В Канне завершился юбилейный пятидесятый фестиваль, ознаменовавший полвека истории самой грандиозной кинематографической путаницы.
Путаница с датами и числами
Пятидесятилетие Каннского фестиваля отмечалось почти через шестьдесят лет после того, как он был задуман. В 1939 году, в противовес Венецианскому фестивалю, превратившемуся тогда по сути в смотр фильмов фашистской коалиции, было решено создать альтернативный демократический кинофорум. Уже были объявлены и сроки — с 1 по 20 сентября, но Германия имела на это время другие планы: как раз 1 сентября, напав на Польшу, она начала вторую мировую войну. И международный фестиваль на Лазурном берегу Франции стартовал лишь в сентябре 1946 года.
Таким образом, нынешний фестиваль должен был бы стать 52-м по счету, но стал юбилейным — два года выпали из истории каннского киносмотра: в 1948 и 1950 годах он не проводился из-за финансовых затруднений. Впрочем, многие считают, что не стоит зачислять в каннскую историю и 1968 год. Тогдашний, 21-й фестиваль был прерван из-за бурных майских событий во Франции. 17 мая из Парижа приехали Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годар, Ален Рене, Клод Берри и Клод Лелуш, которые на пресс-конференции потребовали ради солидарности с бунтующими парижскими студентами и в знак протеста против увольнения директора Синематеки Анри Ланглуа закрыть буржуазный Каннский фестиваль или хотя бы не присуждать призов. Милош Форман и Карлос Саура как режиссеры и Клод Лелуш как продюсер сняли свои фильмы с конкурса. Но дирекция все же решила продолжить просмотры. Внутри жюри начались споры, пока первым не ушел в отставку Луи Маль, затем к нему не без колебаний присоединились Моника Витти, Теренс Янг и Роман Поланский, ранее ожесточенно пререкавшийся с Годаром.
Понятно, что не вышел из жюри впервые заседавший в Канне Роберт Рождественский — партия бы этого не поняла. Хотя "рождественскую" усидчивость в драматическом мае 1968 года дирекция трактовала в свою пользу: только благодарностью можно объяснить тот удивительный факт, что совершенно неизвестный Европе поэт потом еще дважды — в 1973 и 1979 годах — оказывался в каннском ареопаге, сравнявшись по этим показателям с Сергеем Юткевичем, многие годы считавшимся почти своим среди французской богемы.
Путаница с известными и неизвестными
Случай с Рождественским и Юткевичем весьма характерен для Канна. Особенность фестиваля на Лазурном берегу заключается в том, что при всем своем неприкрытом, почти декларированном снобизме он все пятьдесят лет настойчиво путает уникальное с второсортным, часто отдавая предпочтение последнему.
В 1957 году не кто-нибудь, а почетный президент Жан Кокто и президент жюри Андре Моруа обошли Бергмана с его легендарной теперь "Седьмой печатью", отдав главный приз заурядной американской картине "Дружеское увещевание" Уильяма Уайлера. Подобных случаев в каннской истории — великое множество. Сейчас только книгочеи-киноведы вспомнят таких знатных лауреатов Лазурного берега, как "Два гроша надежды" (1952) и "Марти" (1955) или бразильские фильмы "Черный Орфей" и "Обет" — они победили соответственно "Назарин" Бунюэля и "Затмение" Антониони. В 1971 году из рук Мишель Морган "Золотую пальмовую ветвь" получил не Висконти за свою великую "Смерть в Венеции", а средний режиссер Джозеф Лоузи за не слишком выдающуюся картину "Посредник". То же можно сказать и о "Золотой пальмовой ветви" 1972 года, присужденной итальянским фильмам "Дело Маттеи" и "Рабочий класс идет в рай", — "Солярис" Тарковского тогда получил второстепенную, хотя и Большую специальную премию.
Путаница между Старым, Новым и Дальним Светом
"Каннский маятник" пристрастий — и дирекции, и жюри — вечно раскачивается между двумя полюсами: Старым и Новым Светом. Иногда в их спор ради некоторой живости вмешивается и остальной мир, условно говоря, Дальний Свет. Так, в 1993 году живший в Америке француз Луи Маль наградил австралийское "Фортепиано" и китайскую картину "Прощай, моя наложница". Особенную приверженность к Дальнему Свету продемонстрировала Жанна Моро. Она была председателем каннского жюри дважды — в 1975 и в 1995 годах; первый раз она увенчала "Золотой пальмовой ветвью" унылую алжирскую эпическую сагу "Хроника огненных лет", а 20 лет спустя — плакатно-символическое боснийское "Подполье". В роли чего-то экзотического несколько раз выступало и советско-российское кино, впервые — во второй половине 50-х годов.
В 1958 году (не без лоббирования Сергея Юткевича) мы завоевали единственную "Золотую пальмовую ветвь" за действительно прекрасную картину "Летят журавли".
Но основный конфликт на Лазурном берегу, конечно же, разыгрывается между Европой и Америкой. И он далеко не так однозначен, как считают те или иные фанаты. Каннский фестиваль не американофильский и не американофобский, он, как и во всем остальном, путаный. После трех подряд награждений в 1989-1991 годах заметных заокеанских фильмов ("Секс, ложь и видео" Стивена Содерберга, "Дикие сердцем" Дэвида Линча и "Бартон Финк" братьев Коэнов) французская пресса устроила чуть ли не истерику, словно забыв, что в 1987 году публика в зале освистывала решение жюри под председательством Ива Монтана именно за излишний патриотизм. "Золотую пальмовую ветвь" Монтан отдал посредственному французскому фильму "Под солнцем Сатаны" — только за французское происхождение.
Путаница с распутыванием
Было несколько случаев, когда Каннский фестиваль пытался исправить допущенную неловкость или несправедливость. Так, бессменный директор фестиваля с 1978 года Жиль Жакоб начал свою деятельность с того, что сразу же реабилитировал два поневоле скандальных имени. Именно под его давлением итальянец Марко Феррери, эпатировавший каннскую публику "Большой жратвой" в 1973 году, и японец Нагиса Осима (его "Империю чувств" показывали в 1976 году лишь на закрытых просмотрах) получили призы в 1978 году соответственно за ленты "Прощай, самец" и "Империя страсти". Тот же Жакоб сумел хоть и запоздало, но воздать почести Годару, которого два предыдущих десятилетия не пускали даже в конкурс.
Гораздо более своевременно фестиваль сумел отдать должное Бунюэлю. Когда в 1961 году его великая картина "Виридиана" получила "Золотую пальмовую ветвь", это было к тому же извинением за то, что великий испанец, неоднократно посещавший Каннский фестиваль, всякий раз оставался без высшей награды. В урожайном 1960 году жюри во главе с Жоржем Сименоном, признавшее первенство "Сладкой жизни" Феллини, изящно извинилось перед двумя другими гениальными конкурсантами, отметив в своем вердикте, что "Девушка" Бунюэля и "Девичий источник" Бергмана "настолько хороши, что не подлежат суду жюри". Спустя всего лишь год "Виридиана", слава Богу, оказалась не "настолько хороша" и приз получила.
А вот Бергман так и остался для Канна слишком хорош.
Путаница с незваными и избранными
Нынешний юбилейный фестиваль предоставил случай исправить недоразумение с Бергманом. Из двенадцати по сей день здравствующих признанных режиссеров, которые никогда не получали за свои фильмы главный приз (а среди них такие новаторы кинематографа, как французы Ален Рене и Жан-Люк Годар), — претендентов на почетную премию — был выбран именно Ингмар Бергман. Зря, как выяснилось.
Общеизвестно, что попасть на пышную церемонию празднования 11 мая пятидесятилетнего юбилея Канна было заветной мечтой любого кинематографиста. Оказалось, все-таки не любого. Званых было много. Прибыли 29 лауреатов, включая престарелого, перенесшего инсульт Антониони, а вместе с ними, конечно же, и президент Франции Жак Ширак. Еще больше оказалось незваных. Среди них — что и впрямь удивительно — бывшие на протяжении сорока лет лицами французского кинематографа Ален Делон и Жан-Поль Бельмондо, которые, конечно, устроили из своей незваности громкий скандал. Но и он померк на фоне одного званого, но не прибывшего.
Почетный приз Бергману обернулся позором для Каннского фестиваля — отказом великого шведа явиться на французскую Ривьеру за "Золотой пальмовой ветвью ветвей". Режиссер, которому в следующем году исполнится 80 лет, отвечая устроителям кинофорума, вежливо сослался на здоровье и уединенный образ жизни. Но журналисты стали писать о том, что создатель не оцененных в Канне "Седьмой печати" и "Девичьего источника", потом даже не участвовавший в конкурсе на Лазурном берегу, сказал, что подлинной причиной его неприезда является уровень фестиваля — на его взгляд, давно плачевный.
После этого в печати стали распространяться сведения о том, что Бергман оказался чересчур требовательным и настаивал на личном самолете и какой-то специальной охране от фотографов и журналистов. Очевидно, что эти слухи происходят из дирекции каннского фестиваля.
Очевидно также, что "Золотая пальмовая ветвь ветвей", присужденная Бергману, нужна была Канну значительно больше, чем восьмидесятилетнему классику. Которому в отличие от фестиваля юбилейная награда решительно ничего не добавит.
Случилась обычная для Канна путаница. Дирекция фестиваля убеждена, что удовольствие постоять под софитами и потолкаться на фуршетах искупили бы для Бергмана как давнее унижение, так и сегодняшнее неизбежное соседство с кем попало. Бергман же, видимо, убежден, что от участия в каннской канители он уже совершенно свободен.
Когда журнал сдавался в печать, победители Каннского фестиваля еще не были названы. В следующем номере итоги конкурса прокомментирует в эксклюзивном интервью генеральный продюсер ОРТ Константин Эрнст.
СЕРГЕЙ РОДИН
Подписи
Председатель жюри Изабель Аджани с Романом Поланским. Самые необъяснимые призы в истории Каннского фестиваля всегда присуждались теми жюри, которые возглавляли женщины
Жан-Люк Годар и Нагиса Осима — этих двоих фестиваль успел и обидеть, и наградить
Торжественное и сильно запоздавшее чествование Ингмара Бергмана обернулось самым крупным конфузом в истории Каннского фестиваля. Великий режиссер счел, что "Золотая пальмовая ветвь ветвей" ему уже не к лицу