реставраторов во главе с Вадимом Церковниковым вполне можно было бы поставить небольшой памятник рядом с воссозданным ими монументом.
Проблема в том, что эта статуя — часть более сложного монумента, павильона СССР на выставке 1937 года, созданного Борисом Иофаном. И сейчас даже сочинили что-то похожее на этот павильон. Как бы по мотивам, но с другой стороны — сильно отличающееся.
Я просто перечислю отличия. На выставке в Париже высота павильона была 37,5 м от земли (34,5 от стилобатной части). В Москве тоже 34,5, но от земли. При этом в Париже павильон стоял на набережной, высота набережной около 13 м, и его фотографии были сделаны в основном со стороны Трокадеро, так что статуя появляется примерно на 50-метровой высоте. В Париже длина советского павильона была около 130 м — сейчас около 40. В Париже павильон был отделан гранитом. И сейчас тоже гранитная плитка, только современная, используемая для вентилируемых фасадов и мест общего назначения. В Париже весь павильон был из камня, а в Москве для выразительности использован металл, из него сделаны прямоугольные тяги, напоминающие профиль для гипсокартона. Глядя на эти элементы, вспоминаешь слова Бориса Иофана на заседании в связи с установкой статуи на ВСХВ в 1939 году: "По поводу пьедестала: делать из нержавеющей стали совершенно недопустимо (дешевая вещь!)". В Париже в 1937 году весь гранит был одного тона. Сейчас на отделку гранитная плитка пошла двух сортов, потемнее внизу (темно-коричневая) и посветлее вверху (почти бело-кремовая), а в середине — в свободную шашечку, символизирующую переход одного в другое.
Это удивительное решение. Если бы Вадим Церковников действовал так же, как архитекторы, то он должен был бы воссоздать эту скульптуру в два с половиной раза короче, чуть пониже и еще раскрасить в шашечку. Вероятно, такой изыск всех бы поразил. Борис Иофан — великий архитектор, это здание вошло во все учебники. Он сам придумал статую на своем павильоне, Вера Мухина уточняла его замысел, так что соотношение размера статуи и длины павильона — это прямо так и было задумано. Сегодняшний коротенький павильон выглядит обрубленным именно из-за нарушения идеи Иофана. Архитекторы института "Моспроекта-4" под руководством президента Союза архитекторов России Андрея Бокова это разработали. Один из них, Борис Уборевич-Боровский, даже на своей странице в "Одноклассниках" пишет как о своем главном жизненном достижении, что он поставил "Рабочего и колхозницу" на должную высоту. То есть они этим гордятся. И надо как-то объяснить глубокую разницу в поведении между архитекторами и скульпторами.
У журналистов так бывает, что сталкиваясь с несообразным решением, подозреваешь, что человек, его принявший,— сугубый недоумок, и бросаешься его разоблачать. В этот момент важно удержать в голове одну мысль: сама по себе идея восстановить павильон Иофана очень проста, вряд ли она могла не прийти в голову людям, которые шесть лет занимались этим сооружением. Не надо их разоблачать, может оказаться, что недоумок — кто-то другой. И действительно, стоит немного углубиться в историю восстановления "Рабочего и колхозницы", как все становится ясно. Архитекторы как раз начали с того, что предложили восстановить павильон Иофана в полном объеме, и в 2002-2003 годах именно эта концепция считалась основной.
А дальше произошло вот что. Мэр Юрий Лужков вдруг заявил, что видит "Рабочего и колхозницу" в составе нового торгово-выставочного комплекса. И предложил архитекторам начать проектировать этот комплекс. Они и проектировали, шесть лет проектировали, потому что Юрий Михайлович все время фонтанировал идеями, и все ему там виделось что-то разное. То "Рабочий и колхозница" вставали на 34-метровый "пенек", со всех сторон окруженный магазинами, то в 2006 году он заявил, что они должны увенчать собой подземную парковку для всей территории ВВЦ, то в 2007 под ними должен был расположиться Музей кино, то родилась идея грандиозной реконструкции всей территории ВВЦ со строительством до 1 млн кв м новых площадей, и заниматься этим должна была Mirax Group. Архитекторы все рисовали и рисовали. Их можно упрекнуть только в том, что никто из них не сказал мэру: "Юрий Михайлович, да успокойтесь вы, это у вас коммерческий морок, припадки недостойной вас жадности, надо просто отдать дань прошлому и восстановить павильон как он был". Но как тут упрекнешь, когда Юрий Михайлович такой неуемный пассионарий. Подломил его только кризис, когда стало ясно, что Mirax Group — это фирма, про которую, во избежание судебных исков, можно сказать только, что у нее все исключительно в порядке, и поэтому восстанавливать монумент надо за деньги из городского бюджета. "Рабочий и колхозница" были выведены из состава инвестиционного проекта, Юрий Михайлович объявил на это тендер, который выиграла фирма его жены, потому что больше отчего-то никто даже участвовать в этом тендере не стал. И восстановили.
Тактика архитекторов во всей этой истории видится в том, чтобы делать что велят, одновременно пытаясь сохранить максимум Иофана. Огрызок Иофана у них и получился. И он теперь стоит, окруженный пустотой. А на ней, надо полагать, Юрию Михайловичу еще видятся какие-то инвестиционные площади, которые можно будет освоить, когда кризис кончится. Более или менее понятны и облицовка офисной гранитной плиткой, и металлические тяги — такая фасадная отделка производится массово, стоит приемлемо. А вот тяг дешевых не найдешь, пришлось металлические делать. Ну, то есть строительство экономное, как выражался Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, "применительно к подлости". Но вот шашечку я объяснить не в состоянии. Тут какой-то все ж таки не коммерческий, а художественный замысел.
Я могу предположить, что это пиксели. Такое бывает, когда картинку в слабом разрешении растягивают на весь экран, и цвета переходят один в другой как бы квадратиками. Это признак или дешевого фотоаппарата, или халтурной работы, когда времени было мало, и прорисовывать всерьез никто не стал. Очень современно выглядит. Нет, это прекрасная архитектурная работа. Ведь павильона Иофана в Москве не было, а нужно было создавать что-то новое, соответствующее сегодняшнему дню. А что такое в целом московское строительство эпохи Юрия Михайловича Лужкова? Это такое воспоминание о сталинской реконструкции Москвы, только окарикатуренное и с коммерческим душком. Лучшим памятником этому муниципальному демиуржеству и стали "Рабочий и колхозница". Огрызок Иофана символизирует, что все у Юрия Михайловича, как у Иосифа Виссарионовича, только пониже, покороче и облицовано дешевенькой плиткой из мест общего пользования. Ну и с претензией на современность.