Почему-то думают, что гараж — это уже гарантия безопасности для машины. В жизни же сплошь и рядом получается не так, а — как всегда. Кооперативный гараж --это еще и знакомое с детства "за оставленные ценные вещи администрация ответственности не несет".
Знаете ли вы, что такое гараж? Думать, что это всего лишь место, где хранится ваша машина, равносильно тому, чтобы считать баню местом для мытья, а рыбалку — ловлей рыбы. Гараж — это место культовое, ритуальное, это заповедная зона, где процветают мужские добродетели, торжествует мужская воля и логика. Здесь куются узы благородного и не жлобского братства. Здесь ниша, в которой гнездится истинная демократия — хозяин "Вольво" и разбитого "Запорожца" в гараже равны. Это место, где тебя понимают с полуслова и наливают через четверть часа по приходе. А консилиумы над стучащим мотором? А ожидание Петровича, который придет и все сделает? А выезды с Петровичем в баню с ящиком коньяка в багажнике? А негодующий взгляд жены, отпирающей дверь в половине четвертого утра, потому что ключ в карманах найти после бани невозможно? И только в гараже смогут с пониманием выслушать пересказ скандала, который вам устроила наутро жена, обнаружившая вас опять на пороге квартиры и опять с веником.
Все эти прелести жизни открылись мне, когда дед в порыве родственного чувства подарил мне новенькую "девятку" цвета "мокрый асфальт". Поскольку у нас под окном уже стояла моя иномарка, дедов подарок надо было срочно пристраивать в гараж. Ясно, что гараж должен быть теплым — новую машину гноить сыростью не хотелось.
После недельного обзвона и обхода окрестностей я обнаружил именно то, что мне было надо: замечательный теплый многоэтажный гараж совсем рядом с домом. Назывался кооператив "Телеграфист", самим своим именем подчеркивая зияющую пропасть, которая пролегала между мной и гаражным кооперативом. Ибо к связи я не имел никакого отношения, а кооператив был ведомственный. Естественно, как и было спето много лет назад, "люди гибнут за металл". Взятку пришлось давать. При этом я вычислил и структурировал такую замысловатую цепочку, что, когда начал объяснять жене, кому именно я "даю на лапу", она замахала руками и ретировалась в ванную красить волосы. Но молоточки стукнули, пружинка сжалась, колесико двинулось и — за три тысячи долларов, переданных лицу, не имеющему к гаражу никакого отношения, уже через неделю моя новенькая "девятка" заняла свое, хотел было сказать законное, место, но боюсь, это не прозвучит убедительно. Место было не вполне законное, но добытое по законам рыночных отношений.
Тут-то и началась моя новая жизнь. "Прописка" прошла задушевно. За недолгий промежуток времени между сервировкой ящика маринованными огурчиками, сухой колбасой, почти забытой исландской сельдью в винном соусе и разливом по стаканам первой бутылки "Абсолюта" я уже знал по именам и отчествам всех своих соседей и наиболее постоянных обитателей гаража. Под белы руки был приведен и посажен в президиум Петрович, чье имя произносилось с придыханием. И правда, легенда не возникает на пустом месте — Петрович моментально обнаруживал даже самые потайные дефекты в организме машины и талантливо их устранял. В "миру" Петрович был ничем не примечательным заведующим какой-то кафедры, жена не выпускала его из-под каблука, а дети все время просили денег. Ясно, что из гаража он не вылезал.
История моей "девятки" — согласитесь, не у каждого есть дедушка, способный презентовать что-либо дороже мясорубки, — была встречена в гараже с неподдельным интересом и стала номером на "бис". Мою машину все знали "в лицо". Сторожа — дядя Вася и дед Миша — стали относиться ко мне с уважением и подобострастием, которое может вызвать только обладатель платежеспособных родственников.
Не скажу, что я пропадал в гараже — все-таки я ездил на своей старой машине. Но как внезапно в космосе оказывается черная дыра и начинается вселенский дискомфорт, так и неожиданно возникший в моей жизни гараж стал чем-то наподобие моей персональной черной дыры. Гараж оказался в моей расписанной по часам жизни прорывом в другое измерение, где нет телефонных звонков и срочных дел, где никто ничего про тебя не знает, и все при этом уважают и понимают. Гараж стал местом кайфа и источником уворованной у самого себя свободы. На Натальино потемневшее лицо, когда я приходил из гаража или из бани, где мы парились с Петровичем, я старался не обращать внимания.
Командировка в Лондон выдернула меня на неделю из новой жизни. Но, вернувшись в Москву, я хорошо помнил, что в пятницу намечается баня. Выложив пакеты с подарками на кровать в спальне, я начал рыться в шкафу в поисках плавок и махровой простыни. И замер — позвоночником я угадал яростный взгляд жены. В следующую минуту лондонские пакеты полетели мне в спину, а дверь в спальню грохнула, на кухне раздались рыдания. На цыпочках я просочился в прихожую — не стоит лишать любимую женщину удовольствия поплакать и высказать все, что наболело. Но находиться при этом в квартире вовсе не обязательно.
Зато мужики встретили меня как родного. И вот открываю я дверь, не поднимая головы, вынимаю ключ из замка и спиной ощущаю леденящую позади себя тишину. Все как зачарованные смотрят мимо меня в черное и пустое, как желудок оголодавшего кашалота, нутро гаража. "Где машина?" — спрашиваю я не то у самого себя, не то у народа.
Я рассматриваю замок на гараже — ни царапинки. Петрович компетентно заявляет: "Это не взлом. Видно, кто-то подобрал ключ". К этому времени сбегаются уже все, мужики хором припоминают, кто на чем выезжал, — и ничего вспомнить не могут. За сторожем дядей Васей отправляется делегация, а деду Мише звоним домой — в любом случае вор должен был проехать мимо одного из них на моей машине. Но ни тот, ни другой ничего припомнить не могут. "Но ведь другого выезда нет", — упорствую я. Я-то знаю, что невозможно выехать незамеченным из гаража! Вон когда я выезжал, ведь знают меня, а документы все равно всегда проверяли. Тут дядя Вася делает обиженный вид, говорит, что у него там пост брошен, и уходит. А дед Миша — соответственно-- бросает трубку.
Единственное, что меня если не утешает, то дает надежду, что не все пропало окончательно, — это то, что гараж кооперативный. Все-таки каждый месяц я плачу за аренду свои 80 долларов. Аренда, предполагаю я, уже означает какую-то ответственность кооператива за машины. С бумажками, конечно, замотают, уже прокручиваю я про себя ситуацию, но ничего, надо быть спокойным и упрямым.
Начальник гаражного кооператива оказывается чрезвычайно занятой персоной. Я отлавливаю этого государственного мужа лишь на третий день после того, как обнаружил пропажу. Проникнув наконец в вожделенный кабинет, я делюсь наболевшим. Так, мол, и так, потырили машину. Начальник кооператива (большого ума человек) вызывает дядю Васю. Дядя Вася приходит, и чувствую, он уже остекленел от благородного негодования. За кого его здесь принимают? Он, между прочим, бывший работник КГБ. Начальник гаража смотрит на меня с укоризной — честного работника органов обидеть может каждый, читается в его глазах. Тут я забываю о правиле, которое вывел для себя из популярной песни, завожусь и начинаю орать: да, пусть дядя Вася не видел. Но пусть мне объяснят тогда, каким образом машина покинула территорию гаража? Может, она улетела? Или был вырыт подземный тоннель? "А может, вы сами на ней уехали?" — предполагает начальник после недолгого размышления. Что-о? захлебываюсь я от его наглости. Я что — унтер-офицерская вдова? И тычу загранпаспорт ему в лицо. Вот пограничный штамп с датами пересечения мною границы. Ну никак не мог я в это время украсть у себя машину! Эта информация начальника кооператива явно огорчает. Я на вас в суд подам, слегка остыв, сообщаю я ему.
— Не получится, — минорно отвечает он мне.
— Почему же не получится? Вы ведь несете ответственность за машины, которые здесь стоят, — говорю я.
— Ни малейшей, — так же пессимистично продолжает он.
А за что же я деньги плачу, интересуюсь. Оказывается, за аренду, за стол и табуретки на вахте, на зарплату вахтерам и ему лично. Но вовсе не за обеспечение сохранности моей машины. А зачем платить вам зарплату, интересуюсь я, если вы обеспечить сохранность машины не можете? Ну у вас же машина не под открытым небом стоит, за это и платите, меланхолически говорит начальник.
Самым вопиющим в его поведении была именно меланхоличность — он устало объяснял мне очевидные вещи, не оставляя мне даже повода для праведного бунта.
Вечером я позвонил знакомому юристу. Тот подтвердил: надеяться на возмещение ущерба смешно. Правда, в прошлом году был подписан некий указ, согласно которому можно требовать денег. Но указ есть, а "механизмов его реализации нет". И пока никому еще не удалось этим указом воспользоваться и деньги с кооператива получить.
Единственное, чего я добился своими воплями: дядя Вася меня возненавидел. Он решил, что я считаю, будто он-то и помог ворам угнать машину.
Но, уже расставшись мысленно с машиной, я все никак не мог постичь: как могла моя "девятка" выехать из гаража. Этот интерес был почти абстрактным. Купив пару бутылок водки, я поехал ко второму сторожу, деду Мише, домой. Увидев меня, дед Миша начал заикаться и попытался захлопнуть дверь — но я уже предусмотрительно подставил ногу. Я дал ему честное слово, что он сам мне лично не нужен, и поклялся, что не буду никуда сообщать. Мне было просто интересно: как такое может случиться? "Взлом?" — спросил я трясущегося деда, наливая ему стакан. "Да нет, кто-то из своих ключ подобрал", — объяснил он. Прав был Петрович. "Кто это мог сделать?" — подступался я. "Так кто ж знает? — уже с охотой отвечал переживший стресс дед, — небось, уж номера перебили или на детали разобрали. А может, в Грузию угнали. Да ты, парень, не паникуй. Я смотрю, тебе дед-миллионер уже другую машину купил. Эх, люди в деньгах, как в сору, роются". Я оставил деда допивать бутылку и поехал домой.
Надо ли говорить, что дедушка, услышав об инциденте, шлепнул телефонную трубку, предварительно проорав в нее, что дачу в Домодедово он отпишет детскому дому. Догадайтесь, кто встретил печальные известия с радостью? Конечно, моя жена. Не сказав ни единого слова, она отправилась в спальню, вытащила оттуда пакет с плавками и махровой простыней и, прихватив веник, тайно припасенный мной к следующей пятнице, вышвырнула все это с лоджии. Раздался дикий вой сигнализации — это несчастный веник приземлился на крышу моей иномарки...
ИВАН ШТРАУХ