Премьера литература
В серии ЖЗЛ вышла биография Сергея Довлатова, написанная его ленинградским другом писателем Валерием Поповым. Вместо традиционного для серии изображения героя, на обложке этой книги стоит надпись: "Здесь должен был быть портрет С. Довлатова". Рассказывает АННА НАРИНСКАЯ.
Наследники наложили вето на воспроизведение в этом издании любых фотографий писателя (по теперешним правилам для использования снимков необходимо согласие не только автора, но и изображенных на них лиц или их наследников), а также большинства его писем (права на письма по умолчанию принадлежат автору, а не адресату).
Такое непримиримое отношение к публикации писем и воспоминаний о муже Елена Довлатова проявляет не впервые. В 2001 году она подала в суд на издательство "Захаров", выпустившее без ее согласия книгу, составленную писателем Игорем Ефимовым из своих и довлатовских писем. Год спустя ее иск был удовлетворен, но к тому времени пятнадцатитысячный тираж был уже распродан.
В предисловии к нынешней "усеченной" довлатовской биографии сообщается, что издательство было готово выплатить все положенные правообладателям суммы, но, несмотря на это, вдова писателя категорически отказалась сотрудничать. То есть дело здесь с очевидностью не в том, что наследники строго блюдут свои денежные интересы, а в сложных и болезненных сантиментах — иногда стороннему наблюдателю не совсем понятных, а иногда, наоборот, вполне очевидных.
Вот, например, Валерий Попов пишет про американский период семейной и любовной жизни Довлатова. В первой писатель разочаровался — с женой наступил период отчуждения, дети "дичали", "замыкались в себе" и превращались в "американцев", зато вторая цвела бурным цветом. Попов не только рассказывает об описанном уже в разных воспоминаниях романе Довлатова с "роскошной блондинкой" Алевтиной Добрыш, в квартире которой с ним случился смертельный инфаркт, но и разбрасывает намеки, которые ну никак не могут показаться вдове уместными: "Бродский "навел" на него отличную переводчицу Энн Фридман, с которой Довлатов отлично сошелся (смысл этого слова довольно широк)".
Так что действия, вернее, противодействия Елены Довлатовой если и нельзя принять, то понять, во всяком случае, можно. К тому же в результате этих ее действий жэзээловская биография Довлатова стала книгой куда более показательной, чем предполагавшееся ранее издание с солидным набором фотодокументов и длинных цитат.
Превращенная практически в длинное эссе на тему "жизнь и творчество Сергея Довлатова" книга Валерия Попова оказывается квинтэссенцией того, во что вообще превратился мемуарно-биографический жанр сегодня.
Тут важно, что в поповском "Довлатове" нет никакого злого умысла, что в отличие от многих мемуаристов Валерий Попов сознательно не желает ни о ком сказать ничего плохого, и только Бродский периода своей славы удостаивается пары обдуманных шпилек, вроде того, что он "уйму сил потратил на установление своей "диктатуры" на новом месте. В гостях у него все, кто вообще удостаивался такой чести, сидели за столом строго по рангам, а наверху — он". Но вообще-то Попов — писатель "легкого" дарования, в некотором смысле сходного с довлатовским,— хочет в основном прославлять "блистательные шестидесятые" и всех, кто оттуда родом. И именно в свете этого солнечного, как будто все принимающего взгляда на мир особо отчетливо проступает линия какого-то соперничества автора со своим героем, который оказался когда-то более напористым ("он бешено писал рассказы и так же бешено волновался за них. И не только за столом, но и на людях, неутомимо создавая, как говорят сейчас, "пиар""), когда-то более везучим (заполучил того же литагента, что и у Салмана Рушди), а когда-то просто более хитрым (занял чужое первое место на выступлении). Ну и да, конечно, талантливым, но кто ж в шестидесятые не был талантлив? ("Какие писатели были тогда!" — восклицает Валерий Попов.)
Эти шестидесятые — такими вот стараньями самих шестидесятников — сегодня превратились для многих во время безусловно канонизированное, но — за недостаточной давностью лет — еще не до конца каталогизированное. То есть во время, за принадлежность к которому и, главное, за роль в котором нужно и можно спорить, не отказываясь в этой борьбе не только от изящных колкостей, но и от прямолинейных разоблачений.
В этом нет ничего принципиально нового: подобная ситуация в свое время сложилась со многими мемуарами о Серебряном веке, особенно написанными в эмиграции. Но штука в том, что книга Валерия Попова — без преувеличения одни из самых доброжелательных воспоминаний, написанных за последнее время. И все же даже они оказываются инструментом для отстаивания своего места за столом, места рассадки за которым еще не утверждены окончательно.
Валерий Попов. Довлатов. М.: Молодая гвардия, 2010