90 лет назад большевистское правительство начало "Новую экономическую политику"
Сегодня НЭП нередко считают одной из многочисленных попыток европеизации России, которая могла бы поставить страну на нормальные капиталистические рельсы. Роковую роль в краткой истории "большевистского капитализма", как правило, приписывают Иосифу Сталину, вместо эволюционного развития страны выбравшего путь революционной ломки устоев. Между тем на самом деле именно во время нэповской послереволюционной "оттепели" созрели все экономические, а главное, ментальные условия для сталинского "подмораживания", закончившегося установлением жесточайшей диктатуры и массовым террором.
Разочарованные революцией
На исходе Гражданской войны, когда главные враги красных были полностью и окончательно разгромлены, большевики отнюдь не могли чувствовать себя триумфаторами. Победа обошлась слишком дорогой ценой: страна была разорена многолетней войной, за четыре года население сократилось более чем на 10 млн человек, промышленное производство упало в семь раз, сельскохозяйственное — на треть. Но главное — народ чувствовал сильнейшее разочарование в новой власти, которую поддержал во время Гражданской войны главным образом только из ненависти к старому режиму.
Зримым свидетельством растущего недовольства были многочисленные крестьянские восстания. В 1921 году в них участвовали десятки, а то и сотни тысяч крестьян. А самым опасным было то, что во главе этой пугачевщины советского разлива стояли вчерашние красноармейцы, на своих штыках принесшие победу соратникам Ленина. Демобилизовавшиеся и вернувшиеся в родные деревни, они обнаруживали, что их скудные урожаи отнимают большевистские комиссары — те самые, за которых они несколько лет проливали кровь. Не удивительно, что солдаты революции чувствовали себя цинично обманутыми, в итоге их боевой опыт значительно усложнял борьбу с крестьянским движением.
Настоящим шоком стало начавшееся в марте 1921 года Кронштадтское восстание. Против большевиков выступил цвет революции — моряки Балтфлота. И хотя Лев Троцкий уверял, что настоящие балтийцы погибли на фронтах Гражданской войны, а мятеж подняли новобранцы из "несознательных" крестьян, психологический эффект был колоссальным. За считаные недели весть о восстании кронштадтцев разнеслась по всей стране, обыватели судачили о том, что их примеру последуют и другие регулярные части.
И даже несмотря на то, что восстание удалось быстро подавить и дальше "зараза" не распространилась, Ленин понял, что жить по-старому больше нельзя. Построить коммунизм с наскока не получилось, необходимы либеральные реформы.
От дефицита до приватизации
Не разбираясь в макроэкономических тонкостях, горожане ощущали всю тяжесть экономических проблем страны по простому и очевидному признаку — дефициту самых необходимых товаров. Достать что-либо можно было лишь на черном рынке, по заоблачным ценам. А учитывая, что с выплатой заработной платы дела также обстояли, мягко говоря, не блестяще, множество городских обывателей находились в самом буквальном смысле на грани жизни и смерти.
Единственное, что позволяло горожанам эту грань не переступить,— это относительный достаток хлеба. Но и он был обеспечен слишком дорогой ценой: в годы войны хлеб у крестьян изымали насильственно, по установленным государством ценам и в количествах, считавшихся необходимым,— в этом была суть продразверстки. Деревня в результате голодала, вымирала и воевала с большевиками, а хлеба и в городах становилось все меньше. Стремясь остановить войну с собственным народом и избежать хотя бы хлебного дефицита, большевики в марте 1921 года объявили о замене продразверстки продовольственным налогом — определенным процентом от собранного урожая. Крестьяне получили право торговать излишками продуктов на свободном рынке, разрешена была и свободная торговля другими товарами народного потребления.
Благодаря этим мероприятиям НЭП с ходу решил сразу две задачи: буквально за считаные месяцы вдохнул новую жизнь в деревню и одновременно спас горожан от окончательного погружения в новое средневековье, а то и голода. Аркадий Райкин вспоминал, что с введением НЭПа витрины магазины буквально за сутки заполнились разнообразными товарами. Для людей, за несколько лет привыкших к постоянным очередям и дефициту, это было настоящим шоком.
В течение нескольких последующих лет большевики провели целый ряд либеральных реформ: приватизировали мелкую и отчасти среднюю промышленность, легализовали небольшие частные предприятия, открыли биржи, воссоздали старые дореволюционные ярмарки, ввели твердую валюту — червонец, на западных биржах стоивший около 5 американских долларов. В результате нового большевистского курса на заре советской истории в России появился класс бизнесменов, получивших название "нэпманы".
Первые "новые русские"
Революция и Гражданская война уничтожили старую общественную структуру. Финансовые и промышленные воротилы былых, дореволюционных, времен оказались не у дел: большинство из них после октября 1917 года поспешили отправиться за границу, менее расторопные окончили жизнь в тюрьмах и первых советских концлагерях.
Нэпманы не были наследниками предпринимателей царской эпохи, они выросли прежде всего из дельцов, в годы Гражданской войны освоивших пресловутый городской черный рынок. А там наиболее успешными оказывались, как правило, ловкие и оборотистые выходцы из криминалитета. Самые удачливые из них еще в годы войны сколотили огромные состояния, оказывая "услуги" по снабжению Красной армии, у командиров которой не было времени ждать, пока со своей задачей справятся советские бюрократы.
"Неформальными" нэпманами с течением времени становились многие советские и партийные чиновники средней руки. Поскольку частное предпринимательство даже во времена наибольшего расцвета НЭПа находилось под чутким контролем большевистского государства, эти люди быстро смекнули, что их положение создает самые благоприятные условия для ведения бизнеса, а главное, устранения конкурентов. В результате родственники аппаратчиков открывали все новые предприятия, а те обеспечивали им режим наибольшего благоприятствования.
Находились среди нэпманов и так называемые перерожденцы — вчерашние пролетарии, с введением свободной торговли без оглядки бросившиеся в омут спекуляций, биржевой торговли, частного предпринимательства. Еще недавно делившие кусок черствого хлеба с товарищами по полуразрушенной фабрике, теперь эти люди щеголяли в модных костюмах, курили дорогие сигары и угощали дам на открытых верандах дорогих ресторанов. Все это — на глазах у старых друзей, оказавшихся не столь расторопными.
Психологический шок, возникший в обыденном сознании вскоре после введения НЭПа, по-видимому, оказался очень силен. Граждане Советской России, за годы Гражданской войны привыкшие ощущать себя нищими, но одинаково нищими, никак не могли смириться с тем, что на глазах у них пышным цветом цветет богатство и роскошь.
Потребительский рай
Обычному советскому человеку НЭП дал шанс на себе ощутить, что такое "общество потребления": на прилавках возникли товары, появилась возможность сходить в театр или кабаре, постричься в "парижском стиле", сделать себе маникюр или педикюр, при желании — почти легально воспользоваться услугами девиц легкого поведения.
Бурный рост экономики, обеспеченный нэповскими реформами, послевоенным восстановительным эффектом и благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой, позволил приобщиться к этим благам буржуазной цивилизации все большему числу советских граждан. Они получили возможность прикоснуться к жизни, которая до Первой мировой войны и революции была для многих из них недостижимой мечтой. Не случайно, слово "довоенный" в то время стало своеобразным знаком качества: сделано, как до войны, значит, сделано хорошо.
Проблема, однако, заключалась в том, что средств на потребительский рай хватало не у всех. Для тех же, кто мог позволить себе хоть что-то, бельмом на глазу были люди, у которых находились деньги на все.
Были претензии и к тому, как нэпманы вели дело. Известно было, что "частники" лучше платили, но зато на условиях труда экономили: до минимума сокращали отпуска рабочим, зачастую не отапливали помещения в холодное время года.
И хотя в реальности большинство нэпманов в среднем жили всего на треть богаче обычного рабочего, фигура советского бизнесмена очень скоро стала объектом всеобщей ненависти.
В годы НЭПа с оживлением торговли оживилась и реклама
"Благородные разбойники" против нэпманов
Городской фольклор того времени полон историями о советских робин-гудах вроде Леньки Пантелеева, который якобы грабил только богачей, а все награбленное раздавал беднякам. Характерно, что такого благородного разбойника нередко изображали в форме революционного матроса — символа революции. Все большему числу советских людей НЭП стал казаться предательством идей революции, главной из которых в массовом сознании было всеобщее равенство.
Хватало претензий к нэпманам и у российской интеллигенции. Не отягощенный, как правило, культурным багажом, нувориш казался интеллектуалам символом пошлости и бескультурья, носителем низменной мещанской психологии. Апологеты возвышенных идей о равенстве никак не могли смириться, что победа революции выкинула на гребень жизненной волны именно этот тип людей. Их вклад в спасение страны и восстановление ее истерзанной экономики революционных интеллигентов особенно не волновал.
Не успев толком окрепнуть и встать на ноги, молодой советский бизнес уже стал объектом жестокой ненависти со стороны граждан новой Советской России. Возможно, если бы государство хотело защитить "эффективных собственников", они смогли бы и отстоять свои права и даже со временем переломить отношение к себе в обществе. Но советских бюрократов вполне устраивало сложившееся положение дел. Воспользовавшись бизнесом в тяжелейший момент развития страны, с выходом из кризиса большевики больше не желали мириться с какой-либо конкуренцией за контроль над экономикой страны.
Тотальное уничтожение
Несмотря на то что Ленин обещал НЭП "всерьез и надолго", большевики с самого начала ограничили сферу его действия. Новая экономическая политика, по сути, была ограничена частной торговлей и мелкой промышленностью. Большевистское государство оставило за собой монополию на внешнюю торговлю, в результате чего российский бизнес оказался полностью изолирован и лишен возможности выйти на мировой рынок. Но главное — полностью государственной оставалась тяжелая промышленность. Цифры красноречивы: в руках крупных частных предпринимателей в середине 1920-х годов находился всего 1 процент национального дохода, причем среди них не было ни одного, кто бы не привлекался к уголовной ответственности. Большевики чутко следили за тем, чтобы в стране не появилось даже подобия олигархов, которые могли бы оказывать серьезное влияние на политическую жизнь страны.
Государство давило и на мелкий, и на средний бизнес — постоянно увеличивая налоги. Но даже несмотря на это, частный бизнес регулярно оказывался расторопнее бюрократии и рынок работал заметно эффективнее государственной системы распределения. Но если с административно-экономическим давлением нэпманы еще могли справиться, то против политических репрессий они были бессильны. Их время наступило во второй половине 1920-х годов.
К тому моменту большевистская партия претерпела значительные изменения. С самого начала экономическая либерализация сочеталась с усилением политической диктатуры. Были раздавлены все остатки оппозиции, усилены органы ЧК, шло активное наступление на церковь.
Одновременно внутри самой партии шла ожесточенная борьба за власть. Причем чем дальше, тем больше — на тотальное (правда, пока еще не физическое) уничтожение противника. Ленинскую партию и раньше обвиняли в сектантстве, теперь же полная нетерпимость к мнению оппонента стала нормой партийной жизни.
Победителем из всех этих жестоких схваток вышел Иосиф Сталин, именно в такой обстановке чувствовавший себя как рыба в воде. К середине 1920-х годов, когда он стал фактически единовластным хозяином партии, экономика Советской России по всем основным показателям вышла на дореволюционный уровень. Однако для следующего рывка нужно было определиться: либо расширять НЭП, а значит, уровень общественной свободы, либо, напротив, воспользовавшись накопленным за годы НЭПа материальным благосостоянием, начать строить мобилизационно-репрессивную экономику.
Выбор Сталиным второго пути вполне соответствовал и его личной жажде тотальной диктатуры, и внутренней логике большевистской идеологии, которая с самого начала НЭПа предполагала, что государство рано или поздно вытеснит "частника", и, наконец, чаяниям значительно части населения страны, ненавидевшей нэпманов. Эти люди служили живым доказательством того, что у Советской страны могут быть не только внешние, но и внутренние, доморощенные, враги. Твердая уверенность в этом значительной части советских граждан всего через несколько лет станет бесценным орудием сталинизма при проведении массового террора. Пока же в качестве грозного намека подавляющее большинство нэпманов отправлены в тюрьмы, лагеря или расстреляны, а идеи строительства капитализма в России в очередной раз полностью дискредитированы.