Борцы за права творцов

Статут королевы Анны, вступивший в силу 300 лет назад, принято считать первым законом об авторских правах. До его появления создатели литературных произведений не могли зарабатывать себе на жизнь писательским трудом, даже если из-под их пера выходили бестселлеры. Но и после принятия статута Анны правообладателям пришлось еще долго бороться с нелегальным распространением защищенных произведений, или пиратством, как это всегда называли. В США пираты долгое время свободно могли зарабатывать на перепродаже чужой интеллектуальной собственности, если она не была зарегистрирована в их стране. Полноценная защита авторских прав в мировом масштабе стала возможна только в конце XIX века. С тех пор ее старались сделать все более эффективной, ради чего иногда приходилось жертвовать здравым смыслом.

ЕГОР НИЗАМОВ

Конец бесправия

Споры о том, что такое интеллектуальная собственность и как ее следует защищать, не утихают уже несколько столетий. Когда в Европе XV века вслед за Китаем начали появляться печатные станки, авторы, чьи права на произведения не казались тогда чем-то естественным, стали всерьез опасаться за судьбу своих творений. Мартин Лютер, чьи книги безбожно копировали типографы всего Старого Света, был крайне недоволен безудержной перепечаткой его книг. Но волновала его не денежная компенсация, а то, что его труды страшно перевирают. "Все эти жадные и вороватые владельцы пиратских типографий вероломно обращаются с нашими произведениями. Из-за жажды к деньгам они не задумываются о том, правильны ли тексты, которые они печатают, или ошибочны. Мне часто приходилось встречать настолько обезображенный текст, что я с трудом распознавал в нем свое творение",— писал Лютер. В 1524 году он ставил собственную печать на каждый одобренный экземпляр переведенной им Библии и надписывал его: "Этот знак даст вам знать, что книга прошла через мои руки".

Во времена Лютера о правах автора на произведение никто не говорил: всеми правами на книги обладали те, кто эти книги печатал и продавал, если у них имелась соответствующая лицензия, именовавшаяся в те времена привилегией. Правителей государств такой порядок вещей вполне устраивал, поскольку это позволяло контролировать быстро разраставшийся рынок печатной продукции. Вот только редко какому издателю удавалось сделать свое предприятие прибыльным, поскольку все популярные книги пираты тут же нелегально перепечатывали на дешевой бумаге и продавали по значительно более низким ценам. Именно для борьбы с пиратами в европейских странах и ввели систему привилегий.

Невиданных успехов на поприще контроля за издательским рынком добились правители Англии. Там в 1566 году декретом короля право выпускать и продавать книги предоставили только и исключительно специально образованной Компании книгоиздателей. В нее вошли все участники производственного процесса — от изготовителей бумаги до переплетчиков и торговцев. И в результате при короле Карле I число легальных типографий сократилось до 20 на всю страну. Компания получила даже своего рода право на цензуру: те произведения, которые призывали к свержению власти или считались еретическими, гильдия типографов имела право изымать и сжигать. Такое, впрочем, случалось не очень часто, поскольку члены компании и не собирались печатать ничего подобного. Кроме того, монополия приводила к тому, что издатели могли получать рукописи на самых выгодных для себя условиях.

В XVII веке все больше просветителей стали высказываться против фактической государственной монополии на книгопечатание. Джон Локк называл членов гильдии ленивыми и невежественными, жалуясь на их нежелание публиковать новые издания классических произведений. Гильдия могла даже запрещать ввоз в Великобританию дешевых книг, чтобы не осложнять себе жизнь. Локк считал это "чрезмерным угнетением прав ученых": "Да и вообще, как может кто-либо присвоить себе права на творения людей, живших тысячу лет назад".

Когда в 1695 году английский парламент отказался продлевать действие законов о цензуре, технически их отменив, авторы произведений стали сами отвечать за то, что они пишут и, если повезет, печатают. Поэтому многие решили, что неплохо было бы получить хоть какую-то компенсацию за это. Даниель Дефо, к примеру, писал: "Будет слишком жестоко заставлять человека нести ответственность за хорошо исполненное творение, если он ничего не имел с него".

Дискуссии по этому вопросу в парламенте и в кругах британских интеллектуалов закончились тем, что в 1709 году был одобрен статут королевы Анны, вступивший в силу в 1710-м. К его составлению, кстати, приложил руку Джонатан Свифт. Согласно этому документу, произведения могли публиковаться только с разрешения авторов или их представителей. При этом права авторов сохранялись на протяжении 21 года с момента вступления закона в силу, если речь шла об уже существовавших трудах, или на протяжении 14 лет (с возможностью одного продления еще на столько же), если книга еще не была напечатана. Особых прав добились для себя английские и шотландские университеты, получившие право вечной собственности на научные произведения, которые они печатают в своих типографиях.

Казалось бы, статут королевы Анны наконец-то защитил права авторов на их произведения. Однако, как оказалось, статут задумывался лондонскими издателями в качестве орудия борьбы с их главными конкурентами — нелегальными типографами из глубинки и из Голландии. По новому закону любая книга, напечатанная в обход воли автора, изымалась из продажи, а ее издатель платил немалый штраф — пени за каждую страницу. Половина из итоговой суммы отходила автору, половина — государству.

Право здравого смысла

Печатники крайне тяжело переживали утрату монопольного положения на книжном рынке. Поэтому уже в 1731 году, когда истек 21 год со дня введения в действие статута и авторские права на старые книги перестали действовать, изворотливые типографы незамедлительно начали тиражирование этих произведений. Следующие несколько десятилетий охарактеризовались бесконечными судебными тяжбами между правообладателями и правонарушителями. Двумя самыми громкими процессами стали разбирательства вокруг прав на публикацию поэмы "Времена года" шотландского драматурга Джона Томсона. Он закончил ее в 1729 году после нескольких лет кропотливой работы и решил продать права на ее публикацию знакомому издателю по фамилии Миллар. Книга быстро стала популярной и превратилась в один из бестселлеров XVIII века. В 1763 году, когда все права на произведение уже истекли, никому не известный печатник по фамилии Тэйлор перепечатал поэму Томсона и стал ее продавать, получая хорошую прибыль.

Миллар, хоть и бесправный, с раздражением воспринял новость о том, что произведение, которое раньше безраздельно находилось в его собственности, приносит деньги кому-то еще, и подал на Тэйлора в суд королевской скамьи. Судья по его просьбе опирался не на статут королевы Анны, который в этом случае не действовал, а на так называемое общее право, то есть неписаные принципы здравого смысла. Исходя из них, судья заключил, что автор, обладающий вечным правом собственности на свой манускрипт, не должен терять его и после публикации произведения. Миллар выиграл дело, и созданный его делом о "Временах года" прецедент действовал с 1769 по 1774 год.

Казалось, временных ограничений на действие авторских прав больше не существовало. Однако следующее судебное разбирательство поставило все на свои места. Началась эта история в тот день, когда Миллар продал права на "Времена года" издателю Беккету, а тому перешел дорогу шотландский конкурент по фамилии Дональдсон, который тоже решил заработать на продаже экземпляров поэмы. Узнав об этом, новый обладатель прав смог добиться от властей запрета на деятельность Дональдсона. Вот только шотландец на то и шотландец: Дональдсон ни за что не хотел расставаться ни с одним пени из грядущей прибыли и подал на обидчиков в суд.

На этот раз дело рассматривала палата лордов, которая консультировалась с коллегией суда королевской скамьи. После продолжительного разбирательства было принято решение о признании правомерности действий Дональдсона. Суд постановил, что автор мог сколь угодно долго обладать правом на неопубликованный труд, но с момента его выхода в печать право собственности могло действовать максимум 28 лет.

Это решение стало ударом для гильдии книгоиздателей, поскольку они частенько выкупали у авторов права на произведения и после дела Миллара и Тэйлора уже решили, что смогут пользоваться ими вечно. Издательское лобби тут же приступило к продвижению нового закона, который вернул бы безмятежные времена, но все их попытки оказались тщетными.

Во Франции второй половины XVIII века происходили примерно те же процессы. Но там принципы авторского права с трудом вытесняли законы о цензуре, существовавшие на протяжении почти трех столетий. Проверенная веками схема действовала на редкость просто. Желающий зарегистрировать права на книгу подавал прошение королю, который мог дать, а мог и не дать свое монаршее согласие. Некоторые подобные королевские привилегии не имели срока, другие давались на два года или пять лет. Однако общее их число в среднем не превышало 20 в год, что создавало на книжном рынке своеобразную монополию небольшой группы издателей, имевших связи при дворе. Новых книг появлялось мало, цены держались на стабильно высоком уровне, и редко кому в голову приходила мысль об открытии собственного издательского дела. Повсеместное распространение цензуры также позволяло применять не вполне честные методы конкурентной борьбы. Любой типограф мог безо всякой санкции суда подойти к полицейскому на улице и потребовать провести рейд в другом издательстве, если он подозревал, что там нелегально копируют книги.

В 1777 году Людовик XVI рядом королевских декретов впервые даровал авторам и их наследникам бессрочное право собственности на их произведения, если только писатель не уступал кому-либо права на свою книгу. Поскольку же и после выпуска декретов далеко не все писатели могли позволить себе издавать и распространять книги, многие из них продавали права издателям, а при заключении подобной сделки срок действия авторских прав ограничивался десятью годами, после чего произведение становилось общественным достоянием. Стоимость регистрации прав составляла 36 ливров — это была не такая уж и скромная сумма по тем временам. Причем еще одно разрешение — на печать — оплачивалось отдельно. Рукопись перед этим проверялась цензорами, но даже если она получала одобрение, в любой момент книга могла быть изъята из продажи.

Лидеры революционеров, свергнувших королевскую власть в 1789 году, в большинстве своем придерживались точки зрения, высказанной как-то юристом Жаном ле Шапелье во время дебатов в национальной ассамблее: "Самая святая, самая личная разновидность собственности — это плоды мысленного труда автора, поэтому те, кто возделывает поля своего разума, должны располагать возможностью насладиться результатами своей работы".

В первые послереволюционные годы во Франции упразднили старую систему авторского права, позволив писателям (а также драматургам, художникам и скульпторам) регистрировать права на свои произведения до конца своей жизни. А свободно копировать и перепродавать работы не разрешалось в течение 10 лет со дня смерти их автора.

За следующее столетие во всех ведущих европейских странах сформировались законодательства об интеллектуальной собственности. Почти повсеместно за авторами признавалось пожизненное право на их труды, и оно продолжало действовать после их смерти, причем довольно долго: 20 лет в Швеции и Норвегии, к примеру, а во Франции, Дании и Португалии — 30 лет.

Избирательное право

По другую сторону Атлантики 13 американских штатов, добившихся независимости, начали по очереди признавать права на интеллектуальную собственность. Больше всего внимания там уделяли патентам, а о правах на литературные произведения, как правило, думали во вторую очередь.

В 1783 году Коннектикут стал первым штатом, одобрившим акт, поощряющий развитие литературных и других талантов. В преамбуле к нему было сказано: "Исходя из принципов естественного равенства и справедливости, становится совершенно очевидно, что каждый автор должен гарантированно получать прибыль от продажи его работ, что может подвигнуть образованных и способных людей к публикации трудов". За Коннектикутом вскоре потянулись и другие штаты, хотя инициаторам принятия нового закона, например литератору Ноа Уэбстеру или историку Джереми Белкнапу, потребовалось долго обивать пороги приемных конгрессменов, чтобы убедить их в том, что интеллектуальную собственность необходимо защищать.

Наконец в 1790 году в Соединенных Штатах был принят федеральный закон об охране авторских прав, который во многом копировал британский. Он позволял регистрировать собственность на книги, чертежи и карты на срок не более 28 лет. Но это касалось лишь тех работ, которые публиковались в США. Произведения зарубежных авторов в Соединенных Штатах можно было беспрепятственно копировать на протяжении всего следующего века. И многие этим, естественно, пользовались, вызывая негодование в Европе. В середине XIX века страны Старого Света отказывались признавать авторские права американских писателей, потому что Соединенные Штаты тогда считались державой бессовестных воров интеллектуальной собственности (что, впрочем, не касалось патентов).

За XIX век американский конгресс значительно расширил список защищенных произведений, включив туда, к примеру, театральные постановки, скульптуры, гравюры, музыкальные записи и кинофильмы. Фотографии тоже попали в этот список, причем уже в 1865 году, спустя всего два десятилетия после того, как эта технология стала распространяться по миру. Понятно, почему это произошло так быстро: во время Гражданской войны появилось множество прекрасных снимков, и хотя их художественную ценность тогда еще никто не признавал, конгрессменам показалось, что этот род занятий надо поощрять. К тому же сами члены конгресса, а также министры и президенты никогда не были против сфотографироваться на память.

Многим, впрочем, казалось, что человек с фотоаппаратом не создает произведений, которые можно было бы считать его собственными творениями: в конце концов, он всего лишь фиксирует на пластинке реальность. Доказывать обратное фотографам приходилось через суд. В 1882 году Наполеон Сарони из Нью-Йорка, который специализировался на снимках приезжих знаменитостей, сделал серию портретов Оскара Уайльда в его "эстетичном костюме для чтения лекций". Пока английский писатель путешествовал по стране, компания Burrow-Giles Lithographic продала около 85 тыс. копий снимков Сарони без его разрешения и, естественно, не выплатив ему ни цента.

Фотограф подал на Burrow-Giles Lithographic в суд. Он утверждал, что снимки — это плоды его творческого труда, ведь он сам выбирал костюм и позу для модели, ткани, которыми на фотографии окружен писатель, сам настраивал освещение и, наконец, сам нажимал на кнопку в выбранный им момент. Юристы компании Burrow-Giles Lithographic, наоборот, считали, что ничего оригинального и творческого в фотографии нет (пусть ее и раскупали десятками тысяч экземпляров). Но им не удалось убедить суд в своей правоте, и компании пришлось выплатить Сарони $610 (чуть больше $12 тыс. по нынешнему курсу).

Вообще, с появлением любого технического средства записи и репродукции информации традиционно вставал вопрос о том, не нарушит ли его использование чьи-то права. В 1905 году представители американской ассоциации композиторов опасались, что пианолы — механические пианино, которые могут играть мелодии с перфорированных листов, отнимут у них законный доход. Они даже обратились в американский конгресс с просьбой передать композиторам все права на запись их произведений и изготовление рулонов для пианол. К тому времени механические пианино стояли в десятках тысяч американских домов и концертных залов, и каждый год для них выпускали более миллиона записей. Композиторам в итоге удалось освоить часть этого огромного рынка. Они смогли выдавать разрешение на тиражирование своего творения одной из нескольких компаний, выпускавших пианолы, а затем, если другие корпорации желали копировать это произведение, им приходилось выплачивать композитору (а точнее, правообладателю) два цента за каждый новый экземпляр.

Хотя американцы все с большим упорством боролись за свои авторские права, зарубежная интеллектуальная собственность в США не пользовалась особым уважением и в начале XX века. Конгрессмены, конечно, пошли на некоторые уступки пожеланиям заокеанских правительств и разрешили иностранцам регистрировать авторские права на территории Штатов, но поставили перед ними ряд требований: например, о том, что произведение должно быть выпущено в США раньше или одновременно с изданием в другой стране. Его к тому же необходимо было официально зарегистрировать, и если это была книга, ее следовало печатать в американских типографиях.

В Европе все было куда проще. Франция, к примеру, не делала никаких различий между правами отечественных и зарубежных авторов с середины XIX века. И пыталась создать по своему образцу международное правовое поле. Первый шаг к этому сделала французская Международная литературная и художественная ассоциация, одним из основателей и руководителей которой был Виктор Гюго. По инициативе этой ассоциации еще в 1886 году была принята Бернская конвенция — первыми странами, ее подписавшими, стали Бельгия, Германия, Франция, Испания, Великобритания, Тунис и Швейцария. Позже к этому соглашению присоединились почти все государства мира. Конвенция отменяла разного рода требования для защиты авторских прав — они признавались действующими с момента создания произведения. Во всех странах, подписавших конвенцию, иностранцы получили возможность пользоваться теми же привилегиями, что и местные авторы.

Подобная модель так сильно отличалась от американской, что Соединенные Штаты долгое время оставались в стороне от Бернской конвенции. Слишком многое пришлось бы менять в законодательстве, и потому американских конгрессменов вполне устраивал статус-кво. Российская империя, а потом и Советский союз тоже не хотели присоединяться к соглашению из соображений протекционизма. И для того, чтобы государства-отказники все-таки включились в международный процесс защиты авторских прав, пришлось придумывать обходной путь. В 1952 году под эгидой ООН появилось Всемирное соглашение об авторском праве, которое иногда называют Женевской конвенцией. В этой конвенции говорилось о том, что страны вправе сохранять все требования для защиты интеллектуальной собственности (вроде передачи экземпляров книги в библиотеки), но они должны считаться выполненными, если на книге есть значок копирайта с указанием имени правообладателя. Срок охраны авторских прав устанавливался фиксированный — 25 лет. К этому соглашению США присоединились уже в 1954 году, намного раньше, чем СССР (1973 год). Однако позже обе эти страны все же одобрили бернский документ — США в 1988-м, Россия — в 1995-м.

Многомиллиардные права

С момента принятия конвенций основные принципы авторского права почти не менялись, увеличивался лишь срок их действия и широта охвата. Под защиту попадали телевизионные передачи, компьютерные программы, базы данных, цифровые копии музыкальных произведений и другие плоды творческих усилий человечества.

С разрастанием законодательной базы увеличивалось и число судебных разбирательств — особенно во второй половине XX века, когда новые технологии копирования информации появлялись каждое десятилетие. В 1981 году американские компании Universal и Walt Disney Productions подали в суд на японскую корпорацию Sony, потому что она продавала в США видеомагнитофоны, и с их помощью любой житель страны мог записывать и, что самое страшное, показывать друзьям телепередачи и фильмы двух этих киностудий. Газеты тогда писали о том, что будущее всей индустрии домашней видеозаписи находится в США под угрозой. Один из американских окружных судов признал запись телепрограмм на носители нелегальной, и все американские дилеры магнитофонов Sony затрепетали. Один из директоров японской компании назвал вердикт анахронизмом, а представитель подразделения Sony в США заявил, что окончательное решение будет за Верховным судом Соединенных Штатов. К счастью для Sony, высшая судебная инстанция не нашла в записи телесигнала ничего криминального.

Не менее частыми стали споры о правах на промышленные образцы. В конце 1983 года американская компания American Greetings подала в суд на своего конкурента Dan-Dee Home Imports, обвинив его в нарушении авторских прав. Представители истца заявили, что плюшевые медведи, ввозимые Dan-Dee из-за рубежа, слишком похожи на оригинальных медведей компании American Greetings. Обе компании подходили к вопросу серьезно, поскольку медведи приносили им большой доход: в США этих игрушек покупали на $250 млн ежегодно. Однако судья, увидев перед собой шеренгу из 15 медведей, еле сдерживал смех. Зачитать вердикт он решил в стихотворной форме — по его словам, все разбирательство походило на детские стишки. Сказал он примерно следующее: "После Дня благодаренья мишек выстроили в ряд. Что-то слишком вы похожи, нашим мишкам говорят, та же шерстка, те же лапки, даже взгляд, и тот один. Нарушать авторское право мы так просто не дадим". Судья признал подсудимых виновными и запретил Dan-Dee продавать медведей, но на этом дело не закончилось.

Оно попало в вышестоящий нью-йоркский суд, и там юристам компании Dan-Dee удалось одержать победу. Они смогли убедить судью в том, что между двумя видами медведей есть четкие отличия — в форме тела, морды и в ярлыках. На этом, однако, приключения плюшевых медведей не закончились. Полгода спустя они вновь оказались в зале суда. На этот раз ответчиком выступала сама American Greetings. Две жительницы Ванкувера, штат Вашингтон, заявили, что компания украла у них дизайн медведей, который к тому моменту охранялся законом об авторском праве. Они потребовали от компании компенсацию в размере $760 млн, но так ее и не получили.

Из-за того что нарушение авторских прав в большинстве случаев лишает их обладателей значительной прибыли, любой метод защиты интеллектуальной собственности заслуживает рассмотрения. Но не каждый способ достоин применения. Предотвратить незаконное копирование и распространение информации стало особенно сложно с появлением интернета, фундаментальной идеей которого изначально была свобода обмена данными. В 1996 году Всемирная организация интеллектуальной собственности (ВОИС) выступила с предложением внести изменения в Бернскую конвенцию, чтобы распространить ее действие на содержимое сайтов и серверов. ВОИС исходила из того, что любая картинка в интернете, любой текст или аудиофайл должны считаться репродукциями оригинальных произведений, если они оказывались записаны в память компьютера, не важно, на какой срок, хоть на долю секунды. А раз это репродукция, то правообладателю причитались деньги за использование его произведения. Как выразился шведский исследователь истории авторского права Карл Эрик Таллмо, "неконтролируемое создание репродукций для личного использования, конечно, можно воспринимать как нетронутый источник огромных прибылей, но только если вы — дядя Скрудж со знаками доллара в глазах".

Предложение ВОИС, разумеется, не было одобрено, и сейчас каждая страна сама решает, какие меры наказаний принимать в отношении нарушителей авторских прав в интернете. Но эта борьба не помогла искоренению аудио-, видео- и прочих видов пиратства. Когда-то Марк Твен пророчествовал: "Наступит день, и в представлении закона интеллектуальная собственность будет такой же священной, как виски и другие необходимые в жизни вещи". Похоже, день этот не наступит никогда.