Чрезвычайные меры как топот сапог. Как только его услышишь, где-то в позвоночнике начинает покалывать, понимаешь, что не обойдется, и все-таки надеешься, что протопают мимо.
Не мимо. Не надо себя обманывать: чрезвычайные меры уже здесь и давно. Могут ли чрезвычайные меры быть привычными? Еще как! Когда в Конституции написано, что прописка не нужна, право на альтернативную службу есть, к расстрелу может приговорить только суд присяжных, а в жизни все наоборот — это законность или чрезвычайность? Когда Дума принимает заведомо нереальные экономические законы, а потом правительство решает, какие законы ему выполнять, а какие нет, это правовое государство?
Жить надо по закону, вот только в России никак не получается.
Чрезвычайные и законные меры соединяются, как песочные часы. Чем больше одних, тем меньше других. Все дело в том, как эти песочные часы повернуть. Сейчас они поворачиваются в пользу мер чрезвычайных. Это факт. И желание Думы вернуть на Лубянку Железного Феликса, как и обещание Евгения Примакова "физически устранять" кого бы то ни было, лишь подтверждает, что этот поворот происходит.
Суть поворота не в реваншизме и, тем более, не в возрождении революционного трибунала. Постсоветский период продолжается, начинается постлиберальный. Как всегда, на переломе востребованность чрезвычайных мер высока.
Каким будет постлиберальный период, зависит от того, как и на что будут использованы чрезвычайные меры. Помогут ли они преодолеть кризис или усугубят его. Ответ зависит от того, когда власть усвоит простую, но непреложную истину: государство должно жить по средствам.
Николай Вардуль
начальник отдела экономической политики