Как сейчас делается экономическая политика в России? История с выплатой пенсий, с Росгосстрахом — да вообще все последние события в экономике не оставляют сомнений на этот счет. Все или почти все решается указами, поручениями и личными встречами Бориса Ельцина. Поэтому "Коммерсантъ-Daily" взял интервью у главного экономиста президентской администрации — АЛЕКСАНДРА ЛИВШИЦА.
— Как строятся взаимоотношения Старой площади с Белым домом в экономической политике?
— В администрации завершается внутренняя реорганизация. Когда я отсюда уходил, то ситуация с экономикой здесь была примерно такой: был помощник по экономике, было финансово-бюджетное управление, к которому я, подчиняясь непосредственно Илюшину, не имел никакого отношения. В результате какие-то рекомендации давал помощник по экономике, какие-то — финансово-бюджетное управление, Коржаков тоже давал советы по нефти, по алмазам и по чему угодно. Теперь дублежа внутри аппарата больше нет. Нет и помощника по экономике.
— Значит, вы уже не помощник президента?
— Его уже не существует в природе. И появится ли он когда-нибудь, сказать не могу. Сейчас мне поручено закрывать весь экономический фланг работы президента. Технически это означает экспертизу всех указов, которые прямо или косвенно относятся к экономике, экспертизу всех законов. Как бы это сказать поизящнее... Мы помогаем правительству держать на высоте качество всех его, правительства, распоряжений и постановлений.
— А как помогаете?
— Есть неявный механизм управления со стороны президента. Это прежде всего его поручения — не путайте с указами. Поручения президента на особом учете в правительстве, они выполняются безукоризненно, так было заведено еще несколько лет назад. Казалось бы, они не имеют нормативной силы, это не указ и не распоряжение президента. Но это эффективная форма руководства со стороны президента.
— Вы это можете продемонстрировать?
— Есть знаменитое поручение по Тюменской нефтяной компании. Казалось бы, чисто правительственное дело. Но президент — впервые, пожалуй, со времен залоговых аукционов, когда были не только поручения, но и несколько указов — вмешался в Росгосстрах и ТНК. Почему? Причина только в одном: всякий раз, когда возникает большой общественный резонанс, когда ситуация становится политизированной, президент не может оставаться безучастным. Поручение по ТНК я помню дословно, три пункта: первый — поручение адресовано Немцову и Коху, взять под личный контроль выполнение условий инвестконкурса. Есть тонкость: там не написано, какие условия — те, что были, или те, что могут быть изменены. Потом там не сказано: провести конкурс 18 июля. Там есть только одно, когда условия будут окончательно утверждены, лично с Немцова спросят за их выполнение. Пункт второй: поручить Немцову установить запрет на продажу акций из этого пакета до тех пор, пока победитель конкурса не выполнит все свои обязательства. Третье: до 1 октября погасить все долги перед бюджетом и небюджетными фондами. Президент не принимает сторону Палия, "Альфы" или кого бы то ни было еще.
— Да, но ведь первоначальные условия конкурса были проальфовые...
— Так трактовал Палий.
— А на самом деле?
— Повторю, ни президент, ни мы, работники его аппарата, не входим в ситуацию настолько, чтобы залезать в чужую власть. Главное — президент задал правительству вектор всех дальнейших операций с госпакетами: контролировать условия, и все, что положено, отдавать в бюджет.
— С поручениями ясно.
— Это не все. Есть такая форма руководства, как встречи президента. Когда мы слышим по телевизору, что президент с кем-то встретился и обсудил погашение задолженности, то стоит вспомнить, что встреча-то длилась пару часов. Поскольку каждый госчиновник не встречается с президентом каждый день по несколько раз, он готовится к встрече. Президент — тоже. И практически всегда он ставит перед собеседником вопросы, которых тот не ожидает. Подготовка этих встреч — с премьером, с Чубайсом, с Немцовым, с губернаторами, с кем угодно тоже лежит на нас. Есть и письма президенту. Не письма граждан, с которыми работает целое управление. Это обращение губернаторов, крупных директоров, зарубежных политиков, любых лиц, связанных с экономикой. Чтобы президенту доложить, надо разобраться. Очень часто то, что там написано, выглядит, мягко говоря, односторонне. Никак не иссякает поток писем от уважаемых людей с просьбой, например, выделить 500 млрд рублей. Просто и непосредственно, с надеждой, что президент снимет трубку и скажет: "У нас там есть закон о бюджете, ну да бог с ним. Выдайте ему 500 миллиардов!" Такого, конечно, быть не может, все письма проверяются. Если поток писем растет, это, кстати, не значит, что правительство работает слабее. Просто если люди понимают, что с помощью такой формы можно что-то сделать, то письма идут.
— И кому-то из пишущих повезло?
— Разумеется. Тот же пример с Росгосстрахом. Обратились ведь все, я отнюдь не подвергаю сомнению законность схемы приватизации Росгосстраха. Но когда по одному и тому же поводу обращается Госдума, Совет федерации, Главное государственно-правовое управление, вкладчики, держатели страховых полисов, то поневоле приходится вникать. Президенту, кстати, было доложено. Следующий канал — это поставка президенту абсолютно правдивой информации об экономике. Я ни в коем случае не хочу сказать, что мы такие правдивые, а наши контрагенты вешают лапшу. Это неверно в принципе. Но президент должен знать правду — это кредо. Довести до него ситуацию со сбором налогов или с ростом или не ростом экономики (а она пока не растет!) — это наша обязанность. Последнее из чисто президентских функций — это инициативные записки. Правительство — я это знаю по собственному опыту — погрязает в текущих проблемах и какие-то вещи волей-неволей упускает. Скажем, последняя инициативная проработка, которую мы может быть направим — это механизм реализации арестованного имущества. Вы знаете, сколько его наарестовано в России? Я скажу — 67 триллионов. Это, например, знаменитая проблема неликвидного залога — денег на счете нет, имущество арестовано, что дальше? Пока провисает, а это не только хороший доходный источник, это доведение до конца ответственности налогоплательщика.
— Будут аукционы?
— Мы еще не закончили проработку. Это только пример.
— А что происходит, когда вы в чем-то не согласны с правительством?
— Мы пытаемся разрешить ситуацию на уровне моем и вице-премьеров, и это вовсе не значит, что я, уловив какую-то неточность в планах правительства, со сладострастием бегу куда-то докладывать об этом. Мы все друг друга знаем, и в трудных случаях вы можете увидеть за одним столом обсуждения, скажем, Чубайса, Шохина и меня.
— И все-таки конфликты...
— Да, бывают. Правительство, например, предложило социальный стандарт для населения при оплате коммунальных услуг (они не должны превышать 35% доходов семьи). А все регионы, где эту планку не выдерживают, должны либо дотянуться до федерального стандарта, либо разница изымается у них из трансферта. Идея правильная — трансферт не может быть халявным. Надо цеплять его за что-то важное для самих регионов, но — не столь жестко. Мы не поленились и посчитали, что будет, если эту норму ввести немедленно. 56 регионов оказываются ниже планки, а 6 сразу лишаются трансфертов, то есть просто всего. И мы сумели переубедить.
— Вы только что из Карелии. Подписанные там документы показывают, что мобилизация средств в бюджет происходит вненалоговыми чрезвычайными мерами. Зачем нам тогда драконовские налоги, на которые уже никто не рассчитывает?
— Могу сказать только, что, действительно, весь пакет — неналоговые меры. С налогами две проблемы. Мне не в полной мере ясны критерии дифференцированного подхода к крупнейшим недоимщикам. Вторая проблема — это поправки к налоговым законам. Я не считаю, что разумен путь силового давления: принимайте Налоговый кодекс целиком. В сентябре выкатывается бюджет. Чисто технологически, двигаясь к кодексу в целом, надо параллельно принимать его основные налогоемкие куски частями. Одно другому не мешает. Я опасаюсь, что с кодексом затянется и получим провисший бюджет. Если не хуже, если мы не получим бюджет, который придется вводить указом. И еще. На мой взгляд, стоило бы хотя бы одну социальную проблему решить раз и навсегда. Говорю о пенсиях. В июле придется принимать новые решения. Если в Налоговом кодексе стоит НДС 22%, то почему бы не прийти в Думу и не сказать: мы вводим этот налог сейчас и 2% перечисляем в Пенсионный фонд надолго вперед.
— И как к этой идее относится Чубайс?
— Я в Минфине не работаю.
— Но в Думу придется идти не вам, а Чубайсу.
— Я этого пока не выяснял. Вернемся к указам. Есть указ о военных строителях — все верно, сокращать армию, вероятно, можно с этого конца. Но я впервые называю вам цену этого указа. Мы поинтересовались: хорошо, обычные гражданские объекты и должны быть гражданскими. Но там служат люди в погонах. Если это первое настоящее сокращение армии, то существует несколько вариантов цены указа в зависимости от того, есть ли у увольняемых жилье. Указ стоит минимум 2 трлн руб. Единственный разумный путь реализации указа — постепенный, деньги поступают в Минобороны на военную реформу, когда их накопится на увольнение одного СМУ, тогда одно и только одно СМУ и увольняется. Второй, главный указ — до 1 сентября долги военным, до 1 января — всем бюджетникам. Там в конце есть очень интересный пункт. Там признаются утратившими силу пункты другого указа, подписанного два года назад. Речь идет об установлении прямого президентского контроля за судьбой госпакетов крупнейших предприятий. Этот указ действовал. Правительство настояло на отмене этого порядка, поскольку деньги надо искать очень быстро, а указы идут очень долго. Я бы хотел сразу сказать, что уже продуманы механизмы сохранения президентского контроля. Каким он будет — пока не скажу.