Вышел на волю кавказский пленник Валентин Власов — похоже, самый высокопоставленный узник за всю историю кавказских войн. Этот скромный госслужащий прославился на весь мир в дни майских праздников — и снова попал в хит-парад новостей после октябрьских. И вызвал всплеск интереса к Чечне. Но ненадолго: Чечня — тема болезненная.
Самое сейчас интересное во Власове, конечно, вот что: как его освободили из плена? И самое досадное, что достоверного и убедительного ответа в ближайшее время не будет! Власов всю правду знает лучше других, но тему обсуждать отказывается: намекает и даже напрямую объясняет, что это — не его секрет. А чужие секреты он выдавать не собирается. Ну и должны же быть какие-то приличия: в кои-то веки российские спецслужбы провели удачную операцию, и что ж теперь, всем сразу взять да выболтать военную тайну?
Эта жестокая конспирация касательно всех сведений о его вызволении провоцирует разные догадки, одна другой экзотичней. Вот, пожалуйста, одна: он сам организовал похищение! Зачем? Чтоб выбить обещанное финансирование Чечни. А как стали слать из Москвы деньги (на зарплату бюджетникам, ремонт дорог, обслуживание нефтепровода), так и вышел на волю. Есть вариант версии: чеченцы его по-хорошему уговорили посидеть в плену, убедив, что только так можно добиться от России выполнения ее же обещаний по финансированию.
И если б он в той ситуации сбежал, то это б значило, что и сам он не верит, что Россия слово сдержит. И потому какой же он тогда представитель российского президента? Версии эти, может, и слабые, но заметьте: Власов и деньги на восстановление Чечни пришли в движение почти одновременно — только в противоположных направлениях.
Если так, то выкуп царский; ну да представителю президента России это вполне по рангу.
Власов на воле. Мы с ним сидим в казенных креслах в ЦКБ. За окном замечательные заснеженные аллеи, вот где гулять бы и дышать полной грудью. Так нет, не пускают врачи: иммунитет понижен, можно простудиться, да и конъюнктивит. И в бассейн не пускают. Хорошо хоть диету какую-нибудь жестокую не назначили...
Власов объясняет мне простые как будто вещи: Россия обещала дать Чечне денег — все, дать и никаких разговоров. Ведь было дано слово Президента!
— Это неправильный соблазн: пообещать, не сделать, а там гляди все и забудут...— растолковывает мне Власов.
Как тут с ним спорить? Но, с другой стороны, и со мной не поспоришь: кто ж у нас ждет от власти исполнения обещаний и обязанностей? А для Чечни что ж, исключение делать? Или уж всех обманывать, или никого, а вот так выборочно — тоже ведь нечестно. А с третьей стороны: если кого-то одного обманули, так что ж, после до самой смерти всех и дурить, чтоб никому не было обидно?
Да и почему, собственно, именно Чечня? Чем она лучше Рязани или Казани? То есть получается, что все остальное подождет, а Чечне денег вынь да положь? Пенсионеры подождут, сироты, ну и на ком там еще принято спекулировать, а чеченцы — без очереди?
— Может, и не лучше,— отвечает Власов,— но раз принято было решение, так надо выполнить.
И потом, Рязань российская авиация таки не бомбила; и это ее сильно отличает от Чечни.
— Чечне необходима помощь! — объясняет Власов.— Задержки с помощью только портят наши отношения.
Мне чисто по-человечески очень интересно, много ли у Власова отыщется в России единомышленников — среди бюджетников, губернаторов, военных, кто у нас там еще из самых обездоленных в скорбной очереди за недоданными казенными деньгами?
— У России нет более важной задачи, чем налаживание отношений с Чечней! --это опять Власов.
Не может быть!
Как же самая важная задача, когда вообще в России мало кто думает про Чечню как таковую? Ну разве только ветераны кавказской кампании, да семьи убитых и пленных, да горстка правозащитников, и еще чиновники, которые с этого кормятся. В общем, страшно далеки они от народа. А широкая публика думает про что-то другое, про свое — да хоть про те же дефолт, кризис, рост доллара, преступности и цен, переживает за здоровье гаранта Конституции, бандитов, евреев и других категорий населения... Мне даже показалось, вот ведь странно, что невзоровское кино про Чечню взволновало нашу общественность сильней, чем оригинал.
Вот этим чеченский синдром и отличается от своего вьетнамского предшественника и даже, может быть, старшего брата — степенью воздействия. Америка и в войну, и еще долго после вся на ушах стояла. А у нас — шла война, шла себе и вот кончилась только что, а реагирует на нее публика как-то вяло. Ну что, говорит, Чечня — она Чечня и есть. Чего ж про нее говорить... Ни тебе демонстраций антивоенных, ни сжигания повесток перед Белым домом, ни многотысячного желания усыновить вражеских детей (в Америке нашлось 300 000 добровольцев, готовых взять вьетнамских сирот, и Ханой их не отдал только из идеологических соображений).
Так Власов, получается, диссидент! В смысле инакомыслящий. Никто про Чечню не думает и не волнуется, а он один шумит и волнуется. Как правозащитник-шестидесятник, он добивается от государства, чтоб оно выполняло свои же законы. Подписано соглашение — выполнять, даже если тебе разонравились ребята, с которыми ты его подписывал. Даже если они себя стали очень плохо вести...
К Власову между тем посетитель: это Хамид Хатуев, представитель парламента Чеченской республики Ичкерия в Госдуме. Его интересно послушать.
— Мы там посчитали: Россия должна Чечне 150 миллиардов долларов. За наше разрушенное хозяйство,— говорит он.
— Серьезная сумма! Получается, что с каждого гражданина России включая младенцев надо взять по 1000 долларов — и выдать каждому чеченцу по несколько миллионов долларов. А сейчас ведь, кстати, еще и дефолт. Похоже, даже чисто технически — тему справедливости претензий мы тут не обсуждаем — это нереально.
— Те, кто с войной пошел на Чечню и угробил чеченскую экономику, загнал народ в нищету,— они должны нести ответственность и восстановить то, что загубили.
Я задумался; есть у меня знакомые, которые воевали в Чечне. Я пытаюсь прислонить к ним рецепт чеченского дипломата, прикинуть, реально ли с них взыскать по тыще долларов. Помню, в Чечне познакомился я с голубоглазым пехотным капитаном Сашей, готовым умереть "за интересы России на Кавказе" (надеюсь, это ему не удалось). Он оказался коммунистом: когда мы с ним в солдатской столовой выпили виски, вернувшись с объезда блок-постов, он расчувствовался, достал из внутреннего кармана кителя портрет товарища Зюганова... Много ли с него удастся взять денег? Какая теперь у капитана зарплата? Если жив он, конечно.
Еще там были русские дети, одетые в х/б, они вечером в казарме смотрели все подряд телепередачи и считали дни до приказа. Помню, в Ханкале (там был штаб группировки федералов, а теперь вроде резиденция Масхадова) один дембель из 205-й бригады мне говорил, стоя под плакатом с текстом "Будь честен, молись Богу, служи усердно Отечеству!", такие слова:
— Кормят тут лучше, чем в учебке. На войне хорошо, время быстро летит: не заметишь, как и день пройдет. А ночью стоишь дневальным — ракеты летают, красиво, как салют. И духи тут ночью лазят, а наши бээмпешки по ним стреляют... Тут дачи были на подъезде к штабу, так наши их развалили — оттуда стреляли. И сады вырубили — по той же причине.
Сады вырубленные было жалко, и точно, хорошо бы их опять посадить. И руины разгрести, и заново все разбомбленное построить.
— Но откуда ж могут взяться такие деньги? — спрашиваю Хатуева.
— Захотят — найдут. Россия — великая!
— Так, так... А кроме денег еще что нужно, чтоб помириться с Чечней?
— Вот если бы сегодня президент России приехал в республику, собрал людей и сказал: уважаемый чеченский народ, мы совершили ошибку, мы раскаиваемся, мы приносим извинения. Сказал бы: извините, матери, отцы. Неплохо было бы чуть-чуть использовать менталитет чеченского народа...
— То есть ваше предложение такое: Ельцин приносит Чечне извинения и 150 миллиардов долларов, признает Басаева и Радуева героями, а взамен получает добрососедские отношения. А что общественное мнение России? Оно это примет? Скажите мне это как дипломат и политик!
— Я на этот вопрос однозначно ответить не могу.
Видите, вот и поговорили...
Хатуев смотрит на меня и понимает, какое действие оказали на меня его аргументы. И считает необходимым добавить:
— Это же очень просто понять. Вот я как мужчина обязан обеспечить семью. А если я не могу, то чего ж я тогда стою?
— То есть вы хотите сказать, что если б не получали жалованье на госслужбе, то?..
— Я и так не получаю — уже полтора года. В бюджете нет денег, и мы этот понимаем.
— Так на что ж вы живете?
— У сына тут, в Москве, бизнес.
Тут приходится признать, что если бы у каждого чеченского отца семейства был бизнес в Москве, то такой вид частного предпринимательства, как похищение людей, очень быстро бы пришел в упадок.
— Да... Если б Чечня после войны вдруг как-нибудь переместилась от границы с Россией и стала бы, например, островом в Тихом океане — вот тогда бы проблема снялась! И Россия могла бы спокойно снять Чечню с довольствия — как какой-нибудь Шикотан. И тогда пусть бы у Японии голова болела, как там людей прокормить...— Я как бы довожу идею до абсурда. И вдруг понимаю, что это, может, и абсурд, но очень и очень широко распространенный. И этот абсурд — не что иное как описание российско-чеченских отношений!
— О чем я и толкую! Вот про остров, это правильно,— радуется Власов.— Чечня, она же не денется никуда, и всегда будет у нас под боком, и сама собой не рассосется.
Так никто не верит!
Игорь Свинаренко