Хемингуэй всю жизнь пытался доказать окружающим, что он настоящий мужчина и что мать зря наряжала его в девчоночьи платья. "На самом деле,— пишет его приятель,— не он женился на своих четырех супругах, а они на нем. И, сколько я его помню, он всегда засыпал, не выключая света. Темноты боялся"
Эрнест в роли Эрнестины
В экспозиционном зале мадридского Кружка изящных искусств проходит выставка, посвященная 99-летию со дня рождения Эрнеста Хемингуэя.
Устроители утверждают, что отмечать вековой юбилей автора "Фиесты" нужно именно сейчас, а не в 1999-м — правда искусства важнее метрических записей. Хемингуэй набавил себе год во время первой мировой, иначе ему не разрешили бы водить санитарную машину на итальянском фронте и мир недосчитался бы как минимум нескольких глав романа "Прощай, оружие!".
Кроме многочисленных фотографий, запечатлевших выдающегося певца быков, матадоров и республиканцев в разных, в том числе и не очень презентабельных, видах, на выставке представлены все первоиздания его произведений, так или иначе касающихся испанской тематики. Благодаря тому что в подготовке экспозиции принимал активное участие литературовед Хосе Луис Кастильо-Пуче, лично знавший писателя, образ классика не вполне соответствует общепринятому. Здесь можно увидеть снимок будущего романиста в девчачьем платье (в первые шесть лет его жизни мать Хемингуэя не могла смириться с тем, что родила Эрнеста, а не Эрнестину), фотографии отца писателя, покончившего с собой в 1928-м, за 33 года до самоубийства Хемингуэя. По мнению Кастильо-Пуче, детство Хемингуэя объясняет его маниакальное пристрастие ко всему романтическому и жестокому, то есть к испанскому. Этот человек всю жизнь пытался доказать окружающим, что он настоящий мужчина. И провел многих — но не проницательного Хосе Луиса. "На самом деле не он женился на своих четырех супругах, а они на нем,— пишет Кастильо-Пуче в предисловии к каталогу.— И, сколько я его помню, он всегда засыпал, не выключая света. Темноты боялся".
Стометровка для кларнета и ода для Долиной
Мировая премьера программы Oda Olimpica, посвященная проведению Первых Всемирных юношеских игр в Москве, состоялась в Колонном зале Дома союзов.
Oda Olimpica — произведение для солистов, хора и оркестра из девяти частей. Автор музыки — югославский композитор Милутин Попович-Захар, а текст заключительной части написала Татьяна Лебединская. Первые восемь частей — инструментальные пьесы, посвященные различным видам спорта. "Под парусами" для виолончели и симфонического оркестра посвящена парусным видам спорта, "Бег на 100 метров" для кларнета и симфонического оркестра — легкой атлетике. Последняя часть произведения Oda Olimpica, исполненная в Москве,— ода олимпийской славе. Это, по замыслу авторов, своеобразный салют духу Олимпиады.
К сожалению, состав солистов в последний момент был изменен. Планировалось, что заключительную часть исполнят оперный певец Зураб Соткилава и эстрадная певица Лариса Долина в сопровождении симфонического оркестра и хора. Но в последний момент Соткилава, на днях вернувшийся с гастролей из Италии, отказался, сославшись на плохое самочувствие. И Долина исполнила гимн в одиночестве, заявив, что заменить Соткилаву невозможно. Певица надеется, что вдвоем они не раз исполнят Oda Olimpica. И не зря. Долина и Соткилава уже получили предложение спеть этот гимн на церемонии открытия Олимпийских игр 2000 года в Сиднее.
Завоевание мира Дягилев начал с Финляндии
В Хельсинки, в музее "Атенеум", открылась выставка "'Мир искусства' — русский неоромантизм и финский Золотой век".
До 18 октября третий этаж крупнейшего финского художественного музея отдан экспозиции из 300 работ, предоставленных в основном Русским музеем и "Атенеумом". Выставка приурочена к 100-летию исторической петербургской выставки "Русские и финляндские художники", которая, по свидетельству самого Бенуа, лишь из-за несогласованности дат ("Мир искусства" появился чуть позже) не стала первой выставкой "Мира искусства". Она не была в полном смысле международной, о чем мечтал Дягилев,— на это у него еще не было денег. За невозможностью пригласить "всех выдающихся западных художников", Дягилев ограничился ближайшими. Ближайшие, впрочем, вполне удовлетворяли амбиции космополитично ориентированных петербуржцев, в то же время не слишком выпячивая их провинциальность. До художественного прорыва "Русских сезонов" будущим "мирискусникам" было еще далеко. И они, не заметившие Гогена и Сезанна, чтившие Беклина и Пюви де Шаванна, но предпочитавшие какого-нибудь Бенжамена Констана, рады были поставить себя рядом с холодным art nouveau северных соседей. Однако и такая более чем безобидная даже по тем временам прививка европейского искусства русской публике вызвала скандал. И досталось, конечно, не финнам, а своим — Сомову, Врубелю и купившей его панно княгине Тенишевой.
Нынешней выставкой Русский музей и "Атенеум" не пытаются воссоздать дягилевскую экспозицию. Они предлагают вниманию публики тот русско-финский коктейль, который, не будь "Русских сезонов" и их безмерной славы, было бы, скорее всего, трудно разделить на составляющие. Однако история все переиграла: "Мир искусства" вошел в нее лишь как источник дягилевской энергии и первый вестник будущего золотого века русского авангарда, а финский Золотой век оказался предвестником превращения национального искусства в часть общеевропейского.
Годзилла возвращается — на родину
Американский фильм "Годзилла" демонстрируется в Японии в 385 кинотеатрах; это рекордное для японского проката число.
Тысячи фанатов приветствовали возвращение огнедышащей ящерицы, созданной в Японии 44 года назад. Сотня самых отчаянных всю ночь дежурила возле кинотеатра, чтобы достать билеты на первый сеанс. Не повезло премьер-министру Хасимото, который в день премьеры, накануне воскресных выборов, выступал с судьбоносной речью,— его аудитория оказалась несопоставима с толпами, ломившимися в кинотеатры. Первых зрителей приветствовал настоящий японский Годзилла, держащий в одной руке американский, а в другой японский флаг.
Компания TriStar Pictures потратила на изготовление своей версии $100 млн, между тем как фирма Toho, создатель первого Годзиллы, два года назад вложила в последнюю серию "Годзилла против разрушителя" всего 8 млн. Однако цена для японцев не главное. Ревнители чистоты внешнего и внутреннего облика Годзиллы выражали опасения по поводу тех изменений, которым подвергся национальный японский герой в американской версии. По их мнению, обилие спецэффектов вряд ли сможет компенсировать былой шарм низкобюджетного, сделанного вручную оригинала. Японцы успели полюбить своего неповоротливого ящера с короткими ножками, радостно прыгавшего над трупами поверженных врагов. В поздних сериях он сознательно защищал родную Японию от всяких вредоносных гадов, в то время как американский Годзилла, способный развивать скорость до 400 км/ч, топчется по улицам как слон в посудной лавке. Несмотря на возможные разочарования поклонников Годзиллы, японский рынок — шанс поправить кассовые показатели фильма, пока не оправдавшего возлагавшихся на него надежд. По прогнозам экспертов, "Годзилла" способен собрать в Японии 14 млн зрителей и $100 млн.
Мэр извинился перед мэтром
В небольшую деревушку на острове Майорка пришлось ехать мэру Сиднея Фрэнку Сартору, чтобы загладить вину своих предшественников перед датским архитектором Йорном Утцоном.
Йорн, по проекту которого в середине 60-х годов возводилось ставшее впоследствии знаменитым здание Сиднейской оперы, в результате интриг был вынужден покинуть Зеленый континент. Уже после того, как начались строительные работы, городские власти Сиднея потребовали внести в проект значительные изменения. Душа архитектора не выдержала, и Йорн поклялся, что нога его никогда больше не ступит на землю, где так обращаются с большими художниками. Справедливости ради стоит заметить, что еще на стадии обсуждения проект Йорна вызывал самые противоречивые оценки: некоторым в представленных конструкциях чудились паруса, другие видели в них череду спаривающихся черепах.
И вот — восторжествовала новая справедливость. Муниципальный совет австралийской столицы присвоил Йорну звание почетного гражданина Сиднея, изготовил символический ключ от городских ворот и отправил мэра на Майорку, где проживает нынче архитектор,— мириться. Йорн принял знак запоздалого признания неожиданно любезно, хотя на торжественную церемонию никого, кроме собственной жены, пригласить не пожелал. "Время, когда я строил здание Сиднейской оперы,— самый плодотворный период в моем творчестве",— сообщил архитектор в благодарственной телеграмме.