В России снова тепло, а следовательно, снова горят торфяники. Но сами собой они не воспламеняются, в подавляющем большинстве случаев виновник появления огня на осушенных болотах — человек. Власти разных уровней собираются выделить гигантские средства на обводнение торфяников, но по мнению ученых, занятых исследованиями торфообразования и технологиями переработки этого ценного сырья, просто заливом площадей проблема не решается.
"Я не сторонник затопления, — вздыхает Вячеслав Рябков, заведующий лабораторией органических удобрений Всероссийского научно-исследовательского института органических удобрений и торфа Россельхозакадемии, расположенного в селе Вяткино Владимирской области. — Высокие участки все равно останутся сухими, и когда будут гореть леса, которые примыкают к торфяникам, — а леса сегодня тоже практически не контролируются, поскольку нет лесников, — огонь будет переходить на торфяные залежи".
"Когда существовали торфопредприятия, — продолжает Рябков, — служба пожарной безопасности была поставлена на должном уровне: постоянно патрулировали пожарные трактора и поезда. Сейчас, когда распались многие предприятия, точнее, это произошло в 1980-90 годы, всего этого не стало. Потому и начались возгорания торфяников — по причине их безнадзорности. То есть бросили, не добывают, не следят — отсюда и огонь. Нет контроля за соблюдением правил пожарной безопасности, нет облета самолетами и вертолетами..."
Того же мнения и Олег Мисников, заведующий кафедрой геотехнологии и разработки торфяных месторождений Тверского государственного технического университета: "Там, где ведутся разработки торфа, пожаров, как правило, не бывает. Потому что пожары — это там, где грибники, ягодники, там, где курят, и так далее. Еще есть такая нехорошая тенденция, когда люди ищут металлолом, и им попадаются крупные конструкции, которые они не могут вытащить, то металл начинают резать сваркой, болгарками — от этого искры. В 90% случаев поджигатель — человек. Огонь же обычно идет не с торфяников на леса, он, как правило, идет с леса на торфяники. Верховой лесной пожар переходит на болота, а на болотах его потушить уже достаточно сложно".
В дыму лесных пожаров жаркого лета 2010 года потерялся один примечательный факт, что торф горел преимущественно в Московской области. В Тверской, Владимирской и других областях европейской части России, где болота — неотъемлемая часть пейзажа, серьезных пожаров на торфяниках не было. А если где-то огонь появлялся, то его достаточно быстро тушили.
Сложность тушения торфяных пожаров состоит не только в том, что огонь уходит на глубину до полутора-двух метров внутри залежей, но и в особенностях горения торфа, при котором образуются битумные соединения, препятствующие тушению водой. Битум, как и любой нефтепродукт, обладает гидрофобными свойствами, то есть отталкивает воду, которой его пытаются тушить. Нельзя торфяники заливать и мощными струями пожарных брандспойнтов.
Фото: Мария Васильева, Коммерсантъ
"Нужно понимать, что мощные струи не позволяют затушить торф, — объясняет завкафедрой Мисников, — тут нужны веерообразные движения пожарной струи поверх горящего участка, чтобы был дождеподобный эффект, распыление воды. Если же сильный поток воды, то он может иметь отрицательный эффект: струя вырвет кусок горящей залежи и отбросит ее на расстояние, где может возникнуть новый очаг. Если пожар небольшой, то эффект от человека с ранцем или ведром гораздо выше, чем от пожарной машины. При тушении торфа нужно именно проливать, а не пытаться сбивать пламя".
"Я начинал свою трудовую деятельность начальником участка на торфодобывающем предприятии, — продолжает Олег Мисников. — У нас самый главный закон был — увидел очаг возгорания, срочно нужно локализовать. То есть взять любую емкость, ведро — и залить, если небольшая площадь возгорания. Если большая — то трактором участок сухого горящего торфа обкладывался мокрыми пластами. То есть тушили традиционными доступными методами — и серьезных пожаров не было".
"В Московской области больше всего запущенных торфяников, — объясняет причину прошлогодних страданий москвичей Вячеслав Рябков. — У нас же во Владимирской худо-бедно, но все-таки продолжают существовать торфопредприятия. Во всяком случае, обстановка контролируется".
"Возьмите ту же Финляндию, Белоруссию или Ирландию, — присоединяется к нему Олег Мисников. — Там тоже добыча торфа идет, причем объемы добычи намного выше, чем в России, — но пожаров там нет. У нас же такая проблема: когда закончилась эпоха масштабной торфодобычи, когда в 1990 годах торфяная промышленность практически рухнула — площади остались. А на этих площадях большое количество торфа — два-три метра толщиной. Верхний слой осушен, разработка не ведется — они практически брошены. И вот если в этот момент какие-то грибники-ягодники с кострами-шашлыками в лесах, любая искра, ветер дунул — и все пошло на месторождения".
Олег Мисников также скептически относится к идее бездумного заливания неиспользуемых месторождений:
"Мы не сторонники тотального затопления. Если есть какое-то месторождение, то сначала надо оценить: есть ли там промышленные запасы торфяной залежи. Если есть, то сначала лучше провести выработку, полностью добыть торф, а потом уже производить искусственное заболачивание, возвращение болота в первоначальное состояние. Тотальное затопление — это серьезный экологический ущерб, в том числе и для дачных поселков в округе. При затоплении поднимается уровень грунтовых вод — соответственно, страдают жители".
"В Белоруссии, например, обводняют там, где уже выработаны месторождения, — продолжает он. — То есть именно не затапливают, а проводят искусственное заболачивание, что относится к рекультивационным мероприятиям. По технологии, после того как полностью снимается промышленный слой торфа, оставляется небольшой защитный слой, от 30 до 50 см, и все приводится в первозданное состояние — насколько это возможно. Система осушения фактически ликвидируется, идет процесс повторного заболачивания, вновь появляются болотные растения. По оценкам наших коллег, требуется 10-15 лет, чтобы опять начался торфообразовательный процесс".
"Природа сама заботится о воссоздании экосистемы — "работают" и растения, и животные. Если человек на болотах больше не появляется, то там появляются бобры, делают запруды, это тоже способствует заболачиванию. Вот на бывшем Берендеевском торфопредприятии уже очень много бобров и их запруд, то же самое в Нижегородской области, на болотах Камское — Осиновые котлы. Даже возникает вопрос, что делать с бобрами, если вновь возникает необходимость возобновлять промышленную добычу — есть такой экологический момент..."
"В Западной Сибири, где площадь заболоченных территорий доходит до 50% всей земли, в последние годы ситуация с торфяниками в целом стабилизировалась, и за последние пять лет крупных пожаров не было, — радуется Юлия Харанжевская, заведующая лабораторией торфа и экологии Сибирского научно-исследовательского института сельского хозяйства и торфа Россельхозакадемии. — По нашим наблюдениям, которые мы ведем с 1998 года, на осушенных участках болот, где была проведена мелиорация, происходит процесс зарастания каналов и естественное восстановление болот. Уровень воды там уже практически как прежний. В местах, где проводилась лесомелиорация, нет открытых участков, где может произойти возгорания. Поверхностный моховой покров сохраняется, и торфа на поверхности нет. Сейчас у нас в Томской области добыча торфа практически не ведется".
"Мы поддерживаем концепцию ограниченных разработок, — продолжает завлаб Харанжевская, — торф применятся не только как топливо, но и в строительстве, для изготовления всяких препаратов в животноводстве, растениеводстве, а еще в качестве сорбента для удаления нефтяных загрязнений с поверхности земли".
Юлия Харанжевская обращает внимание на еще один аспект: "Где-то с момента развала Советского Союза начались исследования болот с точки зрения экосистем и как активного источника парниковых газов. Исследования показали, что это не так просто — добывать торф. Когда происходит осушение болот, и уровень воды понижается, в верхнем слое — а торф это органика, как известно - происходит более интенсивное разложение биологической массы, что способствует выбросу в атмосферу углекислого газа.
Олег Мисников считает, что вопрос о парниковом эффекте применительно к болотам несколько преувеличен: "Если так чисто теоретически посмотреть, то в торфяных месторождениях, в болотах, идут процессы болотного газообразования. Там выделяется метан, СН4, как продукт гниения. Есть даже старые пособия 1930-40 годов для охотников и рыбаков, где показывается, как можно собирать болотный газ. Сворачивается бумажный кулек, раструбом ставится книзу, на болото, где выходит газ, а верхняя часть срезается. Через дырочку выходит газ, который можно поджечь и приготовить пищу, например. Так вот, парниковый эффект от метана от 4 до 10 раз сильнее, чем парниковый эффект от углекислого газа — это уже доказано. Однако, нет четких расчетов, сколько выделяется болотного газа. Одно болото меньше выделяет, другое больше. Это очень сложные исследование, без которых огульно говорить, что усиливается парниковый эффект, не стоило бы. Кроме этого, в болотах происходит процесс фотосинтеза, то есть поглощается углекислый газ и выделяется кислород. Поэтому я бы не стал проблему парникового эффекта от осушения болот так заострять, потому что это сложный вопрос, очень сложный вопрос".