Я проработала в науке четыре года, причем часть этого времени провела в лаборатории за рубежом. При "полевом" сопоставлении жизни ученых в Москве и к западу от Бреста становится понятно, почему российская наука настолько отличается от западной. В отличие от бывшего СССР, где ученые нередко всю жизнь работали в одной и той же лаборатории, на Западе существует практически обязательное требование академической мобильности. Исследователи трудятся под началом одного руководителя два-три года (во время защиты диссертации — четыре-пять лет), а потом срок контракта истекает, и ученым приходится искать себе новое место работы. Такая цыганская жизнь не длится вечно — к определенному возрасту ученый должен опубликовать пяток хороших статей в престижных журналах. Если этого не происходит, его просто перестают приглашать в лаборатории, и он вынужденно уходит из науки. Чаще всего бывший ученый оседает в компьютерных, фармакологических и других высокотехнологичных компаниях.
Но некоторым ученым (на фоне общей массы исследователей их доля пренебрежимо мала) все-таки удается закрепиться в науке и получить постоянную позицию в каком-нибудь институте. Именно эти люди руководят лабораториями и исследовательскими группами. Они получают неплохую зарплату и входят в интеллектуальную элиту западного общества, однако шансы попасть в эту привилегированную когорту для начинающего ученого крайне малы. Многие уже на стадии защиты диссертации благоразумно меняют профессию. В итоге в лабораториях остаются люди с железным характером, зверской работоспособностью и, самое главное, упрямой уверенностью, что ничем, кроме науки, они не смогут заниматься.
Российские ученые прекрасно знают об этих сложностях, но тем не менее уезжают из страны при первой же возможности. Несмотря на то что из-за бешеной конкуренции ученым приходится очень нелегко даже на Западе — научных сотрудников преследует постоянное чувство неуверенности в будущем. Зато они не вынуждены постоянно думать о том, как достать в лабораторию самые необходимые реактивы и сколько месяцев к ним будут везти простейшие приборы. При этом они живут более или менее достойно и по крайней мере не думают о том, смогут ли они сегодня пообедать или только позавтракать.
В России, как мы знаем, ситуация обратная: исследователи, получающие неприлично маленькую зарплату, вынуждены тратить на решение элементарных бытовых вопросов едва ли не больше времени, чем на сами эксперименты. Ничего удивительного, что решение бросить науку и пожить наконец человеческой жизнью созревает куда быстрее и у гораздо большего числа людей. В российских лабораториях остаются преимущественно либо нерешительные неудачники, либо бессребреники, готовые ради своих квазаров вести полуголодное существование. Соответственно, если на Западе в науке остаются только сильнейшие личности, способные конкурировать с коллегами за место под солнцем, то в России такие люди предпочитают как можно быстрее найти себе применение в другой области или в другой стране.