Якорный Бабай

О скором уходе с поста и вообще из политики объявил первый и, казалось, вечный президент Татарии Минтимер Шаймиев. Человек, который очень не хотел, чтобы его республика была маленькой Россией, и счел свою задачу выполненной, когда Россия стала большой Татарией.

ШАМИЛЬ ИДИАТУЛЛИН

Именинник

Последние два десятка лет Минтимер Шаймиев предпочитал накануне 20 января покидать Казань. Краткий отдых или командировка позволяли ему переждать в сторонке вал поздравлений от подчиненных, коллег и прочих поклонников. В этом году Шаймиев встретил 73-й день рождения на рабочем месте, мужественно вынес цунами наилучших пожеланий и только день спустя отправился в Москву. Не столько на заседание Госсовета, сколько за подарком. Которым стало согласие Дмитрия Медведева не выдвигать в марте татарского лидера на пятый президентский срок, а предложить на эту должность премьера Татарии Рустама Минниханова, опекаемого Шаймиевым 14-й год (в прошлую среду его кандидатура была официально внесена Медведевым на утверждение республиканского парламента).

Попутно два президента подарили политологам замечательный образ российских выборов, в рамках которых сначала утверждается победитель, а уже потом ему подбираются декоративные конкуренты. Ведь глава страны сперва вполне определенно пообещал представить татарскому парламенту для утверждения Минниханова и лишь три дня спустя официально утвердил единороссовский список из трех кандидатов (помимо президента и премьера в него вошел спикер Фарид Мухаметшин). Впрочем, это не первый и не главный подарок Шаймиева России за 20 лет руководства регионом, который превратился из двунадесятой автономии Союза в как бы полноценную республику (ненадолго), самопровозглашенное почти государство (надолго) и ролевую модель для всей страны (похоже, навсегда).

Надо иметь в виду, что Шаймиев крепко увлечен творчеством Льва Гумилева: цитирует его, посетил могилу в Питере и даже Петербургскую улицу в новодельном центре Казани велел увенчать статуей не русского шовиниста Петра Великого, а великого евразийского ученого. Между тем создатель теории исторической пассионарности и его последователи, как известно, доказывают, что почти всем хорошим в своей истории Русское государство обязано татарам и немножко монголам. И эти доказательства — сущий бальзам для израненных татарских душ, почти каждая из которых хоть иногда разрывалась желанием объяснить всем-всем что-нибудь про свое отличие от злобных монголов, хищных кочевников и просто некрасивых оккупантов.

Доподлинно неизвестно, был ли такой душераздирающий момент в жизни Шаймиева. Но, наверное, был. Иначе он не заявил бы в интервью "Власти", подводя итог своему третьему тогда еще сроку: "И отношение к татарскому народу изменилось за эти годы... После того как не у одного поколения вырабатывали негативное отношение к татарам, связанное с татаро-монголами".

Помимо прочего гумилевский подход позволяет не жаловаться на неудачу с суверенитетом, а с горькой гордостью констатировать, что татары в очередной раз выполнили миссию фермента, который долго сопротивляется поглощению, а потом перестраивает поглотившего по собственному образу и подобию. Мусульманская Волжская Болгария покорилась языческим монголам, которые тут же взялись принимать ислам. Остатки Золотой Орды ушли под Московию, которая восстановила границы татарского государства под названием Россия. А теперь, стало быть, тихая патерналистская Татария пожертвовала независимостью ради того, чтобы лучшие ее достижения вроде непрямых выборов, торжества госкорпораций и абсолютной президентской власти стали основными качествами современной России.

Шахматист

Поначалу-то ни о какой образцовости говорить не приходилось. Шаймиев шел в ногу с большинством региональных руководителей разваливающегося Союза, причем нечаянное соревнование с Борисом Ельциным получилось вполне занимательным. Первый секретарь Татарского обкома Шаймиев пробыл в этой должности всего полгода, а в апреле 1990-го занял пост главы Верховного совета. Первый секретарь Московского горкома Ельцин, выбитый из партийной элиты еще в 1987-м, возглавил российский парламент месяцем позже — зато подписал Декларацию о государственном суверенитете РСФСР уже через две недели. Шаймиев утвердил суверенитет Татарской ССР (лишенной по торжественному случаю унизительной приставки "автономная") лишь два с половиной месяца спустя. Зато президентом Шаймиев стал в один день с Ельциным — 12 июня 1991 года. Да так ловко, что все желающие жители республики могли считать своим президентом только Шаймиева. Ведь федеральные выборы в Татарии были признаны несостоявшимися: в них приняло участие всего 36,5% избирателей (45% из них выбрали Ельцина). В тот же день на тех же участках за татарского президента проголосовало почти вдвое больше народу (63,4%), и 70,6% отдали голоса безальтернативному Шаймиеву.

При этом заядлый шахматист Шаймиев всегда действовал в пределах правил, даже если закрученные им комбинации ошеломляли партнера, который вообще-то сел в "чапаева" порубиться. Например, он провел через депутатов постановление о том, что "Татарская ССР официально не участвует в выборах, но оказывает заинтересованным гражданам республики содействие в реализации их избирательного права в день выборов президента РСФСР". Ясно, что заинтересованной оказалась лишь часть русскоязычных горожан, а почти все селяне — спасибо районным администрациям — интереса к чужим разборкам не проявили. Логика определяла и уверенную тональность дискуссий о суверенитете: согласно советской Конституции, автономные ССР являются государствами, то есть орудием политической власти, вот и не мешайте нам эту власть применять. Или позже: по Конституции РФ республики являются государствами и обладают суверенными полномочиями — так что просим на них не покушаться.

Волейболист же и теннисист Ельцин прославился умением переворачивать доску и переводить партию в городошный турнир. Так что игру в независимость каждый из свежеобразованных президентов строил в собственной манере и исходя из оригинальных соображений. Ельцин пытался выдернуть страну из-под Горбачева. А Шаймиев старался найти республике место в пространстве, образованном этим выдергиванием. Старое место национальную элиту не устраивало категорически по двум причинам — арифметической и языковой.

Арифметика заставляла татар постоянно сравнивать свое население, территорию и экономику, например, с прибалтийскими и страшно огорчаться по поводу того, что такие мелкие "они" куда статуснее таких крупных "нас",— а затем по тому же примеру возмечтать и о полной независимости. На этом и играл Горбачев, обещавший превратить ТАССР в полноценную республику обновленного Союза. Ельцин обещал вообще все на свете, но татарская верхушка уже привыкла к нему всерьез не относиться. Вот Горбачев и союзный статус — это казалось вполне серьезным.

Проблема, понятно, была не в голом статусе, а именно что в языке. Шаймиев до сих пор рассказывает, как тяжело было после татарской школы сдавать приемные экзамены в вуз на русском: ключевые фразы и обороты для сочинений пришлось просто учить наизусть, как стихи. Неудивительно, что объявление татарского языка государственным наравне с русским и национальный стандарт образования сразу стали для Казани делом принципа — и остались таковым даже после того, как другими принципами (суверенитет, гражданство, собственность) под напором Москвы пришлось поступиться. И только убедившись в том, что последний редут сдавать не придется, Шаймиев завершил прерванное десять лет назад давнее соревнование с Ельциным: в похожих выражениях объявил об отставке и представил преемника.

Счастливчик

Минтимер Шаймиев появился на свет в многодетной семье раскулаченного крестьянина, умудрившегося стать председателем колхоза. Фамилия Шаймиев досталась ему не сразу. До начала поголовных паспортизаций фамилии в деревнях считались чистой проформой и совпадали с отчеством — а имени Шайми в природе нет. Это сокращение от Шаймухаммет, попавшее в документы по недоразумению и лишь на одно поколение: дети Шагишарипа Шаймухамметовича Шаймиева записывались уже Шариповыми. Но девятый ребенок из десяти решил оставить себе отцовскую фамилию — из уважения к родителям. Которые, кстати, придавали именам мистическое значение. Мальчики в семье умирали в младенчестве, до тех пор пока пятому сыну не дали "железное" имя Хантимер. Ребенок выжил, и следующий сын стал Тимером — с приставкой "мин", которую добавляют к имени новорожденных, отмеченных счастливой родинкой (версия, согласно которой имя Шаймиева переводится как "я железный", поддерживается героем, видимо, из вежливости и простоты ради).

Минтимер вырос, окончил школу и сельхозинститут (учиться на прокурора отговорил отец), работал механизатором в татарских колхозах, поднимал казахскую целину вблизи Семипалатинского ядерного полигона, в 25 лет стал чуть ли не самым молодым в Союзе управляющим "Сельхозтехникой", а в 29 лет получил орден Ленина. Молодой орденоносец тут же пошел по партийной линии и уже в 32 года оказался опять-таки одним из самых молодых членов правительства ТАССР, возглавив министерство мелиорации и водного хозяйства. В важном, но не слишком заметном кресле Шаймиев застрял аж на 14 лет, но потом новый генсек Юрий Андропов начал бороться с не придуманным еще застоем в том числе и внедрением моды на омолаживание кадров. Главный татарский мелиоратор вдруг стал первым зампредом правительства республики, почти сразу — одним из секретарей обкома, а к 1985 году пересел в кресло руководителя совмина.

Этот пост был не очень хорошим карьерным трамплином — глава правительства выглядел не впечатляюще на фоне политических тяжеловесов Гумера Усманова и особенно Фикрята Табеева. Но Табеев, отработавший семь лет послом в воюющем Афганистане, решил не возвращаться в республику, хозяином которой был 20 лет, а стал первым зампредом правительства РСФСР. А его преемник Усманов как раз очень удачно (так считалось) раскритиковал от имени регионов Ельцина, раскалывающего страну и партию, и был переведен Горбачевым в секретари ЦК КПСС. Преемником он выбрал и вроде даже утвердил в Москве секретаря обкома Ахметзяна Булатова. Поскольку даже партийные выборы тогда модно было проводить на альтернативной основе, пленуму обкома почти что ради галочки предложили рассмотреть еще две кандидатуры — Шаймиева и Рината Галеева, партийного начальника Альметьевска, нефтяной столицы республики. Галочка оказалась убийственной: Булатов набрал меньше всех голосов и выбыл из борьбы, другие же кандидаты получили примерно поровну и попытались заявить самоотвод. Но Усманов настоял на переголосовании днем позже — и Шаймиев одержал уверенную победу.

Недоброжелатели объясняли решение пленума интригами главы аппарата совмина ТАССР Халяфа Низамова. Сторонники — тем, что Булатов успел напугать номенклатуру жесткостью подходов, а Галеев сам не слишком рвался в партийные лидеры, мечтая вернуться из горкома в "Татнефть" (ее гендиректором он и был назначен спустя несколько месяцев). Низамов же стал правой рукой Шаймиева — а потом организовал патрону главное моральное потрясение жизни. Ну а Шаймиев, пожалуй, впервые продемонстрировал ошеломляющее разнообразие мягкого прохождения любых дистанций и препятствий.

Бабай

Примерно со второго срока Шаймиева стали всенародно называть Бабаем (Дедом). Прозвище вызывало недоумение у незнакомых с тюркскими языками россиян, искренне не понимавших, чего такого страшного в улыбчивом президенте. А это недоумение, в свою очередь, наводило оторопь на знакомых с тюркскими языками россиян, которые не могли понять, чего такого страшного или, допустим, екарного, в любом деде.

Удивляться-то и правда нечему. Дедами в России называют едва ли не всех пожилых губернаторов и президентов, а, например, Муртаза Рахимов в Башкирии тоже известен как Бабай. Происхождение фольклорного Бабайки, несмотря на обилие версий, тоже очевидно: в патриархальной татарской семье дед был самым главным, им мать и пугала раздухарившихся детишек. Остальные трактовки (что "екарный" значит "якорный", потому что так именовали страшилище, откусывавшее якоря у лодок; или что так звали опытных дедков, которые выставляли длину якорных тросов для плавсостава и бакенов) — народные домыслы.

Впрочем, сегодня у термина "якорный" есть и другие значения. А роль патриарха, мудро наблюдающего за событиями чуть сверху и вмешивающегося только для того, чтобы быстро навести порядок и вернуться к мудрому наблюдению, Шаймиевым досконально освоена еще в начале 80-х. Именно под таким наблюдением Татария занималась поиском особого пути, мягким вхождением в рынок и реальным наполнением суверенитета.

Наполнение происходило из удивительно разнообразных источников. Республика провела двойную приватизацию, выпустив собственные ваучеры и при этом сохранив большинство предприятий под своим контролем (затем эти бумаги переходили в управление суперхолдингов, которые должны были вдохнуть в заводы новую жизнь и привлечь инвестиции). Решила стать центром всех татар и по просьбе иностранной их части объявила о введении латинской графики. Нарастила число уроков татарского в школах до объемов, сопоставимых с числом занятий русским языком. Протаптывала дорогу на Запад и Восток, пытаясь напрямую продавать нефть и скупать НПЗ в Турции и на Украине. Несколько лет хранила бренд КГБ, отказываясь переименовывать местное управление ФСК-ФСБ. Ввела обязательные сборы с выручки предприятий в спецфонд, из которого финансировалась программа переселения из ветхого жилья. Подкармливала голодающую оборонку, в том числе натурально — мешками с крупой и сахаром, а потом указывала Москве, что кто кормит, тот и хозяин. На 100% газифицировала сельскую местность, потому что так ведь решили в 1984 году. Наладила ежегодное товарное кредитование села в обмен на изъятие большей части урожая, что позволило поднять урожайность до рекордного уровня, но минимизировало выделение из колхозов самостоятельных фермеров. Закрывала границы республики для соседской водки, которая, конечно, вся некачественная и паленая.

Определенное обаяние в этом находили не только местные чиновники, сплошь записывавшиеся в уроженцы деревни Аняково или хотя бы Актанышского района, строившие ипподромы в каждом районе (потому что президент любит лошадей) и обогатившие активный лексикон любимой вводной конструкцией Шаймиева "почему — потому что". Многие находки Казани быстро перенимались и Москвой. Через год после того, как Шаймиев велел собрать все ЛВЗ в единую суперкомпанию "Татспиртпром" (с формулировкой "пока вы все там друг друга не перестреляли"), в Москве появился аналогичный "Росспиртпром". Госкорпорации, забирающие ныне под крыло все, что шевелится, вряд ли создавались без оглядки на татарские холдинги. Да и реформа власти с отказом от прямых выборов губернаторов дала результат, странно напоминающий вычурную схему появления татарских мэров: они назначались президентом, а потом, чтобы подтвердить народное доверие, должны были избраться в парламент.

Президент

Официальная биография президента Шаймиева состоит всего из нескольких дат: избирался в 1991, 1996 и 2001 годах, переназначен в 2005-м, отказался от переназначения в 2010-м. Можно сопроводить каждую из них предысторией: выборы 1990-х обошлись без конкуренции, в 2001 году кампанию предваряла затяжная дискуссия о необходимости удаления старой гвардии и допустимости третьего срока (при этом крепко перестукались несколько башен Московского Кремля), а в 2005-м Путину пришлось долго уговаривать Шаймиева, просившегося на покой. Но это все детали. Куда существеннее этапы большого пути, пройденного республикой под руководством первого президента.

В марте 1992 года большинство населения на референдуме согласилось с тем, что "Республика Татарстан — суверенное государство, субъект международного права, строящее свои отношения с РФ и другими республиками, государствами на основе равноправных договоров". Через десять дней Татария (как и Чечня) отказалась подписать Федеративный договор, а в ноябре приняла "суверенную" конституцию, повторяющую формулировки референдума. В течение всего 1993 года жители республики уже опробованным ранее способом уклонялись от участия в федеральной жизни: оба референдума и выборы в Госдуму в Татарии по традиции провалились. Наконец в феврале 1994-го Казань заключила с Москвой договор о разграничении полномочий. Он стал лебединой песней татарской особости, с которой центр покончил весьма изощренным способом — просто подписав аналогичные договоры с большинством регионов. Правда, эти документы в отличие от самого первого не подкреплялись пакетами экономических соглашений, даровавших Татарии особый порядок распределения собираемых налогов и распоряжения собственностью. Тем не менее несколько лет республика вовсю пользовалась особым статусом, оставаясь при этом недотационным регионом и обеспечивая стабильную победу любых партий власти, поддержанных Кремлем.

Отношения испортились на закате ельцинской эпохи, что привело к сдаче позиций уже при Путине. В 2000 году Татария под давлением Генпрокуратуры отрихтовала конституцию, оговорив суверенитет пределами, на которые не распространяются федеральные полномочия. Но этого не хватило: в 2002 году суверенитет был вычеркнут из конституции, а в 2003-м поправки в федеральное законодательство потребовали упразднения и договоров центра с регионами. Впрочем, к тому времени Шаймиев с Путиным обнаружили, что могут разговаривать и договариваться, и вышли на устраивающий обоих уровень: Татария перестает подавать дурной пример сепаратизма и отказывается от достижений, взятых своей мозолистой рукой, а взамен получает статус первой среди равных и компенсацию большей части потерь. Так, вместо преференций по межправительственным соглашениям Казань поглотила изрядные суммы в рамках федеральных целевых программ, а взамен договора 1994 года заключила утвержденный федеральным законом договор-2007. Правда, там уже никаких намеков на особый статус республики не было, зато уникальным оказался сам документ, с трудом проведенный через Совет федерации: его члены сразу пообещали, что больше ни один регион страны на такой успех рассчитывать не сможет.

Механизатор

Переломов, явно выбивавшихся из этой в целом успешной линии, в биографии президента Шаймиева было, наверное, три. Два из них принято трактовать как крупнейшие ошибки, третий — как единственную и довольно камерную попытку переворота, нанесшую моральную травму самому Шаймиеву и принесшую множество разнообразных неприятностей его бывшему окружению.

Первой ошибкой считается поддержка ГКЧП, второй — создание антиельцинского движения "Вся Россия", которое в 1999 году блокировалось с "Отечеством" Юрия Лужкова, вступило в неравный бой с кремлевским "Единством" и было им успешно проглочено (воспроизведя потом — вполне по Гумилеву — все родовые признаки КПСС). Но эти ошибки были почти неизбежными и весьма поучительными: первая даровала Шаймиеву привычку по возможности не лезть в чужие свары и держать паузу перед ответственными заявлениями, а вторая усилила скептическое отношение к любым партиям и веру в то, что серьезные задачи решаются личными переговорами, а не сколачиванием коалиций.

Третий перелом повлек за собой куда более серьезные последствия. В мае 1998 года несколько высокопоставленных чиновников выступили против воли Шаймиева и попытались избрать спикером госсовета мэра Набережных Челнов Рафгата Алтынбаева, до тех пор считавшегося одним из самых перспективных политиков республики. Во главе заговора стоял руководитель президентского аппарата Халяф Низамов. Шаймиев сделал из этого далекоидущие выводы (в частности, обратился к народу с заявлением о том, что за спиной Алтынбаева стоят челнинские националисты, пытающиеся свергнуть законную власть в республике) и резко сменил кадровые подходы.

До этого он ориентировался на ровесников и земляков, к огрехам которых относился снисходительно. Скажем, тому же Низамову Шаймиев простил изъятие ряда критических пассажей в адрес аппарата из своего телевыступления, а двух подравшихся на банкете министров просто тихо перевел на другую работу. Но после заговора работу потеряли все задействованные в нем чиновники, а во власть и контролируемый государством бизнес пошла молодежь — в первую очередь, как считается, родственники президента и приятели его сыновей. Они служили Шаймиеву верой и правдой и пользовались его безоговорочной поддержкой — как, например, Рустам Минниханов, который стал премьером по итогам майского инцидента (см. справку). По слухам, президент упорно игнорировал требования Белого дома "не приводить сюда больше этого быка" — и спустя 14 лет дождался все-таки от Медведева совсем другой оценки своего преемника.

Тактике вытаскивать своих и добивать переметнувшихся татарский лидер больше не изменял — и никогда не забывал, кто есть кто. В памятливости Шаймиева убедился даже автор этих строк, в свое время кратко рассказавший президенту о своем происхождении и тут же с изумлением выслушавший историю о том, как его, корреспондента, дед пытался исключить юного строптивца Шаймиева из партии. "А я ж беспартийный еще был",— с ликующим смехом подытожил татарский лидер. По ходу той же беседы Шаймиев вспомнил о заметном республиканском начальнике, с которым в молодости соседствовал по даче: "Ему на старости лет "Запорожец" дали. Он приехал на дачу и машину на поле оставил. И мне тихонечко так: "Пошли, поможешь". Я понять не могу, в чем дело. А он говорит: "Научи меня заднюю скорость включать". Он, оказывается, второй раз в жизни за рулем и ни разу не подключал заднюю скорость. Я ему показал, научил, машину во двор завел — вот счастья-то было..."

Иногда для счастья не хватает самой малости: знать матчасть, видеть дорогу и уметь включать заднюю скорость.