Политическая реформа в России носит перманентный характер. Это вызвано тем, что ее формально поставленная цель полностью противоречит фактически поставленной задаче.
Если посмотреть на историю последних десяти лет, то трудно найти год, когда руководство страны не занималось реформой политической системы. В разные периоды для этого процесса подбирались разные термины: от укрепления власти до политической модернизации. Вне зависимости от терминологии, направление оставалось фактически неизменным: усиление контроля руководства страны за ее политической жизнью.
Возможно, современное поколение российских руководителей могло бы провести самую демократическую модернизацию политической системы, если бы из задачки удалось убрать одно условие — регулярную сменяемость власти. Сделать это невозможно. Владиславу Суркову, первому заместителю главы администрации президента и главному архитектору политической системы (а заодно и автору большинства ее переделок), приписывается фраза "надо понимать, что власть мы не отдадим").
Однако, поступившись принципом сменяемости власти, приходится править и остальные принципы, причем нужда в этом осознается не сразу, а лишь по мере возникновения конкретной проблемы.
Самым показательным примером стала история с тем, как решался вопрос о принципе комплектования губернаторского корпуса. Вопрос об отмене выборов глав регионов довольно осторожно обсуждался в Кремле еще в 2000 году, однако тогда это было признано политически нецелесообразным. В 2002 году большинству из глав регионов была предоставлена возможность переизбраться еще на один срок. Решив задачу поддержки губернаторского корпуса перед думскими выборами 2003 года, Кремль отложил ее на несколько лет. Обновление губернаторского корпуса должно было состояться в 2006-2007 годах. То есть накануне федеральных выборов, в ходе которых предстояло решить вопрос о том, как Владимир Путин уйдет с поста президента, но при этом сохранится во власти. Между тем губернатор — ключевая фигура, которая обеспечивает нужный результат на федеральных выборах. Потому в 2004 году отмена губернаторских выборов представлялась Кремлю самым технологичным способом застраховать свое политическое будущее. И они их отменили, как только нашли подходящий повод (поводом стал теракт в школе N 1 Беслана). Сделано это было без формального нарушения установленного Конституцией принципа выборности: кандидата в губернаторы выдвигает всенародно избранный президент, а наделяет его губернаторскими полномочиями всенародно избранный региональный парламент.
Однако в 2008 году, после окончания президентских и парламентских выборов, оказалось, что право выдвигать кандидата в губернаторы по-прежнему у президента, но нового президента зовут не Владимир Путин, а устройство власти таково, что премьер-министр не имеет непосредственного отношения к комплектованию губернаторского корпуса. Это нарушало привычный характер власти, и поэтому начался новый раунд политической региональной реформы. В частности, кандидата в губернаторы теперь подбирает не президентская администрация, а партия, имеющая большинство в парламенте того региона, куда назначается новый губернатор. Вернее, подбирает кандидатов высшее руководство партии, а не ее региональное отделение. То есть президент Дмитрий Медведев, как и его предшественник, единственный имеет право выдвигать кандидатов в губернаторы, но на практике может выдвинуть только того, против которого не будет возражений у Владимира Путина — нынешнего председателя партии "Единая Россия", которая имеет большинство во всех региональных парламентах. Но формально новая процедура выглядит еще демократичнее, чем это было при президенте Путине. Теперь партия-победительница обрела право решать, кто именно возглавит исполнительную власть в регионе.
Подобной перестройке подвергались многие институты: правила комплектования Совета федерации менялись трижды, серьезно и неоднократно были перестроены избирательная система и правила, по которым функционируют политические партии. В 2008 году был взят курс на партизацию региональных парламентов, однако потом от него стали фактически отказываться в связи с тем, что выборы исключительно по спискам оказались крайне удобны для оппозиции. Решено было подстраховаться, однако на самом деле этого и не требовалось.
Для выстроенной политической системы практически неважно, кто выигрывает выборы. Избирательное законодательство вылизано до белизны, у несистемной оппозиции нет никакой возможности прорваться в избирательные бюллетени, а системная оппозиция больше боится потерять статус, чем голоса. Практика показывает, что если на избирательных участках даже и проголосуют за мэра с партийным билетом КПРФ, то на инаугурацию приходит уже почти единоросс, а его вступление в партию власти по большому счету дело времени.
Нынешний политический уклад выглядит настолько стабильным, что формально располагает к прекращению активной фазы перманентной политической реформы. Однако это было бы возможно, если бы не заявленная Дмитрием Медведевым модернизация.
Заявляя об этом, власти не могут найти слой, на который можно опереться в решении задачи. Активная часть населения ей в этом не помощник. Внешняя или внутренняя эмиграция, принципиальный отказ от общественной деятельности или, напротив, поиск форм активности, которые затруднительно политизировать,— эти и другие личные стратегии лишают власть и опоры. Но это и не противник в привычном для Кремля виде. Политическое руководство страны научилось справляться с оппонентами, которые желают занять его место. Те, кто представляют серьезную политическую угрозу, нейтрализованы, те, кто может быть приспособлен к делу, пусть и в роли оппозиции, выполняют свою функцию в соответствии с талантами и имеющимися ресурсами. А сегодня у власти появляются новые оппоненты, справиться с которыми при помощи корректив в избирательное законодательство невозможно. Прежде всего потому, что они не собираются участвовать в выборах ни в каком качестве.
Вместе с тем слои населения, которые являются традиционной опорой для власти, живут по принципу "чем меньше перемен, тем лучше". Они согласны на стабильность, но не готовы к модернизации, а ее частичные проявления вызывают, скорее, раздражение. Власть может мобилизовать их, но либо найдя достойного врага, в борьбе с которым надо объединить все силы, либо гарантировав статус-кво,— и тогда прощай перемены.
Собственно говоря, в ближайшее время выяснится, готова ли политическая система показать себя настолько эффективной, чтобы справиться с этими вызовами и вместе с тем сохранить несменяемость власти. Возможно, чем-то придется пожертвовать. Скорее всего, это будет модернизация.
Цена вопроса
Состояние общественного сознания сейчас такое, что власть вольна модернизировать политическую систему, вольна не делать этого или же объявить модернизацию и спокойно ею не заниматься. При желании она может либерализовать политическую систему, а при желании — ужесточить. Россияне в любом случае останутся индифферентными. Это, конечно, не означает, что граждане забыли о политике.
Все исследования за последние 15 лет свидетельствуют, что в российском обществе сложились три группы. В одной из них (чуть меньше трети россиян) те, кто постоянно следит за политическими событиями. Примерно столько же тех, кого политика не интересует и интересовать не будет никогда. В третьей, более многочисленной, группе те, кто политикой постоянно не интересуется, но не упускает из виду ни одно крупное событие. Эти три отношения к политике не зависят от уровня образования, профессии или возраста. "Мейнстрим" в массовом сознании всегда задает именно третья группа, которая реагирует на политику, только если та ее чем-то заденет.
Сейчас большинство ушло в частную жизнь, увлекшись открывшимися потребительскими возможностями. Винить людей за это нельзя, и тем более нельзя видеть в этом гражданскую безответственность. Все они так или иначе советские люди, вышедшие из-за железного занавеса и из системы тотального дефицита. "Потребительский рай" фактически стал для них первым и пока что главным признаком обретенной свободы.
Но общество не понимает, в какую ловушку заводит само себя. При столь глубоком уходе в частную жизнь каждый не только надеется лишь на себя, но еще и начинает искренне верить, что все проблемы способен решить сам. Спору нет, здоровье можно поправить за деньги. Да и целый ряд проблем, решение которых зависит от власти, проще снимать не коллективно, а "эксклюзивно", то есть за взятку. Но, скажем, проблему ухудшающегося качества образования в одиночку не решить. То же можно сказать и об экологии, в чем этим летом смогли убедиться даже самые состоятельные москвичи. Такие проблемы решаются только солидарными действиями. А солидарность чужда нашему обществу, увлеченному потребительством.
Россияне еще только начинают замечать, что не все можно решить в одиночку. Но пока не представляют, что политическая система может иметь прямое касательство к их повседневной жизни. На это еще накладывается специфика нашего среднего класса — значительная его часть бюджетники, практически зависящие от власти люди. Эта отчужденность от политики не означает покорности. "Вы не вмешиваетесь в наши дела, мы не вмешиваемся в ваши" — так выглядит договор общества и власти. Это — негативный консенсус, который продержится ровно столько, сколько власть сможет удовлетворять патерналистские ожидания граждан. Власть может изменить этот общественный договор, если начнет реальную модернизацию в том числе политической системы, которая подменяется сейчас тысяча первой реформой избирательного законодательства. Если она этого не сделает, то не будет никаких революций и социальных взрывов. Будет медленная деградация прежде всего социальной инфраструктуры, пока в стране не установится "болото" с соответствующей экономикой, социальной сферой и политической системой. Сегодня равновероятны оба этих сценария.