Великие стяжатели Екатерины Великой

800 тыс. ревизских душ раздала приближенным за время своего царствования Екатерина II. При этом подавляющее большинство тех, кто получал от нее награды деньгами, крестьянами и землями, использовали любую возможность, чтобы запустить руку в казну. Граф Орлов-Чесменский из 20 млн руб., выделенных императрицей на морскую войну с турками, присвоил значительную часть этих средств. А казенные суммы, оседавшие в карманах князя Потемкина-Таврического, и вовсе не поддавались никакому учету. При ревизии выделенных ему на армию 55 млн руб. он с большим трудом смог оправдаться в расходовании 41 млн, а отчет по остальным затянулся до бесконечности.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Переворотные деньги

Незадолго до коронации один из старых царедворцев, служивших и Анне Иоанновне, и царю-младенцу Иоанну Антоновичу, и Елизавете Петровне, и Петру III, свергнутому супругой, готовившейся стать Екатериной II, сказал ей: "Как жаль, что вы не окружены более честными людьми", намекая на то, что ее ближний круг составляют известные казнокрады. "Я знаю,— ответила императрица,— но я нуждаюсь в них".

И это была чистейшая правда. Среди всех российских самодержцев XVIII века Екатерина II, урожденная немецкая принцесса Ангальт-Цербстская, выделялась тем, что, по существу, не имела прав на российский престол, а потому была вынуждена беспрерывно покупать преданность всех и вся. Армейской и чиновничьей элиты, чья лояльность обеспечивала стабильность правления и исполнения монарших указов. Гвардии и армии, поддержавших ее во время переворота, но при случае вполне способных совершить новый. Да и без поддержки российского дворянства, на котором лежала ответственность за всю провинциальную Россию, править страной было невозможно.

Екатерине II при скудости доставшейся ей после Петра III казны приходилось выкручиваться и изыскивать возможности для поощрения преданности окружавших ее людей. Прежде всего следовало наградить тех, кто участвовал в перевороте и помог заполучить корону. Ведь от того, насколько щедрыми окажутся награды путчистам, зависело желание остального дворянства служить новой государыне.

С гвардейскими солдатами новая царица расплатилась без задержки еще в дни переворота, начавшегося 28 июня 1762 года. Полки гвардии тогда вывели на улицы Санкт-Петербурга для того, чтобы пресечь любые попытки сторонников Петра III поддержать свергнутого императора. Но фактически столица на три дня была отдана в их полное распоряжение. Солдаты взламывали винные и съестные лавки, грабили состоятельных прохожих, в особенности иностранцев. Очевидцы вспоминали, что лучшим пропуском для проезда по городу в те дни служили серебряные и золотые монеты. И если солдаты удовлетворялись платой за пропуск через пикет, то пропускали карету даже без обычной площадной брани в адрес седоков. Неплохо заработали гвардейцы и на охране домов, владельцы которых быстро понимали, что для сохранения скарба надежнее всего договориться с офицером или сержантом, внести лепту в их благосостояние и получить пару-тройку трезвых солдат для защиты от их упивавшихся кратковременной властью товарищей по оружию.

Для оплаты услуг высокопоставленных участников заговора требовалось куда большее — земли, крестьяне и большие деньги. Идти проторенным прежними монархами путем — отбирать земли и поместья у одних и награждать ими других — Екатерина II не могла: уж больно сложными и многообразными были родственные и свойственные связи в русском благородном сословии. Затронешь одну семью — обиженными окажутся десятки, а то и сотни других. Да и в эпоху правления Елизаветы Петровны дворянство отвыкло от конфискаций.

Поэтому новой императрице не оставалось ничего другого, как идти ва-банк и раздавать казенные земли. Причем такие, что находились в собственности великих князей, а потом московских царей с незапамятных времен, с крестьянами, прежде не знавшими власти помещика. Риск был огромен, ведь доходы от этих уездов пополняли личную казну монархов и кладовые царских дворцов. Однако стоило ли думать о далеком черном дне, когда самый черный день для нее — очередной переворот мог произойти буквально в любой момент. Ведь только во время коронации в Москве группа офицеров едва не похитила царицу из ее опочивальни в Кремле, и поговаривали, что планы захвата власти строили еще две компании заговорщиков.

Спасла Екатерину щедрость при раздаче наград сподвижникам да быстрота, с какой это награждение было произведено. Уже 9 августа 1762 года самые активные участники переворота получили вознаграждение за успешное проведение акции. Правда, вельмож, включая гетмана Малороссии Кирилла Разумовского, из-за острой нехватки наличных наградили не выдачей конкретных сумм, а прибавкой к годовому жалованью в размере 5 тыс. рублей. А вот непосредственные участники свержения, и прежде всего фаворит Екатерины Григорий Орлов и его брат Алексей, получили земли и по 800 крестьянских душ, в число которых входили только мужики. Так что с учетом членов крестьянских семей подарок включал несколько довольно крупных деревень. Тем же, кто больше нуждался в деньгах, чем в крестьянских душах, дали абсолютно равноценный подарок — по 24 тыс. рублей, исходя из стоимости рекрута, который тянул на 300 рублей. Активные участники заговора, не входившие в число его руководителей, получили по 600 душ, то есть по 18 тыс. рублей. А третьестепенным путчистам пришлось довольствоваться и четырьмя сотнями душ.

На истинно царский подарок такие награды своими размерами не походили. Однако за один день Екатерина раздала 16 тыс. крестьянских душ, что вселило в служилых людей большие надежды на скорое и значительное обогащение.

Братские затраты

Раньше всех надежды на скорое богатство оправдались у братьев Орловых. Пять сыновей новгородского генерал-губернатора, как вспоминали современники, получив офицерские чины, дружно и буйно спустили на увеселения наследство отца, после чего их ожидала либо смерть в бою, либо нищая и убогая старость. Однако роман старшего из братьев Григория с женой наследника престола Екатериной Алексеевной резко изменил судьбу Орловых. После коронации Екатерины, как писали иностранные дипломаты, Орловы начали пользоваться государственной казной как собственной копилкой. Практически еженедельно они просили у императрицы и получали по 5-10 тыс. рублей. И несмотря на то, что их положение и влияние различалось довольно существенно, все полученные деньги братья на первых порах делили поровну, сохраняя во взаимоотношениях и иные элементы привычного им с детства русского патриархального быта. Рассказывали, например, что старший брат мог не глядя на чины поколотить за провинность любого из младших.

Братья Орловы не знали отказа ни в чем. Когда Алексей и Федор Орловы решили совершить путешествие в Европу, императрица от щедрот своих дала им сумму, поразившую своими размерами британского поверенного в делах в России: 20 тыс. фунтов. При этом от размера подарков, достававшихся старшему из братьев, захватывало дух у всех мало-мальски сведущих о придворных интригах и делах. Императрица подарила фавориту любимое имение своей предшественницы Елизаветы Петровны — Ропшу под Санкт-Петербургом. Помимо великолепного дворца имение включало роскошный сад, а главное — насчитывало 12 тыс. десятин земли и 1100 крестьянских душ.

Вслед за елизаветинской Ропшей Григорий Орлов получил любимую вотчину Петра III — Гатчину и превратил ее в резиденцию, соперничавшую с самыми роскошными загородными королевскими дворцами европейских монархов. Но и это было еще не все. В столице империи по приказу Екатерины II за казенный счет для фаворита строился Мраморный дворец, а во время поездок в Москву Орлов мог жить в любом из царских дворцов и пользоваться дворцовыми кладовыми и экипажами без каких-либо ограничений.

Мало того, императрица собирала для Орлова в специальной кладовой разного рода драгоценные вещи и безделушки, а чтобы фаворит не страдал от отсутствия средств (хотя получал он от своих имений ежегодно весьма значительную сумму — 200 тыс. рублей), Екатерина назначила ему еще и казенный пенсион в 150 тыс. рублей ежегодно.

Беда в том, что при всех мужских достоинствах Григория Орлова его достоинства как государственного деятеля практически равнялись нулю. Он, правда, возглавлял Вольное экономическое общество, но совершенно ничего не смыслил в экономике. Он входил в разнообразные комиссии, решавшие самые насущные государственные вопросы, но мог лишь передавать мнение императрицы и не всегда удачно отстаивал его в ходе обсуждений. И уже полным провалом закончилась его деятельность на дипломатическом поприще.

Екатерина отправила его на переговоры с турками, снарядив в путь так, что непосвященные могли подумать, будто это едет не любовник царицы, а настоящий император. Рассказывали, что только его парадный костюм, усыпанный бриллиантами, обошелся казне в миллион рублей. Немногим меньше стоили в сумме экипажи его кортежа, утварь, припасы и наряды для многочисленной свиты, сопровождавшей Орлова. При этом, не обладая ни дипломатическим опытом, ни природным умом, ни тактом, Григорий Орлов провалил переговоры и вернулся в Санкт-Петербург ни с чем. Чтобы утешить его, императрица предложила в подарок миллион рублей, однако князь Орлов понял, каким посмешищем после этого он станет в глазах светской публики, и отказался, сказав царице, что такой дар будет слишком тяжел для казны.

У Екатерины еще оставалась надежда, что помощь в делах ей будут оказывать братья фаворита. И некоторое время разнообразные важные поручения императрицы выполнял второй из Орловых — Алексей Григорьевич. Он, например, возглавил поход русского флота против турок и одержал победу в Чесменской битве, за что получил графский титул и приставку к фамилии — Чесменский. Однако в том же 1774 году он подал в отставку, будучи пойманным за руку, как утверждали его недруги, на беспримерном воровстве. Не довольствуясь наградами за свои победы, Алексей Орлов присвоил немалую долю из выделенных императрицей на поход 20 млн рублей. А кроме того, забрал себе большую часть трофеев, захваченных русским флотом у турок.

Не стали помощниками императрицы в управлении государством и младшие братья Орловы. Так что постепенно их начали вытеснять на периферию придворной жизни более ловкие и сообразительные конкуренты. А Орловым не оставалось ничего иного, как проживать полученные в подарок и благоприобретенные капиталы.

Орлов-Чесменский, например, славился своими выездами в Москве. Во время гуляний он появлялся на улицах на едва ли не лучшем в стране коне, вся упряжь которого была отделана золотом и усыпана драгоценными камнями. Не менее богато были украшены и лошади его близких. А гулянье превращалось в праздник графа Орлова-Чесменского, заказывавшего песни и пляски и одаривавшего деньгами пришедшихся ему по душе танцоров и певцов. Однако прожить все состояние ему так и не удалось. Когда Алексея Орлова не стало, оказалось, что он владел 30 тыс. крестьян и оставил наличных и драгоценностей на 5 млн рублей.

Еще более примечательным оказался другой расчет. Дотошные историки подсчитали, что с 1762 по 1783 год, когда Орловы уже утратили былое влияние, они получили от императрицы в подарок 47 тыс. крестьянских душ и 17 млн рублей. Но по сравнению с тем, во что обошелся казне следующий фаворит — Григорий Потемкин, траты на Орловых можно считать сущей мелочью.

Потемкинские миллионы

В Потемкине императрица нашла то, чего не хватало ей в Григории Орлове: не только любовника, но и деятельного и распорядительного человека, готового осуществить все ее самые смелые задумки. Императрица хотела сделать свое царствование великим и ознаменовать его появлением в России сотен новых городов — Потемкин немедленно приступал к делу: готовил грандиозные проекты, выписывал из-за границы специалистов, свозил крестьян для исполнения земляных и строительных работ.

Екатерина хотела завоевать новые земли — и Потемкин во главе армии бросался в поход. Правда, как утверждали его многочисленные недруги, командовали войсками и флотами другие, профессиональные и талантливые генералы и адмиралы. А Потемкин жил в роскоши и довольстве в некотором отдалении от театров военных действий и только радовал матушку-императрицу победными реляциями.

Однако все действительные и мнимые достижения Потемкина, ставшего со временем светлейшим князем Таврическим, обходились казне в фантастические по размерам суммы. Начав с 400 душ, полученных в 1762 году за участие в низложении Петра III, Потемкин по мере приближения к трону все меньше стеснялся выклянчивать у императрицы все новые подарки и выплаты. Причем, как констатировали иностранные дипломаты, аккредитованные в Санкт-Петербурге, речь шла о невероятных суммах. Однако деньгами, которыми в Европе монарх мог осчастливить кого угодно, Потемкин оставался недоволен и даже не всегда благодарил императрицу за все подарки.

После его кончины было подсчитано, что только за два года он получил немногим менее того, что Орловы — за два десятка лет: 37 тыс. душ и 9 млн рублей. При этом светлейший не стеснялся перекладывать на казну даже такие расходы, как содержание его стола, на что тратилась ежедневно баснословная при тогдашней дешевизне продуктов сумма — 800 рублей.

Постепенно страсть Потемкина к деньгам начала принимать чуть ли не болезненный характер. Он не мог пропустить никаких доходов, если имелся хотя бы небольшой шанс их получить. Так, он, несмотря на свое высокое положение в стране, брал на свое имя винные откупы — продажу водки — в различных губерниях. Понятно, что лично следить за всеми кабаками он не мог, а потому сдавал свои откупы в аренду. Но при этом поручал губернаторам вести строгий контроль за поступавшими от торговли спиртным доходами и вел обширную и активную переписку по откупным делам.

Не чурался фаворит и вложений в промышленность. Он, например, приобрел санкт-петербургский стекольный завод, а затем по совету своего управителя решил извлечь из этого предприятия гораздо большую прибыль, чем оно могло бы дать. Потемкин пообещал запретить ввоз в Российскую империю стекла из-за границы, и купцы выстроились в очередь, чтобы как можно быстрее купить все запасы товара с завода и заказать по действующим еще ценам стекло на многие годы вперед.

И уж если какое-то прибыльное дело шло фавориту прямо в руки, он не имел привычки отказываться. К примеру, после завоевания Крыма выяснилось, что на полуострове есть немало озер, где легко добывать высоко ценившуюся в те времена соль. Светлейший князь тут же получил все соляные места в аренду и столь же быстро пересдал купцам за 300 тыс. рублей в год.

На этом фоне операции Потемкина с дворцовой недвижимостью кажутся едва ли не детской шалостью. В 1776 году Екатерина подарила любимцу Аничков дворец. Но Потемкин вскоре продал его своему поверенному в винно-откупных делах Шемякину. А потом выпросил тот же дворец у императрицы снова. За казенный счет дворец выкупили и передали Потемкину. Однако он жаловался, что жить в Аничковом не слишком удобно, и потому в 1783 году императрица презентовала Потемкину построенный специально для него Таврический дворец, возведение, меблировка и украшение которого обошлось в 600 тыс. рублей. Но через некоторое время фаворит, почувствовав нужду в деньгах, уговорил императрицу купить дворец обратно в казну. А в 1791 году вновь получил его в подарок.

Весьма любопытный факт: Потемкин, обладая колоссальным богатством, время от времени прибегал к кредиту. Причем и к государственному, и частному. Так, у известного в ту пору банкира Сутерланда он взял взаймы 700 тыс. рублей. А в казне одалживал крупные суммы, достигавшие 3,5 млн рублей. Правда, кредитную историю Потемкина трудно было назвать хорошей. Ни банкиру, ни казне он денег не возвращал.

Но все эти пополнения собственного бюджета светлейшего князя не шли ни в какое сравнение с обыкновенным казнокрадством, в котором Потемкин был просто неутомим. На войну с Турцией Екатерина II ассигновала ему 55 млн рублей. Но вскоре до столицы стали доходить жалобы из войск, которые не имели самого необходимого, а солдаты, питаясь одними сухарями, портили желудки и гибли от поноса едва ли не в большем числе, чем от врага. Назначенная ревизия выявила, что 41 млн был истрачен без надлежащей отчетности, но из бумаг хотя бы приблизительно известно, на что они пошли. Еще на 9 млн нашлись расписки разных, не всегда устанавливаемых лиц. А вот следы остальных денег ревизоры искали потом довольно долго. Выяснилось, что около миллиона было выдано по запискам секретаря Потемкина — Василия Степановича Попова, который затянул объяснение по этому вопросу на многие годы, пока наконец императрица не простила ему этот долг. Остальные деньги исчезли бесследно.

Именно после доклада императрице о ревизии армейских сумм, как считают историки, стало ослабевать влияние Потемкина, перешедшее в полуопалу. Хотя, надо сказать, императрица напрасно обижалась на своего фаворита. Он взял на себя не только многие распорядительные функции, но и служил своего рода громоотводом, принимая на себя проявления недовольства дворянства государственной политикой. Ведь все считали, что в непопулярных мерах, принимаемых властью, была виновна не императрица, а сующий свой нос в каждое дело светлейший князь. А за услугу такого рода нужно платить.

А у Потемкина громоотводом служил его секретарь Попов, который не допускал просителей к светлейшему, а если и допускал, то не исполнял княжеских распоряжений. К примеру, князь обещал дать просителю денег, а Попов не давал. Ведь никто не догадывался о том, что секретарь делал только то, что условленным знаком сообщал ему князь. И именно за это секретарю прощалось его казнокрадство, доходившее до невероятных размеров. Миллион из военных сумм, присвоенный Поповым, был не первым и не последним, и современники писали, что секретарь светлейшего живет и тратится так, как это недоступно большинству самых родовитых дворян империи.

Мздоимство и воровство заразили весь управленческий аппарат империи, и крали, прикрывая собой матушку-императрицу, подавляющее большинство высокопоставленных чиновников страны. Правда, никто из них так и не смог сравниться размером состояния с Потемкиным. Только его недвижимость, не считая Таврического дворца, оценивалась в 50 млн рублей. А всю его собственность современники называли страшной по своим размерам.

Последний фаворит Екатерины — светлейший князь Платон Александрович Зубов — по сравнению с Потемкиным был просто нищим. Императрица подарила ему поместья стоимостью около 2,5 млн рублей, приносившие ему дохода около 100 тыс. рублей в год. Были и подарки, но далеко не такие щедрые, как прежнему светлейшему князю. Платон Зубов тоже не смог удержаться от злоупотреблений. В одних своих поместьях он притеснял крестьян так, что вызвал самое настоящее восстание. А в других обманом записывал обедневших дворян в свои крепостные.

Трофейные раздачи

О том, что при Екатерине II обогащались все, кроме тех, кто брезговал воровством, свидетельствовали многочисленные примеры. Например, граф Петр Васильевич Завадовский, которого называли недолговременным фаворитом императрицы, получил от нее тысячи крестьянских душ и подарков наличными и ценностями более чем на 150 тыс. рублей. Но будучи назначен управляющим Петербургским дворянским и Государственным заемным банками, довел эти кредитные учреждения практически до полного разорения. Причем не брезговал и банальным воровством, бесхитростно увозя домой деньги из банковского хранилища.

Несказанно богатым, хотя и не в той степени, как Потемкин, сделался за долгие годы службы статс-секретарем императрицы князь Александр Андреевич Безбородко. Верный соратник Екатерины II в государственных делах, он, как говорили, не брезговал никакими подношениями за продвижение нужных решений. А кроме того, подобно светлейшему фавориту, имел обыкновение одалживать деньги без отдачи везде и всюду. Хотя Безбородко имел немало законных источников доходов — от многочисленных поместий до соляных промыслов под Херсоном и рыбных на Каспии, погорел он на тратах, существенно превышавших официальные доходы. Он давал роскошные балы и содержал актрис, тратя на них неимоверные суммы. Одной из итальянских певиц, например, он давал ежемесячно 8 тыс. рублей на расходы. Узнавшая об этом императрица выслала певицу из России. Но самым неприятным для Екатерины II, по-видимому, оказалось то, что Безбородко собрал коллекцию картин, которая считалась не хуже, а может, и лучше, чем императорская. После этого царица заподозрила, что князь слишком вольно распоряжается суммами почтового ведомства, которое он помимо всего прочего возглавлял, и вообще слишком нечист на руку, и отдалила его от себя.

О размерах побочных доходов других екатерининских вельмож можно судить хотя бы по тому, что прислуга императрицы разбогатела так, как это не снилось никаким камеристкам и камердинерам ни в каких странах и ни в какие времена. К примеру, наследникам камер-фрау императрицы Марьи Савишны Перекусихиной досталось только бриллиантов и жемчугов на 500 тыс. рублей. А камердинер императрицы Сахаров купил обширные имения с 2 тыс. крестьян.

Откуда брались земли, души и деньги для раздачи и воровства? Экономическое положение страны за время правления Екатерины пусть и не стало процветающим, как хотелось императрице, но позволяло более или менее сносно пополнять казну. А вот земли добывались во время победоносных походов русской армии, подкрепленных успехами дипломатии. Главные земли для раздачи императрица находила в завоеванных Новороссии, Крыму, а также в присоединенных к Российской империи после раздела Польши Белоруссии, Литве и коренных польских землях. Там Екатерина не чуждалась конфискаций для блага приближенных и военачальников.

Так, в 1795 году она раздавала земли и крепостных в бывших польских землях. Фавориту Зубову досталось 13 тыс. крестьян, фельдмаршалам Румянцеву и Суворову — по семь, остальным военачальникам и приближенным — от трех до пяти тысяч душ. При этом императрица не забыла даже своего личного врача Робертсона, который получил 1600 душ.

Екатерина II оказалась весьма расчетливой и предприимчивой, хотя и рисковой бизнес-леди. Поставив все царские поместья на кон в начале своего правления, она превратила войну в весьма выгодный бизнес. Все траты на сами походы и подарки военачальникам неизменно окупались новоприобретенными землями. И на этом фоне воровство фаворитов и вельмож создавало не проблемы, а преимущества, поскольку таким образом царица покупала их верность и оплачивала заслуги. Именно это было главным секретом процветания в золотой век Екатерины.