Итак, что же, собственно, изменилось за год?
Во-первых, у страны появился новый хозяин. Не в том смысле, что президента Ельцина сменил президент Путин (это фактически произошло еще летом 1999 года, когда будущий президент только стал и. о. премьера). Но только в минувшем году хозяевами страны перестали быть те, кто давно уже считал ее своей неотъемлемой собственностью,— олигархи.
Олигархии больше не существует ни в варианте 1996 года, когда Кремль балансировал между интересами нескольких крупнейших бизнес-структур, ни в варианте 1999 года, когда Кремль рука об руку с дружественными олигархами боролся против недружественных. (Собственно, теперь понятие "дружественный олигарх" вообще можно считать устаревшим: он либо дружественный, либо вообще не олигарх.) Ее больше вообще не существует — во всяком случае, в привычном понимании этого слова. На то, чтобы отобрать страну у олигархов, ушло гораздо меньше времени, чем у них в свое время на то, чтобы ее заполучить.
Теперь крупный капитал уже не управляет страной посредством президента, а лишь робко предлагает президенту поруководить им. "Олигархи позиционировали себя как элита. Но общество не воспринимает элиту. Она должна вести себя лучше",— как-то посетовал Владимир Потанин. Тех, кто думает иначе, просто просят удалиться. Особо непонятливых удаляют. Впрочем, таких довольно мало.
Во-вторых, с политической сцены страны были сметены региональные элиты. Кремль уже продемонстрировал, что способен с легкостью избавиться от неугодных глав регионов в ходе выборов. А вскоре он получит возможность и отстранять от должности тех, кто не оправдал доверия. От региональной вольницы, подкрепленной депутатской неприкосновенностью, не осталось и следа.
В-третьих, в стране не стало политической оппозиции. До конца прошлого года главной и, пожалуй, единственной оппозиционной силой в буквальном смысле этого слова была Госдума. Что, кстати, в некотором смысле было на руку Кремлю: отсутствие реформ, экономические и любые прочие неурядицы можно было с легкостью оправдать невменяемостью думского прокоммунистического большинства.
Суммируя все это, можно обозначить результат так: расклад политических сил в стране стал абсолютно иным. Политиков больше нельзя примитивно делить на демократов и коммунистов, как это было почти все годы при Ельцине. Теперь линия раздела проходит между теми, кто за Путина, и теми, кто против. Доля последних исчезающе мала.
Простое перечисление того, чего в России не стало, выглядит впечатляюще. Настолько, что трудно представить, что все это можно было сделать за какой-то год. Логично задаться вопросом: как это удалось?
Однако не стоит забывать, что буквально за несколько месяцев до того, как российский избиратель вообще впервые услышал фамилию Путин, столь же востребованным считался экс-премьер Евгений Примаков. А потом, когда услышал-таки об этой кандидатуре (в конце длинного списка, после фамилий Черномырдин, Лужков, Степашин), то сначала очень сильно смеялся. Да и к появлению Ельцина тот же самый народ был очень даже готов. И к Горбачеву. И к Хрущеву. И к Сталину. (По большому счету в XX веке не совсем готовым русский народ проявил себя только по отношению к Ленину. Об этом можно судить хотя бы по тому количеству населения, которое большевикам пришлось физически истребить.) Так что если что и изменилось в стране за последние годы, то только не народ, который по-прежнему готов ко всему.
Правильный ответ на вопрос о невероятной успешности нового президента, скорее всего, следует искать в словах, которые как-то обронил один из бывших ельцинских и нынешних путинских приближенных: "Мы даже сами не осознавали, каким огромным ресурсом власть обладает просто по определению! Да если бы нужно было, мы еще десять путиных могли сменить на посту премьера и всех их спокойно 'раскрутить' в преемники — никто бы не пикнул! Просто надо было не сомневаться в силе власти".
Энергии первого президента России хватило лишь на то, чтобы захватить власть, удержать ее в боях с внутренней оппозицией и гарантировать населению гражданские свободы (свободу слова, свободу вероисповедания, свободу въезда-выезда из страны и т. д.). На то, чтобы довести до конца экономические реформы и структурировать политическое устройство страны, Ельцина уже не хватило.
Вместо этого были перманентные олигархические войны, судорожные формирования партий власти к каждым новым выборам, заигрывания с губернаторами и цикличный выброс всех ярких политиков, которые могли бы в перспективе претендовать на верховную власть. В результате посвятивший всю свою жизнь борьбе за власть политик в конце концов эту власть, по сути, потерял, поскольку был уже просто не в состоянии самостоятельно контролировать процессы, происходящие даже в его собственном окружении.
С этим нельзя не согласиться — Путиным Путина сделала мощнейшая пиаровская машина. Именно она позволила превратить чеченскую войну из ельцинского позора в гордость путинской эпохи (причем войну ничуть не менее кровавую и ничуть не более победоносную, чем война 1994-1995 годов). Именно она убедила в марте этого года избирателей в том, что Путин — единственная надежда России. Именно она создала образ президента, который знает, что делать, и делает это.
А что он, собственно, знает и что, собственно, делает? Что означают для страны усмирение губернаторов и олигархов, утверждение старого гимна и грефовской программы?
Большинство граждан убеждены в том, что ответ на этот вопрос существует. Другое дело, что каждый интерпретирует президентские действия так, как умеет. Более того, каждое действие тут же проецируется в будущее, и на основании этого делается вывод о том, куда идет Россия. Эмоциональная оценка этого пути зависит от политических пристрастий оценщика. Например, борьба Путина с Гусинским и НТВ однозначно воспринимается как начало искоренения всякого инакомыслия в СМИ. Только одна часть народа, тоскующая по прошлому единообразию, потирает руки от удовольствия, вторая горестно заламывает их, прощаясь со свободой слова, а третья, прагматическая, считает, что все дело в личной неприязни президента к опальному олигарху: добьет, мол, его, и этим все дело и ограничится.
То же самое происходит и с другими политически значимыми действиями Путина.
В путинской патриотической риторике можно усмотреть и нормальное желание вернуть России былую любовь собственного народа, и возврат к временам железного занавеса.
Есть конечно, официальные разъяснения: все это делается для того, чтобы Россия стала уважаемой, цивилизованной страной с более или менее рыночной экономикой, исполняемыми законами, свободными и сытыми гражданами. Но о том, кто такой мистер Путин и как он на самом деле представляет себе будущее России, по-прежнему ничего не известно. Точнее, известно ровно столько, сколько и год назад. И Путин — сознательно или бессознательно — не дает это узнать.
Ведь если приглядеться повнимательнее, то выяснится, что ни одно действие Путина пока не доведено до абсолютного конца. Губернаторы построены, но не все. Кремль смог снять с выборов Александра Руцкого, но не смог Юрия Лодкина. На НТВ давят, а "Итоги" по-прежнему выходят. Вроде начали сажать олигархов, но не всех, а выборочно. Армия и спецслужбы становятся чуть ли не главной движущей силой общества, но ту же армию Путин сокращает — чего, кстати, так и не удалось сделать Ельцину.
И так во всем. Одним — Александрова, другим — триколор. Одним — великую державу, другим — либеральную экономику. Гимн — налево, Греф — направо.
То же самое во внешней политике. Достаточно вспомнить схемы нескольких заграничных визитов Путина. В либеральную Англию — через лукашенковскую Белоруссию. На саммит на Окинаву — через Китай и Северную Корею. В Канаду — через Кубу. Путин все время рыскает. И из этих метаний невозможно сделать однозначный вывод, когда и какое направление станет постоянным. Может быть, вовсе никакое.
Окончательного ответа на главный вопрос, какова истинная цель преобразований, которые принято называть путинскими, в природе не существует. Бессмысленно сейчас спрашивать, куда идет страна, просто потому, что в 2000 году страна никуда не шла. Пока можно констатировать только одно: ей пытались придать форму, то есть именно то, чего не было при Ельцине. Когда эта форма будет создана, в нее можно будет залить все что угодно — от командно-административной экономики до либеральной, от демократии западного типа до кровавой диктатуры.
Что именно в нее будет залито, мы узнаем только в 2001 году, когда изменившаяся ситуация в экономике неизбежно поставит Путина и его окружение перед окончательным политическим выбором.
АНТОНИНА ЛЕБЕДЕВА, ВЕРОНИКА КУЦЫЛЛО