В Сибири президент прокомментировал предложения Григория Явлинского, переданные ему лидером "Яблока" накануне визита, получил поддержку руководителей сибирских регионов, подписав указ о разработке федеральной программы развития Сибири, и вновь подтвердил свое намерение ехать в Чечню. Говорить о большом положительном влиянии визита на сибирский электорат сложно — и в Красноярске, и в Омске местные власти перестарались с организацией бесед президента с "народом": на большей части выстроенных для встреч сибиряков штатские костюмы выглядели неуместно. О визите Ельцина в Сибирь пишет ВЕРОНИКА Ъ-КУЦЫЛЛО, вернувшаяся из поездки туда в воскресенье.
"Направо! Левое плечо вперед!" — руководил полковник милиции (ныне депутат краевой думы) группой людей с триколорами, привезенными для встречи Бориса Ельцина в аэропорт Красноярска. Президент России этого не видел — самолет еще не подрулил к месту официальной встречи. Зато бессчетное количество милиционеров, расставленных по всему пути следования президентского кортежа, не заметить было невозможно. И как стало ясно спустя сутки, Ельцин их заметил. Перелетев в Омск, он первым делом спросил: "Надеюсь, у вас милиционеры, как в Красноярске, не расставлены через каждые пятнадцать метров?" Надежды президента оказались тщетными, но об этом позже.
Главное, что интересовало московских журналистов уже в аэропорту Красноярска, — это реакция президента на предложения Григория Явлинского, особенно в отношении кадровых перестановок. Только накануне стало известно их конкретное содержание: как уже писал Ъ, Явлинский потребовал отставки премьера, первого вице-премьера, министра обороны, руководителя администрации президента "и др.". Естественно, что от отношения Ельцина к этим требованиям зависит ближайший политический расклад в стране.
За время поездки президент отвечал на этот вопрос по меньшей мере три раза. И каждый раз тональность ответа менялась. В красноярском аэропорту создалось ощущение, что Ельцин полностью отказал Явлинскому во взаимности: "Он предлагает очень коренные изменения, сразу всю команду сменить вообще. Это слишком много. Может быть, еще поговорим, новая встреча возможна. Будем продолжать контактировать и будем находить как-то общий язык, но уверенности в том, что мы окончательно договоримся, нет". На следующее утро президент был уже не столь категоричен: общаясь с народом у памятника Чехову, Ельцин назвал Явлинского "умным человеком", "реформатором". Сказал, что условия, которые выставил Явлинский "для того, чтобы он отказался от первого тура и призвал избирателей голосовать за меня", тяжелые, но "большинство из них принять можно". Более того, Ельцин "готов создать коалиционное правительство". Правда, тут же президент оговорился: Явлинский слишком самолюбив. Ему, по словам Ельцина, был предложен пост первого вице-премьера "по реформе" (вместо Сосковца, Каданникова или третьим — осталось неизвестным), а он "хочет быть премьер-министром". И наконец, уже в Омске, в интервью местному телевидению, Ельцин сказал: "Почему не взять у Явлинского интересные мысли, которые он мне передал? Почему не взять у других кандидатов? То же самое и с кадрами. Почему не взять кадры из других политических направлений?.. Нам надо сменить большую, может быть, часть команды правительства на более свежих людей, которые с более свежим взглядом смогут решать те вопросы, которые сейчас существуют в стране".
Эволюция ответов Ельцина легко объяснима. Если вечером 17 мая в Красноярске он выглядел человеком, не способным к компромиссу, а Явлинский оставался в моральном выигрыше (и мог сказать что-то вроде: я, мол, предложил, а он не хочет делать ни шага навстречу), то днем 18 и 19 мая ответы Ельцина формировали новый имидж президента в конкретной ситуации — как человека, готового к разумным даже не уступкам лично Явлинскому, а к просто вызванным жизнью переменам. Одновременно Ельцину удалось вновь показать Явлинского политиком с непомерными личными амбициями, не опускаясь при этом до резкостей в адрес соперника. На этом фоне уверения Явлинского, что он не просил у Ельцина поста премьера, уже звучат бледно — он поставлен в положение оправдывающегося.
Встретившись в деревне Овсянка под Красноярском с Виктором Астафьевым, назвавшим коммунистов сатаной, подарив деревенской школе компьютерный класс, пообещав увеличить расходы бюджета на науку и образование в 1997 году в полтора раза (с 2 до 3-3,5%), посадив рябину и исполнив куплет одной из своих самых любимых песен "Ой, рябина кудрявая", самое главное Ельцин для себя сказал школьникам на уроке истории, проведенном, по словам Сергея Медведева, лично президентом. "16 июня у ваших родителей будет экзамен. Главное, чтобы он не превратился в последний звонок. Вы меня поняли?" — "Поняли", — ответили дети.
Поняли президента и в Омске, где он подписал договор о разграничении полномочий между центром и областью и выступил на заседании межрегиональной ассоциации "Сибирское соглашение". И хотя речь он читал севшим голосом (как и в Красноярске на встрече с активом), поддержку глав сибирских регионов он себе обеспечил. Особенно подписав указ о разработке федеральной программы развития Сибири на 1997-2005 годы.
Чуткость президента к предвыборному информационному полю проявилась не только в случае с предложениями Явлинского. Не успел, например, Геннадий Зюганов предложить, чтобы кандидаты в президенты "поклялись" в том, что не устроят после выборов разборок, как Ельцин стал искать возможности адекватного ответа. Такая возможность ему представилась в Омске: на вопрос о вероятности гражданской войны после выборов он заявил: "Если меня изберут президентом, то я гарантирую, что гражданской войны не будет. Я сумею объединить все политические силы. А вот как поступит Зюганов, если станет президентом... У него исторический опыт такой, что ему трудно будет удержаться от войны".
Говоря о другой войне — в Чечне, — президент пообещал, что мир наступит в течение 2-3 месяцев, и подтвердил свое намерение приехать в Грозный, несмотря на опасность: "Пусть служба безопасности работает, она за это деньги получает". Тему охраны президент затронул и на площади Омска у памятника Жукову, скомандовав при подходе к жителям: "Охрана — сзади. Тут опасности нет". Речь шла больше не о СБП, а о местных блюстителях порядка. Например, у государственной омской библиотеки московским журналистам пришлось объяснять местному милицейскому начальству, что, поставив перед и так отобранными жителями шеренгу "искусствоведов в штатском" с профессионально сложенными чуть ниже живота руками, оно вредит президенту и рискует заслужить его неудовольствие. Начальство в лице полковника милиции прониклось и передвинуло стриженых молодцов глубже в толпу, оправдываясь попутно, что боится инцидентов, вроде случившегося в Омске с Горбачевым. Страх, видимо, был так силен, что ни на одной встрече жителей с президентом не было ни одного красного флага (если не считать красных транспарантов с несколько странными лозунгами: "Новой перестройке — нет, президенту Ельцину — да!" или "Мы — за"). А на пути проезда кортежа по тротуарам прогуливались лишь редкие парочки, причем мужчины чувствовали себя в штатском явно неуютно, как и женщины — в неформенном мини...