В августе 2010 года произошел крупнейший провал российских спецслужб за рубежом. ФБР вскрыло сеть российских разведчиков-нелегалов в США, которые были арестованы, а затем высланы в Россию. У скандала были два пика — первый пришелся на момент, когда стало известно о разоблачении сотрудников СВР, второй — когда "Ъ", проведя собственное расследование, опубликовал статью о том, кто и как их выдал. Сегодня "Ъ" честно рассказывает, как родилась эта статья.
— Все это пурга журналистов и деза спецслужб,— писали блогеры в комментариях под заметкой "Свежо предательство", посвященной тому, кто сдал США российских разведчиков-нелегалов.
— Старик, все понимают, как пишутся такие статьи. Скажи по дружбе — кто все слил? — говорили коллеги.
— Все, о чем написал "Коммерсантъ", мне было известно с первого дня,— заявил президент Медведев после публикации "Ъ" о предателе Щербакове.
— За такое журналистское расследование и за решетку можно угодить,— обронил, по слухам, на этот же счет премьер-министр Путин.
После таких слов премьера, если они и впрямь были сказаны, впору во всем сознаться. И лучше в конце года, чем никогда, рассказать, например, о том, как однажды меня разбудил телефонный звонок. Номер звонившего, разумеется, не определился. Таинственный голос в трубке прошептал лишь, что он работает в Службе внешней разведки (СВР). Что в урне чуть левее памятника поэту Пушкину ровно в полночь я найду увесистую папку в кожаном переплете. А в ней досье на полковника СВР Щербакова, который сдал американцам русских разведчиков-нелегалов во главе с Анной Чапман и Хуаном Лазаро, а сам сбежал в США вместе с семьей.
— Там все необходимые факты. Это сенсация. Просто творчески все оформите и публикуйте — так, наверное, мог бы закончить разговор таинственный собеседник. Если бы только он существовал.
Но, к сожалению, не было ни анонима из СВР, ни папки, ни досье. Есть только Пушкин. Однако в этой истории даже он ни при чем. Виной же всему рыжеволосая девушка Анна Чапман. Пока весь мир обсуждал ее фигуру, в разных ракурсах запечатленную на раздобытых западной прессой снимках из личного архива шпионки, а потом еще и на страницах глянцевых журналов, мне не давала покоя мысль: что за человек пролил свет на новое лицо и другие прелести российской внешней разведки?
Премьер и президент высказывались об этом персонаже неодобрительно. Называли его предателем и предсказывали скорую кончину под забором. Вот только имен и фамилий они не называли. И как-то в августе ровно в полночь, простите, в полдень между мной и главным редактором газеты "Ъ" состоялся такой диалог:
— А хорошо бы выяснить, кто сдал американцам Чапман и остальных.
— Попробуй.
Составленный мною список чиновников, которые могли хоть что-нибудь знать о предателе, получился внушительным — не попали в него разве что президент с премьером. А потом он довольно быстро стал редеть. Первым был вычеркнут глава МИДа Сергей Лавров:
— Не знаю я его фамилии. Знал бы — сказал,— то ли ответил, то ли ушел от ответа на вопрос дипломат Лавров.
— Лучше не пытайся это выяснить,— то ли припугнул, то ли предупредил один знакомый чекист.
— Мы знаем, кто он и где он. Меркадера за ним уже послали,— то ли знал об участи предателя, то ли только желал, чтобы она была именно такой, один не последний чиновник в Кремле.
Но были и те, кто хоть что-нибудь да слышал о предателе. Один назвал фамилию Щербаков. Другой — его полковничье звание. Третий приблизительно помнил должность: то ли начальник, то ли замначальника американского отдела управления "С" СВР по работе с нелегалами. Информация о предателе, его семье, времени бегства из России в США за три месяца собралась в объемный файл. А когда файл этот стал уже готовой к публикации заметкой, ноябрьской ночью раздался телефонный звонок. Таинственный голос в трубке, принадлежавший моему коллеге Владу Трифонову, сообщил:
— У меня есть кое-что о тех, с кем Путин спел песню "С чего начинается родина".
Так в заметке появилась увлекательная глава о коллеге Анны Чапман — матером разведчике Хуане Лазаро, теперь больше известном как Михаил Васенков. Всю эту информацию хорошо бы было разом найти, да хоть бы и в урне у памятника Пушкину. Но Пушкин, как я уже говорил, здесь совершенно ни при чем.