Качать — не строить

Россия — чемпион мира по добыче нефти, но далеко не первая по объему разведанных запасов. При этом искать новые месторождения в стране, бюджет которой наполовину формируют нефтяные доходы, невыгодно. Российские корпорации по-прежнему финансируют масштабные и долгосрочные проекты по остаточному принципу. Иностранцы рады бы искать российскую нефть, но боятся наших законов. Которые создают проблемы и отечественным мелким компаниям.

ИВАН ЖДАКАЕВ

Политическая геология

Американская нефтедобывающая компания Chevron в 2010 году заключила соглашение с "Роснефтью" о совместной разработке Вала Шатского (на шельфе Черного моря). В присутствии Владимира Путина договорились, в частности, что первоначальные инвестиции в проект осуществят американцы (начальная стадия геологоразведки оценивается в $100 млн). Глава Chevron Джон Уотсон отмечал тогда, что проект связан с большими геологическими рисками, поэтому он надеется на тесное сотрудничество с российскими властями, которое и было ему обещано премьер-министром.

Однако в марте 2011 года сотрудничество, видимо, перестало быть тесным: в прессе появились сообщения, что Chevron может выйти из проекта. Источники газеты "Коммерсантъ" называли две причины возможного разрыва. Первая: "Роснефть" настаивает на невыгодных для партнера условиях, речь идет о выборе места регистрации совместного предприятия, суда, в котором будут разрешаться споры, а также о схеме финансирования. Вторая: на месторождении, возможно, отсутствуют запасы коммерческой нефти.

Эксперты считают, что дело именно в жесткой позиции "Роснефти", а про коммерческие запасы — это так, для сохранения приличий. "На Вале Шатского проводилась только сейсморазведка, никакого бурения там не было,— говорит управляющий партнер консалтинговой компании RusEnergy Михаил Крутихин.— А значит, невозможно сейчас сказать, есть там нефть или нет".

Дружба с иностранными партнерами, которых сначала вроде бы вежливо приглашают на высоком уровне, вообще как-то не клеится, когда дело касается месторождений. Когда журналисты спросили помощника президента Аркадия Дворковича про разлад "Роснефти" и ТНК-ВР, которые вместе собирались осваивать арктический шельф, он ответил: "Инвестиционный климат сейчас настолько плох, что это не повлияет".

"Изменения законодательства о недрах, внесенные в 2008 году, создали безобразные условия для иностранного инвестора,— согласен с советником президента Михаил Крутихин.— Можно проследить: в 2007 году у нас было почти $14 млрд прямых инвестиций в нефтегазовую отрасль, а в прошлом году — $1,76 млрд. Российские законы не позволяют иностранному инвестору иметь на шельфе больше определенной доли, так как за российским государством закрепляется 51% любого проекта. "Роснефть" — на 75% государственная компания, поэтому, чтобы в проекте у государства был 51%, она должна иностранцам оставить около 33%. То есть особых прав такой инвестор не имеет. Он вносит в проект и технологии, и деньги, а "Роснефть" диктует свои условия. Это недальновидная политика: без иностранных инвестиций наша нефтегазовая отрасль не имеет особых шансов".

Особенно прочувствовала на себе это геологоразведка во время кризиса.

Ненавязчивый сервис

"Евразия" — это крупнейшая в России независимая компания (ей принадлежит почти четверть рынка нефтесервисных компаний), занимающаяся как разведочным, так и эксплуатационным бурением. Заказы по эксплуатационному бурению из-за кризиса почти не уменьшились, говорит президент "Евразии" Александр Богачев. "В конце третьего квартала 2008 года нефть с $120 упала до $30, но нефтяные компании в основном не прекратили бурение. Уже были построены буровые площадки, то есть остановить работу было экономически невыгодно. А когда текущие проекты закончились, к этому моменту нефть снова подросла,— объясняет он.— Основной удар пришелся на разведочное бурение, здесь снижение произошло очень сильное".

Именно разведка пострадала больше всех, подтверждает и менеджер по развитию бизнеса компании Halliburton Игорь Котман. По его словам, нефтесервисный рынок, который до кризиса рос примерно на 20% в год, в 2009 году просел на 25%. Среди пострадавших еще и изготовители нефтесервисного оборудования — это капиталоемкое производство, а в кризис все старались работать на старом оборудовании. Геологоразведка в кризис тоже не первоочередная задача, но и теперь восстанавливается она не быстро.

"В 2009 году объемы по сейсморазведке упали на 40%,— говорит вице-президент по коммерции компании "Геотек Холдинг" Рустам Рахматулин.— В 2010 году они восстановились примерно на 15%; в 2011, мы рассчитываем, еще на 10-15% поднимутся".

То есть нефтедобывающие компании не торопятся увеличивать объемы инвестиций в поиск новой нефти, хотя остальной рынок нефтесервиса (эксплуатационное бурение на уже разведанных месторождениях и т. д.), по оценкам компании Weatherford, восстанавливается быстрее. "По нашим прогнозам, в 2011 году рынок достигнет уровня, близкого к 2008-му, докризисному, году,— говорит Павел Лысенко, директор по развитию Weatherford в России.— Согласно нашим оценкам, объем рынка нефтесервисных услуг в области разведки и добычи составит порядка $19 млрд и превысит прошлогодний показатель более чем на 13%".

Казалось бы, без поисков новой нефти у нефтедобывающих компаний нет будущего: когда цена на нефть, как сейчас, высока, надо вкладываться в развитие. Но у них другая логика: по словам Рустама Рахматулина, затраты на геологоразведку не сильно зависят от цены нефти, в любом случае она финансируется по остаточному принципу. Иностранцы боятся вкладывать в российскую геологоразведку из-за сложностей с государством, у отечественных нефтяников причины похожие.

"От момента, когда принято решение делать сейсморазведку, до первой нефти проходит 7-10 лет,— говорит Рахматулин.— Заказчик думает: а что еще изменится за 10 лет? Вдруг пошлины новые введут, вдруг изменятся цены на нефть".

Еще одна проблема нефтесервисов: заказчики, добывающие компании, боятся связывать себя долгосрочными контрактами. "Мы говорим нефтяникам: давайте хотя бы на 2-3 года планы строить. Нам работу надо логистически планировать: 4 тыс. тракторов, 3 тыс. другой техники, каждая партия по 50-60 вагончиков — все это надо перебрасывать на новые участки, и нет никакой ясности куда. В марте до сих пор идут переговоры по сезону, который заканчивается в апреле",— продолжает Рахматулин.

Хотя мировая практика — это многолетние контракты, в России большинство нефтедобывающих компаний предлагают лишь годичные соглашения, подтверждает Игорь Котман. Раз перспективы неясны, значит, нефтесервисы менее охотно вкладываются в современное оборудование.

"Неритмичность заказов — серьезный вопрос для всех сервисных компаний,— говорит Александр Богачев.— Стоимость бурового станка — более $10 млн, а срок его производства вместе с доставкой на объект — около года. Когда не имеешь долгосрочного договора, не уверен, что станок будет загружен работой, инвестировать в его приобретение очень рискованно".

Таким образом, круг замыкается: не вкладывая в технологичное оборудование, нефтесервисы не могут открывать новые месторождения, поскольку неразведанная нефть, как правило, залегает на больших глубинах и требует более сложных технологических решений.

"С каждым годом мы наблюдаем ужесточение технических требований, возрастающие требования по качеству с незначительным изменением стоимости услуг, что, в свою очередь, ограничивает возможности подрядчиков по привлечению новейших технических и технологических ресурсов для выполнения работ в России",— подтверждает Павел Лысенко из Weatherford.

Нынешний уровень заказов по разведке не позволяет приращивать количество найденных запасов теми же темпами, в которых идет добыча, считает Рустам Рахматулин: отрасль, по его словам, финансируется только на 30% от необходимого объема. Нефтедобыча живет месторождениями, открытыми еще в СССР. Зато активно строятся новые трубопроводы. Наполняются они в основном за счет более интенсивных способов разработки месторождений. Но это означает, что через несколько лет объемы добычи будут так же интенсивно снижаться",— резонно замечают в "Геотеке".

Темные территории

Главная проблема — это отношение к будущему нашей страны, переводит разговор на философский лад директор Института проблем нефти и газа РАН академик Анатолий Дмитриевский. "Нынешних инвестиций в геологоразведку явно не хватает, а количество буровых бригад по сравнению с советскими временами уменьшилось в пять раз,— говорит ученый.— Но ведь история нефтегазодобычи показывает, что эти инвестиции всегда окупаются".

Если сами нефтяники боятся вкладываться в долгие и дорогие разведочные проекты, может быть, это должно делать государство, задаются вопросом компании нефтесервиса. Так уже было, напоминает Михаил Крутихин, до 2000 года существовал налог на восполнение минерально-сырьевой базы (ВМСБ). Этот налог распределялся по нефтедобывающим регионам, которые вкладывали полученные средства в разведку. "Сейчас разведочных работ недостаточно,— признает Валерий Прозоровский, первый зампред комитета Госдумы по природным ресурсам, природопользованию и экологии.— Виноваты в этом и мы, депутаты, потому что отменили в 1999 году налог ВМСБ. Однако в этом году государство выделило 22 млрд руб. на возобновление минерально-сырьевой базы, из них 2 млрд — только на геологоразведку".

Однако магия этих больших цифр не убеждает геологов. Это для образования, может быть, 22 млрд — значительная прибавка, нефть в России добывают в совсем других масштабах. Выступая в феврале на совещании по развитию ТЭКа, Владимир Путин сообщил, что нефть и газ в 2010 году принесли, по предварительным расчетам, 4,1 трлн руб. "Это почти 50% от всех доходов, поступивших в бюджет",— отметил премьер-министр.

То есть на возобновление минерально-сырьевой базы государство тратит чуть более 0,5% от налогов, которые с нее получает.

"Государство сейчас как недропользователь проводит так называемые региональные работы, которые предоставляют лишь самые общие геологические данные,— объясняет Рустам Рахматулин принципы государственной разведки.— Потом территорию нарезают на лицензионные участки и начинают продавать относительно неизученную территорию на конкурсах. Но те, кто приходит на аукционы, понимают, что берут кота в мешке. Да, за это не надо много платить, но придется вкладывать большие суммы, чтобы сделать детальную разведку, а результат может оказаться нулевым. Получается, что отсекается большой пласт небольших компаний, которые могли бы взяться за освоение, но для них слишком высоки риски. Если бы государство вкладывалось в более детальную разведку, оно могло бы и больше получать за разведанные участки. Пример — последний конкурс по месторождению Требса и Титова. "Башнефть" за него выложила больше 18 млрд руб., потому что еще в советское время там была сделана детальная сейсморазведка, пробурены скважины, запасы поставлены на баланс".

Когда государство продает лицензии на большие и малоизученные участки, оно тем самым отсекает малые нефтедобывающие компании, а это еще одна проблема российского ТЭКа. В кризис проблема только усугубилась: мелкие заказчики геологоразведки практически вымерли. Это только кажется, что малые компании на этом рынке не нужны,— они берутся за небольшие месторождения, которые неинтересны гигантам. Кстати, и в этом вопросе государство не установило удобных правил игры.

"Нефтяные компании не раз обращались к государству, чтобы пересмотреть налогообложение, дифференцировать месторождения на трудноизвлекаемые, автономные, истощенные, новые,— говорит Александр Богачев.— И если будут применены налоговые льготы, то компании будут по-другому инвестировать в эти месторождения".

Государство на самом деле предоставляет налоговые льготы, но только в ручном режиме, признает депутат Прозоровский, законодательно этот вопрос не проработан. А это значит, что у небольшого недропользователя шансов получить такое послабление нет.

"Если у нас малая компания вкладывается в геологоразведку, у нее мало шансов заработать,— говорит Михаил Крутихин.— Лицензии одновременно на разведку и добычу (сквозные) выдаются в основном крупным компаниям. Если же получить лицензию только на разведку, то в результате найденное тобой месторождение может достаться кому-то еще. Кроме того, если открыть месторождение, запасы которого превышают 70 млн тонн нефти, оно будет отнесено к стратегическим, а стало быть, распоряжаться его судьбой будет государство. Есть случаи, когда инвестор сознательно тормозит месторождение, поняв, что его запасы больше стратегической нормы. Кроме того, не существует выдачи лицензий на основах риска геофизическим компаниям. То есть геологи не могут самостоятельно работать, а потом продавать результаты своего труда — заниматься спекулятивной разведкой. В США, где эта система работает, 70% нефти добывается малыми компаниями".

Словом, система рассчитана на то, чтобы нефть по возможности добывали гиганты, причем желательно российские. Так легче превратить сырье в инструмент внешней политики, говорят эксперты: близкой к государству компании легче указывать, по какой цене и куда поставлять нефть. "А "Роснефть" и "Газпром" уже откусили столько жирных кусков, сколько не могут проглотить",— говорит Михаил Крутихин.

Косвенно об этом свидетельствует и тот странный факт, что госкомпании одной рукой привлекают западные компании к сотрудничеству, а другой всячески затрудняют их работу, как в случае с Валом Шатского. Например, та же "Роснефть" договорилась с ВР о создании СП для работы на арктическом шельфе, а в разработке Туапсинского прогиба примет участие ExxonMobil. Просто у наших гигантов не получается своими средствами покорять новые прогибы и валы, но делиться с иностранцами тоже не хочется.

Правда, даже по самым пессимистичным прогнозам, разведанных месторождений хватит, чтобы поддерживать нынешний уровень добычи еще лет семь, а там, кто знает, может и инвестиционный климат улучшится.