Те, кто отмечают предоперационный период президента Ельцина недвусмысленными заявками на престолонаследие, исходят из простой логики: выгоды от ранней заявки важны и многочисленны, а наказывать за преждевременное погребение правителя никто не будет.
Покуда врачи лишь готовят Ельцина к операции, ген. Лебедь, не укрываясь за отговорками этического характера, по-военному прямо говорит интервьюерам о своих видах на президентство, а мэр Москвы Юрий Лужков, предоставив большинству центральных газет большие налоговые льготы, объявил о создании постоянно действующего при мэрии круглого стола глав региональной исполнительной власти — фактически Совета Федерации #2. В период ленинской болезни Сталин, Зиновьев и Троцкий вряд ли были в состоянии вести себя более откровенно. Создается впечатление, что перейден важный барьер — президент РФ и прежде имел проблемы со здоровьем, но никогда прежде диадохи до такой степени не пренебрегали нормами общественного лицемерия.
Кроме того, что лицемерие — это совершенно не тот порок, от которого склонны страдать Лебедь и Лужков, отсутствие лукавства стимулируется еще и массой других причин.
Очевидны медицинские причины. Оставляя в стороне мысли о худшем (то есть — смотря для кого худшем) исходе, заметим, что и самый благоприятный исход лечения означает длительную — очевидно, до конца года — оторванность Ельцина от нюансов подспудной борьбы за власть, и нет уверенности, что, дав столь сильную временную фору диадохам, даже и совершенно оздоровившийся президент смог бы восстановить никем не оспариваемую "блестящую изоляцию". Очень уж велика потеря темпа.
Вероятно, до 16 июня 1996 г. даже и такое соображение не вполне воодушевило бы диадохов на откровенные действия. Могло бы сработать опасение, что у президента хватит сил если и не для восстановления status quo, то уж точно — для страшной мести, и, даже стоя одной ногой в могиле, он не остановится перед тем, чтобы, подобно древнему Марию, перерезать (политически, конечно) всех своих соперников и остаться наедине с письмоводителем. Выборы, проведенные в срок и более или менее правильным образом, показали, что, вопреки мнению политологов, Ельцин — не Марий, не Тиберий и не Иоанн IV, а правитель, достаточно приверженный конституционным принципам властного преемства, и никаких свирепых мер можно не опасаться. Тормоз, именуемый страхом, 18 июня — 3 июля был снят, а о другом тормозе, т. е. чувстве приличия в нашем случае и говорить неприлично.
Зато со стимулами к борьбе за верховную власть все обстоит наилучшим образом. Популистская логика, определяющая политический стиль двух наиболее активных претендентов, предписывает беспрестанную активность — остановившийся велосипед падает. Стабильная работа в рамках своей компетенции для популиста убийственна, ибо немедленно встает вопрос об уплате по необъятным политическим кредитам. Единственный способ уйти от этого вопроса — это заполучить новые кредиты под новую борьбу.
Лебедь оказался заложником Чечни, причем не столько в том интригующем смысле, который имеют в виду его приверженцы (конкуренты Лебедя готовы-де заново разжечь войну, лишь бы помешать триумфальному восхождению генерала на престол), сколько в смысле менее хитром и более печальном. Чеченский конфликт порожден не чьей-то злой волей (которую ныне одолела добрая воля Лебедя), а объективно крайне тяжким столкновением трех цивилизаций: позднепервобытнообщинного строя Чечни, посткоммунистической России и все более беспардонно вмешивающегося в проблему постиндустриального Запада (история с приглашением в Страсбург Лебедя и Масхадова). Зажатая между чеченским "отчего не воровать, коли некому унять" и западным "умри ты сегодня, а я завтра" Россия либо покорно примет эти условия — что никак не пойдет на пользу лебедевской харизме, либо в какой-то момент упрется — что обессмыслит всю лебедевскую капитуляцию. Борьба за престол жизненно необходима Лебедю, ибо в ходе борьбы неизбежно явятся конкуренты, на тайные козни которых и можно будет списать чеченское фиаско.
Столичный мэр оказался не менее жалобным заложником своего образа "отца-градоначальника", который базируется на слиянии властных и хозяйственных функций и на беспрестанной внешней финансовой подкачке, позволяющей предпринимать публичные акции и осуществлять дорогостоящие проекты. Иссякание притекающих извне ресурсов (как то можно видеть на примере Приморского края, а еще раньше — на примере ряда государств Африки) означает острейший экономический и политический кризис. Единственный способ отодвинуть его — это властная экспансия с муниципального на общефедеральный уровень. Это не говоря о том, что борьба за престол — как и в случае с Лебедем — всегда позволяет списать порожденные объективными причинами кризисные явления на субъективные хитрости политических оппонентов.
При открытии сезона борьбы ситуация делается для запутавшихся популистов беспроигрышной: победа ценна сама по себе, а поражение создает ореол страдальца, что снимает вопрос об оплате по прежним политическим кредитам. Если бы ельцинской операции не было, ее стоило бы придумать.
МАКСИМ СОКОЛОВ