Гримасы суверенной демографии

Принцип "одна семья — один ребенок" всегда рассматривался в одном ряду с другими непритягательными особенностями китайского социализма — культурной революцией, "большим скачком" и массовым истреблением воробьев. И как теперь выяснилось, не напрасно: политика ограничения рождаемости в КНР привела к массовой торговле детьми.

ЕГОР НИЗАМОВ

Бесценные младенцы

Недели две назад в китайском городе Ухань (провинция Хубэй) возобновился процесс над группой обвиняемых, торговавших детьми с 2005-го до середины 2009 года. Ее возглавляла женщина по имени Юй Лисян — в июле прошлого года железнодорожная полиция задержала ее во время перевозки младенцев. А к августу были обнаружены еще 22 члена группировки, которых китайские власти подозревают в покупке детей для их дальнейшей перепродажи.

По сведениям прокуратуры, подсудимые за 4 года смогли найти покупателей для 49 младенцев. Они приобретали их у бедных семей в юго-западной провинции Юньнань, а потом везли через всю страну на север. Там доходы населения выше и бездетные семьи способны найти деньги для покупки наследника — это быстрее и проще, чем усыновление. В октябре прошлого года китайский правительственный Центр по делам усыновлений признал, что здоровых детей для приема в семьи не так много и за ними выстраиваются многотысячные очереди. Поэтому Юй Лисян и ее сообщники без особого труда находили клиентов. "Многие из тех, кто оказался на скамье подсудимых,— люди почти без всякого образования, и они не знали, что их действия преступны",— сказал представитель суда в Ухане. Зато они знали, что на торговле детьми могут неплохо заработать. Мальчиков они покупали примерно за $2 тыс., а продавали за $4 тыс. Цены на девочек были в два раза ниже.

По словам занимавшегося делом сотрудника китайской прокуратуры, некоторые из подозреваемых рассказали, что в деревнях на юге Китая семьи иногда заводят детей исключительно на продажу: "Это гораздо выгоднее, чем разводить свиней". В последние годы эта проблема в Китае приобрела национальный масштаб. Торговля детьми, естественно, запрещена, но если семья покупает ребенка, ее не привлекают к ответственности. Только тем, кого ловят на попытке перепродать младенца, грозит тюремное заключение от пяти лет и до пожизненного, а в некоторых случаях и смертная казнь.

Тем не менее желающих влиться в этот бизнес не становится меньше. Конкуренция на рынке довольно высока: торговлей детьми занимаются как обычные китайские граждане, так и чиновники из государственных органов планирования семьи, которые следят за соблюдением правила "одна семья — один ребенок". В ней замешаны и детские дома, скупающие младенцев оптом, чтобы потом отдать их на усыновление семьям из-за рубежа, готовым щедро заплатить. Некоторые китайские правозащитники сравнивают этот рынок с рынком наркотиков: он такой же прибыльный и с ним так же трудно бороться. Эксперты винят во всем демографическую политику китайского правительства, которая с 1979 года запрещает городским семьям иметь больше одного ребенка. В деревнях попроще, там существует негласное правило: если первый ребенок — девочка, то можно попробовать еще раз. А если родить мальчика не удалось и со второй попытки, некоторые семьи попросту оставляют новорожденную на улице или продают ее.

Из корзины за границу

Семья Дуаня Юэлиня, обычного крестьянина, когда-то работавшего на рисовых плантациях в южной провинции Хунань, в начале 2000-х годов сделала неплохой бизнес на скупке детей у родителей, неспособных прокормить второго ребенка. Полиция арестовала его вместе с женой, двумя сестрами и двумя кузенами в 2005 году. В прошлом декабре Дуаня выпустили из тюрьмы за два года до окончания шестилетнего срока. Остальные до сих пор за решеткой.

Эта история началась в 1993 году, когда мать Дуаня по имени Чэнь Чжицзинь устроилась на работу в один из местных детдомов. Ей платили $1 в день, и за эти деньги она подбирала младенцев, оставленных у детдома в картонных коробках или бамбуковых корзинках, чтобы потом присматривать за ними. "Мы находили детей повсюду,— вспоминает Чэнь.— Они всегда были грязные, обмотанные в лохмотья. Иногда по их лицам ползали муравьи: запах младенцев привлекал насекомых". Многие жители из окрестных поселков знали Чэнь и отдавали ей ненужных детей, зная, что она о них позаботится.

Потом, в 1996-1997 годах, детдом вступил в программу по отправке детей на усыновление за рубеж, которая тогда как раз набирала обороты. Чэнь говорит, что ее начальник обратился к ней с просьбой приносить в детдом всех младенцев, которых она только сможет найти, и пообещал вознаграждение. По словам ее сына Дуаня, размер этого вознаграждения быстро увеличивался, потому что спрос на детей рос без остановки. Вскоре в их районе появилось еще пять детдомов, рассчитывавших на свою долю. "Сначала за каждого ребенка можно было выручить от $7 до $15, потом цены взлетели до $100-120 и в итоге дошли до нескольких сотен долларов за одного младенца". Детдома, впрочем, не оставались внакладе, поскольку от приемных родителей они получали около $3 тыс.— в виде благотворительных средств на развитие. Расценки для частных покупателей росли теми же темпами.

По мере того как торговля становилась все более прибыльной, в Китае участились случаи похищения детей. Каждый год в стране пропадает, по примерным оценкам, от 30 тыс. до 60 тыс. младенцев, которых потом выставляют на продажу. "Их экспортируют, как будто они какой-то товар",— говорит Ян Либин, чью дочь украли в 2005 году. Через некоторое время он узнал, что девочку отправили в Соединенные Штаты. В китайской полиции существует подразделение, специально созданное для борьбы с похищениями детей и женщин. Но процент раскрытых преступлений невысок. В прошлом году полицейским удалось найти лишь 3400 детей. Ситуацию осложняет то, что во многих частях страны ребенок считается пропавшим только после 24 часов отсутствия, а за это время похитителям удается замести следы. Нередко в похищениях оказываются замешаны чиновники.

Корреспондентам газеты The Los Angeles Times удалось найти людей, у которых ребенка забрали представители органов планирования семьи. "Мы всегда боялись этих чиновников",— рассказала журналистам 34-летняя женщина из уезда Чжэньюань (провинция Гуйчжоу), чью годовалую дочь в 2004 году похитили на рынке. Позже полиция выяснила, что сделал это работник местной службы планирования семьи. Ему вынесли предупреждение и понизили в должности, но найти ребенка так и не удалось. Иногда чиновники действуют тоньше, например заставляют родителей, неспособных заплатить немалый штраф за лишнего ребенка, подписать документ об отказе от родительских прав. Дети в таком случае отправляются в детдом, а затем, если повезет, за границу на усыновление.

Если похищенного ребенка все же удается найти, его ДНК вносится в базу данных 230 лабораторий, расположенных по всему Китаю. Родители тоже могут сдать анализы для определения ДНК — стоимость процедуры, примерно $250, оплачивает государство. Система эта пока действует недостаточно эффективно из-за того, что образцов слишком мало, около 20 тыс. Поэтому приходится придумывать другие способы поиска.

Шэнь Хао, 41-летний компьютерщик из провинции Аньхой, стал заниматься проблемой розыска пропавших детей девять лет назад и придумал необычный способ: он печатает игральные карты с их фотографиями. На каждой карте помимо изображения мелким шрифтом нанесены описание внешности и особых примет ребенка, его возраст и дата исчезновения. Колоды Шэнь раздает во время путешествий по разным городам Китая. Он говорит, что ему удалось воссоединить уже 800 семей с помощью карт и собственного сайта.

Четыре-два-один

Среди правозащитников популярна точка зрения, что торговля детьми спровоцирована китайской программой контроля численности населения. Семейные пары, как правило, хотят сына — особенно в сельских областях. И родители, у которых есть максимум две попытки, часто предпочитают попросту купить ребенка. По той же причине семьи продают ненужных им дочерей.

Из-за того что родители отдают предпочтение мальчикам, Китай столкнулся еще с одной серьезной трудностью: девочек с каждым годом рождается все меньше. В апреле прошлого года в British Medical Journal было опубликовано исследование, которое подготовили профессора из Китая совместно с британским коллегой. На основе данных переписи населения 2005 года они сделали вывод: молодых людей младше 20 лет в Китае на 32 млн больше, чем девушек. Этот разрыв, считают ученые, в следующие 20 лет будет только увеличиваться. "С этим уже ничего не поделаешь",— пишут они.

В год переписи соотношение родившихся мальчиков и девочек было на уровне 120:100, хотя в других странах детей мужского пола появляется лишь немногим больше, чем женского. Среди вторых детей в семье диспропорция еще более выраженная — 143:100. Супружеские пары, у которых уже есть дочь, стремились завести хотя бы одного мальчика.

С середины 1980-х, когда ультразвуковые исследования стали широкодоступны, Китай охватила волна абортов по половому признаку. Считается, что за все время действия программы "одна семья — один ребенок" около 40 млн женщин прекратили беременность, узнав, что ждут девочку. Китайские власти в курсе этой тенденции и уже организовали информационные кампании в нескольких провинциях, надеясь изменить отношение граждан к рождению детей женского пола. Но это почти невыполнимая задача: многие родители традиционно считают, что только сыновья смогут прокормить в старости. "Перед супружескими парами встает выбор между обеспеченной старостью и жизнью их дочери",— говорит один из правозащитников.

Политика ограничения рождаемости (по данным правительства, она предотвратила появление на свет 400 млн китайцев) привела к тому, что население стало стремительно стареть. Средняя продолжительность жизни с момента основания Китайской Народной Республики в 1949 году увеличилась на 33 года и сейчас достигает 73 лет. Социологи прогнозируют, что к середине века треть китайцев выйдут на пенсию и работоспособное население не сможет их содержать. В Китае даже придумали название для этой проблемы — "четыре-два-один": единственному ребенку в семье в будущем придется содержать обоих родителей и четырех дедушек и бабушек.

С похожими трудностями сейчас сталкиваются почти все развитые страны, но в их распоряжении есть ресурсы, чтобы пытаться противостоять пенсионному кризису (правда, пример Греции показывает, что получается это не у всех). А у Китая таких ресурсов еще нет: уровень ВВП на душу населения едва превышает $6,5 тыс. В той же Греции он в пять раз выше. Как говорит сотрудник американского Центра стратегических исследований Ричард Джексон, "Китай успел состариться раньше, чем разбогатеть".

Еще один побочный эффект контроля численности населения, на который эксперты обратили внимание еще в начале 1990-х годов,— так называемый синдром маленьких императоров, который на глазах превращается в острую проблему всего китайского общества. Синдром состоит в том, что родители единственного ребенка стараются ни в чем ему не отказывать — и тот вырастает избалованным и неготовым к самостоятельной жизни. По центральному китайскому телевидению периодически показывают передачи на эту тему, напоминающие родителям, как не следует заниматься воспитанием: мол, если хотите в будущем опираться на ребенка, сначала отучите его во всем опираться на вас.

Растущее число побочных эффектов программы "одна семья — один ребенок" уже заставило Китай внести в нее определенные послабления. В некоторых провинциях супружеские пары, в которых и муж, и жена сами являются единственными детьми, могут запросить официальное разрешение на второго ребенка. Родителям детей-инвалидов тоже разрешили подавать повторный запрос, как и тем, у кого ребенок погиб. В 2008 году после разрушительного землетрясения в провинции Сычуань, унесшего жизни по меньшей мере 70 тыс. человек, местным властям позволили выдавать разрешения на ребенка тем семьям, которые потеряли первенцев. Однако до полной отмены программы, по всей видимости, еще далеко. В феврале представитель национальной комиссии по вопросам населения и планирования семьи заявил, что Китай будет придерживаться прежнего курса как минимум в течение следующей пятилетки.

Впрочем, иногда китайцы, уставшие ждать дальнейших послаблений, прибегают к простому, но эффективному способу вычеркнуть себя из программы. Ее действие не распространяется на нацменьшинства, поэтому ханьцы — костяк китайской нации — попросту меняют свою этническую принадлежность. Это возможно: если один из предков принадлежит к нацменьшинству, то его потомок может быть зарегистрирован как представитель той же народности. Поэтому ханьцы упорно ищут среди своих пращуров хоть какого-нибудь нацмена. Тем, кому это не удается, остается рассчитывать на случай. После сычуаньского землетрясения, в котором погибли десятки тысяч представителей народности цян, китайские власти решили построить для оставшихся в живых новую деревню. В деревню согнали кого попало, но каждого ее жителя окрестили цянем. К тихой радости оказавшихся там этнических китайцев.