В авторскую группу, подготовившую книгу "Эпоха Ельцина: очерки политической истории", вошли Юрий Батурин, Александр Ильин, Владимир Кадацкий, Вячеслав Костиков, Михаил Краснов, Александр Лившиц, Константин Никифоров, Людмила Пихоя, Георгий Сатаров.
Финансовый кризис пришелся почти на середину второго президентского срока Бориса Ельцина и надломил его. Финансовый пожар лета 1998 года будто выжег какой-то участок его мозга. В оставшийся срок уже даже не пытались искать какие-либо другие стратегические варианты продолжения реформ. Президент практически перестал интересоваться экономикой. Позже говорили, что у посткризисных правительств не было экономической политики, но никто не связал это с тем, что основные направления такой политики перестали вырабатываться в администрации.
Как видим, еще тогда ставилась задача создания легальных институциональных основ обеспечения преемственности власти и курса. Партия, как политический институт, решает, помимо всего, и эту задачу. Однако эта естественная идея не могла быть реализованной. Выборная консолидация элит вокруг Бориса Ельцина могла сохраниться и стать основой образования партии "победителей" только при условии его позитивной политической активности. Но после выборов это исключалось из-за состояния здоровья президента. Когда же он вернулся, было уже поздно: популярность растаяла, коалиция рассыпалась. Но самое главное — к этому времени сформировался совсем другой институт поддержки президентской власти, получивший многозначительное название "семья".
О первом мы упоминали, описывая изменения в администрации после президентских выборов 1996 года: ослабление здоровья и политической энергетики Бориса Ельцина подталкивало его к упрощению и "одомашниванию" и без того несовершенной технологии властвования. Сужались информационные потоки, упрощались процедуры подготовки решений при резком увеличении чисто бюрократических процедур, призванных размыть ответственность. Поскольку "политическое планирование" и "проектирование" активности президента должны были постоянно учитывать его личные обстоятельства, постепенно круг лиц, занимавшихся этим, замещался либо членами семьи в буквальном смысле слова (как Татьяна Дьяченко), либо людьми предельно близкими к семье (как Валентин Юмашев), либо желавшими стать предельно близкими (как Борис Березовский), либо готовыми играть по правилам "семейной" политики (как Сергей Ястржембский или Александр Волошин).
Среди членов "семьи" особенно выделялись Татьяна Дьяченко и Валентин Юмашев.
Татьяна Борисовна Дьяченко, младшая дочь президента России, вошла в политику во время выборов 1996 года, следуя во многом примеру дочери президента Франции Клод Ширак. После выборов Татьяна Дьяченко упрочила свое влияние и официально стала советником президента. Как заявлял тогдашний пресс-секретарь Бориса Ельцина Сергей Ястржембский, ее функция — быть советником главы государства по имиджу. На самом деле, ее функции были и шире, и неопределеннее.
Когда в марте 1997 года формировался новый состав правительства и Анатолий Чубайс собирался пересесть в кресло первого вице-премьера, Валентин Юмашев в качестве нового руководителя администрации вполне устраивал президента. Предполагалось, что он сможет обеспечить комфортное выполнение Борисом Ельциным его полномочий в нынешнем ослабленном состоянии, а также поддержит стратегию "единой команды" (правительства и администрации), поскольку не станет претендовать на сильное влияние, соизмеримое с влиянием Анатолия Чубайса. Сам журналист шел на эту чиновничью Голгофу крайне неохотно: не хотелось выходить из удобной тени, открыто брать на себя ответственность. В костюме и при галстуке он, привычный к более свободному стилю, чувствовал себя крайне неуютно.
В своих поисках преемника Борис Ельцин довольно долго колебался между двумя "типажами", которые можно описать следующими словами: "как я" и "анти-я". К первым относились Виктор Черномырдин и Евгений Примаков. Последний уже после своей отставки поведал в откровенном интервью газете "Московский комсомолец": "Через две недели после моего назначения президент мне сказал: 'Давайте думать о стратегических вопросах. Я мыслю вас на самом высшем посту государства!' Я ответил: 'Я не готов к этому разговору. Не готов и не хочу вести его!'" Однако под влиянием своего окружения Борис Ельцин отказался от ставки на кандидатуру Евгения Примакова.
С середины 1998 года президент начинает искать другие "персоны", рассчитывая найти достойного преемника. И, возможно, почти подсознательно возвращается к типу молодого (с его точки зрения) Коржакова. Это был скорее рациональный расчет на людей, приносящих присягу и имеющих привычку оставаться ей верными. Как бы то ни было, но начиная с определенного момента его внимание привлекают исключительно люди "службы".
Николай Бордюжа, директор Федеральной пограничной службы с начала 1998 года, импонировал президенту четкостью, обстоятельностью, спокойной надежностью. В марте он приблизил к себе нового фаворита, назначив его секретарем Совета безопасности, а в декабре — руководителем администрации вместо Валентина Юмашева, который уже не мог служить противовесом Евгению Примакову. Впервые руководитель администрации был одновременно и секретарем Совета безопасности. Однако потенциальный преемник продемонстрировал слабость в скандале с генеральным прокурором Юрием Скуратовым, плохо контактировал с "семьей", и его заменили на Александра Волошина.
Примерно в то же время его внимание привлек своей четкой работой и исполнительностью начальник контрольного управления администрации Владимир Путин, перебравшийся из Санкт-Петербурга в Москву после поражения Анатолия Собчака на губернаторских выборах. В результате в июле 1998 года Владимир Путин был назначен директором ФСБ. Несколько позже президент провел перестановки в высшем эшелоне управления ФСБ, укрепляя позиции своего ставленника. С этого времени он еженедельно принимал доклады Владимира Путина и не выпускал его из поля зрения.
Среди потенциальных преемников оказался один относительно не военный — Николай Аксененко. Какое-то время Борис Ельцин колебался в выборе между Путиным и ним, но последний в конце концов проиграл.
Приглядывался он и к Сергею Степашину, которого знал дольше и лучше других еще по совместной работе в Верховном Совете РСФСР, где тот занимал пост председателя Комитета по вопросам обороны и безопасности. Борис Ельцин постоянно выдвигал его на руководящие посты, последним из которых было руководство Министерством внутренних дел. Он мог снять его под давлением обстоятельств, но только для того, чтобы найти новое место в своей команде. Этот кандидат был неоднократно проверен президентом и обладал бесспорными личными достоинствами: честен, верен, умен.
Евгений Примаков во главе правительства воспринимался большей частью не только политической элиты, но и населения как "мессия", пришедший спасти страну и народ. Рейтинг доверия к нему стремительно рос, а вместе с этим росли отчуждение президента, страх "семьи" перед бывшим руководителем Службы внешней разведки. Помимо вызывающей ревность популярности настораживало многое: готовность сотрудничать с левыми, нежелание считаться с "семьей", независимость, порождаемая незапятнанной репутацией.
Казалось, возникла ситуация, когда трудно было даже помыслить об отставке этого правительства. От такого шага предостерегала левая оппозиция, угрожая в этом случае вывести на улицу народ. Об опасности прямого столкновения двух "тяжеловесов" предупреждали и все политические эксперты.
Ельцин жил с ощущением сужающегося пространства своей власти. И, как всякий политик, пытался это пространство уберечь, выставляя символические преграды, своеобразные дамбы: назначение Волошина, отставка Примакова, возобновление контактов с Лужковым. В это же время развивалось политическое шоу импичмента внутри страны.
Незадолго до своей отставки Валентин Юмашев собрал несколько политических аналитиков — посоветоваться. Некоторые из них высказали опасения в связи со слухами о том, что в Кремле разрабатывают сценарии продления политической жизни Бориса Ельцина за пределами предусмотренного Конституцией срока. Руководитель администрации ответил, что опасается совершенно другого: в один прекрасный момент президент приедет в Кремль, покажет указ о своей отставке и скажет: "Все, достали! Возитесь теперь сами, без меня..."
Однако Ельцин изменил бы своим принципам, если бы смирился с угрозой обреченно доживать свой политический век на положении "английской королевы". Он разработал и воплотил в жизнь двухходовку в своем стиле — одновременно рискованную и выверенную. Первым ходом отправил в отставку Примакова и его правительство и предложил Думе кандидатуру Степашина. Оппозиция проглотила унижение, пытаясь сохранить лицо и кивая на экс-премьера: дескать, он не дал согласия оппозиции развязать в стране акции гражданского неповиновения.
К этому моменту Борис Ельцин и его окружение, вероятно, уже остановили свой выбор на Путине. Но было рискованно сталкивать малоизвестного стране чиновника с популярным Примаковым: в этой борьбе можно утратить последнюю фигуру. Поэтому он расчетливо использовал преданного Сергея Степашина как штурмовой отряд, который должен погибнуть, но расчистить путь основным силам. Готовясь к этому назначению, президент дал задание юристам администрации выяснить, нет ли правовой возможности назначить очередного премьера на ограниченный срок, например на три месяца. Последовал отрицательный ответ. Тогда президент прибег к символическим шагам, которые должны были дать понять Степашину, что он фигура временная.
Без малого три месяца нахождения на посту премьера дались ему нелегко: почти полное отсутствие влияния на формирование своей команды, необходимость решать проблемы в Дагестане без необходимых силовых полномочий от президента, быстрая и унизительная отставка. Такое мог выдержать только по настоящему преданный человек: с этой точки зрения расчет президента был точен.
16 августа Дума утвердила кандидатуру Путина на пост председателя правительства 233 голосами. Это мало, это демонстративное согласие с капризом Бориса Ельцина на грани провала, это самый низкий результат в череде назначений на пост премьера. Дума как бы говорила Борису Ельцину: "Нужен Путин? Вот Путин. Только это уже несущественно. У нас другие заботы". Дума смотрела в предвыборное будущее и не подозревала, что поддержала не каприз Ельцина, а будущего президента.
Успешные осенние операции российских войск в Чечне способствовали повышению популярности Путина. По данным социологической службы АРПИ, в начале сентября за него как за будущего президента готовы были проголосовать не более 1% избирателей, через месяц таких было уже 15%, а еще через месяц — более 30%. Вторая чеченская война, и это ощущалось почти на подсознательном уровне, была войной за восстановление государственной идентичности, национальной гордости, войной с собственными комплексами. Именно поэтому она находила поддержку, а критика ее отметалась с порога. Этот синдром "ущербности" был порожден во многом военными неудачами в Чечне, и поэтому теперь россияне с такой надеждой смотрели на власть.
Путин, которому Борис Ельцин полностью доверил проведение операции в Чечне, оказался в глазах населения политиком, способным взять на себя ответственность за решения и за последовательную реализацию этих решений. Вслед за Ельциным общественное мнение указало на него как на будущего президента. Постепенно вслед за общественным мнением к Путину потянулись политики.
В конце декабря 1999 года опросы социологической службы АРПИ показывали: на президентских выборах Владимира Путина готовы были поддержать уже 52% избирателей. Уровень его когда-то главного конкурента, Евгения Примакова, опустилась до отметки 12%. Победа ельцинского преемника была практически предрешена.
|