10 млн золотых рублей экстренно внесли акционеры в уставный капитал Российского торгово-промышленного банка после ареста в сентябре 1923 года его председателя правления — высокопоставленного большевика Александра Краснощекова. В Москве рассказывали о его кутежах старорежимно-купеческого размаха и головокружительных размерах растраченных им сумм. Однако суд по делу, в котором все выглядело кристально ясным, довольно долго откладывался, а затем стал замечательным событием даже на фоне проходивших тогда бесконечной чередой показательных процессов об экономических преступлениях.
Кругосветный искровец
Сказать, что арест председателя правления Российского торгово-промышленного банка (Промбанка) Александра Михайловича Краснощекова стал для московской политической и деловой элиты громом среди ясного неба, значит ничего не сказать. Случившееся в наше время возбуждение громкого дела против бывших руководителей Банка Москвы не может даже приблизиться по общественному резонансу к событиям 19 сентября 1923 года. Возможно, подобный эффект мог бы случиться, если бы средь бела дня в Москве 2012 года без какого-либо объяснения причин арестовали главу "Роснано" Анатолия Чубайса. Поскольку Александр Краснощеков так же долго, как и Чубайс, входил в число видных участников политических событий в стране, временами весьма существенно влиял на экономическую ситуацию, а главное, имел не меньшее число явных и скрытых недругов.
Богатая событиями биография Краснощекова не была ни для кого особым секретом. Абрам Моисеевич Краснощек родился в тихом и бедном местечке Чернобыль Киевской губернии в 1880 году в более или менее обеспеченной семье приказчика. Мечтой его родителей было видеть сына ученым человеком, ведь именно высшее образование позволяло еврею забыть о черте оседлости и вести жизнь полноправного подданного Российской империи.
Однако судьба распорядилась так, что в Киеве, куда 15-летнего юношу отправили для подготовки к экзамену за курс гимназии, что позволяло поступить в университет, его репетитором оказался Моисей Соломонович Урицкий, получивший после Октябрьской революции пост председателя Петроградской ЧК. И в результате помимо знаний по гимназическим дисциплинам его ученик получил представление о революционном движении. А вскоре под влиянием все того же Урицкого решил принять в нем самое непосредственное участие.
Свою революционную карьеру Александр Краснощеков начал с посещения подпольных социал-демократических кружков и вскоре превратился в одного из активнейших агентов--распространителей ленинской газеты "Искра" и в этом качестве стал известен самому будущему вождю мирового пролетариата, который запомнил энергичного и изворотливого искровца. Ленин высоко ценил его на протяжении всей дальнейшей жизни.
Правда, революционный путь Краснощекова оказался тернистым. Он пережил два провала, аресты и содержание в одиночной камере. Так что решение о его переходе на нелегальное положение напрашивалось само собой. Вот только жизнь в подполье стала лишь новым тяжким испытанием для молодого человека. В итоге, спасаясь от очередного ареста, он решил эмигрировать из России и в 1902 году перебрался в Берлин.
Для истинного искровца дальнейший маршрут передвижения по Европе был совершенно очевиден. Все эмигрировавшие товарищи Краснощекова направлялись в Женеву, поближе к Ленину. Но Краснощеков в марте 1903 года выбрал иной маршрут — за океан. Скорее всего, на его выбор повлияли проблемы со здоровьем. Однако товарищи по партии сочли его изменником, покинувшим их ряды.
В Соединенных Штатах Краснощеков включился в социалистическое и профсоюзное движение. А кроме того, сумел воплотить американскую мечту и сделал головокружительную карьеру. Сначала он зарабатывал на жизнь, работая маляром, наклейщиком обоев и портным. Но в 1912 году экстерном окончил университет в Чикаго и занялся трудовыми спорами и конфликтами. Вскоре Александр Тобинсон, как его звали в Соединенных Штатах, вошел в число самых известных адвокатов страны в данной области права.
При этом он продолжал участвовать в американском рабочем движении, но вместо подготовки мировой революции предпочитал просвещение трудящихся и для этой цели организовал Рабочий институт в Чикаго. Его биографы писали, что к 1917 году Тобинсон почти совершенно охладел к большевизму и его идеям. Но в России произошла революция, и Александр Краснощеков решил вернуться на родину. Из-за мировой войны в Европе он выбрал самый безопасный маршрут — через Тихий океан, на русский Дальний Восток.
Проблема заключалась лишь в том, что противники и сторонники новой власти еще до его прибытия успели превратить дальневосточную окраину страны в арену сначала жарких дискуссий, а затем и ожесточенных боев. Так что американский социалист вернулся в свое искровское прошлое с арестами, угрозами расстрелов, а временами и прелестями подпольной жизни. Опыт, знания и ораторское мастерство помогали ему во всех городах, куда он попадал, занимать высшие руководящие посты.
Этому способствовало и еще одно обстоятельство. По прежней революционной работе он знал многих видных меньшевиков и эсеров, а поскольку не участвовал в ожесточенной борьбе с ними ни до революции, ни после нее, то пользовался их доверием и уважением. К тому же адвокатский опыт позволял ему помогать противоборствующим сторонам приходить к единому решению. Так что в 1920 году, когда меньшевики и эсеры выдвинули идею создания в Сибири и на Дальнем Востоке буферного государства, в руководстве которого были бы представлены все партии, лучшей кандидатуры на пост сначала министра иностранных дел, а затем и главы правительства просто не нашлось. Одобрил этот выбор и Ленин, который с помощью такой уловки хотел выиграть время для разгрома белых войск на западе страны и прекратить японскую интервенцию на Дальнем Востоке.
Все понимали, что Дальневосточная республика (ДВР) не более чем временное образование. Краснощеков, как писали его биографы, пытался использовать исключительное положение ДВР и свои американские связи для восстановления экономики этой огромной части России, серьезно пострадавшей от Гражданской войны. Однако часть высокопоставленных дальневосточных большевиков, напротив, стремилась сократить время существования буферного государства до самого минимума.
Возглавлял эту группу член Дальневосточного бюро ЦК РКП(б) Моисей Израилевич Губельман, который и стал главным оппонентом и личным недругом Краснощекова. Борьба шла с переменным успехом, но в ноябре 1920 года у Краснощекова обострились проблемы со здоровьем, а у Губельмана появилась весомая поддержка в Москве: его родной брат Емельян Ярославский был избран секретарем ЦК РКП(б). Участь Краснощекова была решена. Чтобы завершить затянувшуюся внутрипартийную склоку, его отстранили от дел, и в июле 1921 года он уехал в Москву.
Новый экономический политик
Казалось бы, в условиях новой экономической политики с частичным возвращением частной собственности и предпринимательской инициативы Краснощекова должны были бы с руками отрывать все советские наркоматы и ведомства, начиная с правительства. И именно так на первых порах и происходило. Его пригласили работать в Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), назначили членом коллегии Наркомата финансов, а вскоре сделали заместителем наркома. Но по прошествии нескольких месяцев выяснилось, что с ним отказываются работать многие высокопоставленные советские и партийные чиновники. Проблема заключалась в полном расхождении между представлениями Краснощекова о способах функционирования рыночной экономики и представлениями его коллег, которые пытались держать все под контролем и в узде.
Если бы не постоянное внимание и поддержка Ленина, Краснощеков вскоре остался бы без работы. Но Ленин вновь и вновь указывал товарищам, что энергию и способности бывшего искровца нужно использовать во благо советской власти в полной мере. В конце концов ему решили предоставить, как тогда говорилось, самостоятельный участок работы. Частные и государственные предприятия нуждались в финансовой поддержке, а государственные кредитные учреждения с этой работой не справлялись. Поэтому идея Краснощекова о создании акционерного государственно-частного банка для финансирования промышленности нашла поддержку в руководящих инстанциях.
Осенью 1922 года Российский торгово-промышленный банк, или Промбанк, начал свою работу. Краснощеков попытался организовать дело на американский манер — с широкой сетью отделений и филиалов, эффектными рекламными кампаниями и невиданными новшествами в российском банковском деле.
К примеру, будучи одним из учредителей Общества друзей воздушного флота и председателем правления первой отечественной авиакомпании "Добролет", он добился того, что один из добролетовских "Юнкерсов" получил название "Промбанк" и выполнил первый в истории страны регулярный пассажирский рейс. Естественно, о полете и названии самолета писали все газеты:
"В 11 час. аэроплан "Добролета" "Промбанк", рассекая тучи могучими крыльями, спустился в Нижнем, покрыв расстояние из Москвы в 450 километров в 2 ч. 45 мин. и открыв этим рейсом 1-ю советскую воздушную линию".
А сам Краснощеков, участвовавший в этом полете, добродушно раздавал интервью:
"И в прошлом году были попытки установить воздушные сообщения между Москвой и Нижним. Они носили спорадический характер, причем делали их немцы. Мы можем и должны поздравить с определенной победой и на этом фронте. Регулярные рейсы организует теперь общество "Добролет" — силами, энергией и самопожертвованием рабочих и крестьян. И этот факт, что наша машина пришла в Нижний в самый день открытия ярмарки,— это символ, воплощающий в жизнь наше движение на Восток. Из Нижнего мы должны развить движение по Волге, на Каспий, в Среднюю Азию, на Дальний Восток, установить воздушную магистраль на Владивосток".
В числе новшеств, предложенных Краснощековым клиентам банка, оказались переводы средств от родственников из-за границы. Подобная услуга существовала в советской России и до него. Но получение денег, точнее, помощи от состоятельных родственников было связано с изрядными мытарствами и трудностями. А Краснощеков договорился с приятелями из американских профсоюзов о создании совместной компании по осуществлению переводов и инвестициям в советскую экономику — Российско-американской индустриальной корпорации.
Однако чем больше инициатив выдвигал Краснощеков, тем больше недругов у него появлялось. Система переводов, работавшая помимо Госбанка, привела к появлению у него множества врагов в этом учреждении, что едва не сгубило Промбанк во время майского кризиса 1923 года. Тогда произошло то, что скромно именовалось в печати сужением кредита: Госбанк и Наркомфин перестали выделять кредиты госучреждениям и государственным предприятиям. Перепуганные частные торговцы и предприниматели бросились снимать деньги со счетов. Так что Промбанк в один из дней остался буквально без копейки, а руководители Госбанка проигнорировали все просьбы Краснощекова о помощи. Ему удалось как-то выкрутиться, но напряженность в отношениях так и не прошла.
Ко всему прочему Краснощеков забыл мысль классиков о том, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Особенно если это общество советское. Он, к примеру, рассматривал свой банк как государственно-частное учреждение, но — в зависимости от ситуации — с совершенно разных ракурсов. Встречаясь с сотрудниками филиалов и отделений банка, он говорил, что Промбанк — часть системы Наркомфина и что они должны вести себя как государственные служащие. Но когда речь заходила о его собственной зарплате, он тут же забывал о том, что для руководителей-коммунистов существует партмаксимум зарплаты, выше которого никто из них зарабатывать не может. Краснощеков считал, что подобное ограничение к нему не относится, ведь он возглавлял акционерный банк, где государство участвовало в капитале на равных правах с другими собственниками.
Подобным же образом он решал вопрос о приеме на работу знакомых и родственников. В советских учреждениях совместная работа родственников воспрещалась. Но разве Промбанк — обычная советская контора? То же касалось и отношений Промбанка с фирмами брата Краснощекова — Якова.
Тем временем слухи о его огромных тратах и роскошном образе жизни начинали все больше и больше раздражать ответственных товарищей. По всей видимости, последней каплей, переполнившей чашу их терпения, оказался громкий роман главы Промбанка со знаменитой Лилей Брик, которая, как все знали, обходилась своим поклонникам очень и очень недешево.
Но главной причиной неприятностей Александра Краснощекова все-таки стала болезнь Ленина. В 1923 году глава советского правительства полностью отошел от дел, и его слова о том, что Краснощекова нужно использовать во благо нового строя, оказались тут же забыты. А вот старые обиды все помнили хорошо. Емельян Ярославский в 1923 году вошел в состав президиума высшего контрольного органа партии — Центральной контрольной комиссии (ЦКК) — и высшего партийного суда — Партколлегии. И, как утверждали знатоки, именно по его инициативе в Промбанк пришла проверка из ЦКК.
Сокрушители банка
Что именно обнаружили партконтролеры, публику после ревизии не уведомили. Но ЦКК передала дело в ГПУ, и 19 сентября 1923 года Александра Краснощекова арестовали. Никто как-то не подумал о том, что это мероприятие способно нанести колоссальный удар по Промбанку и финансированию предприятий. Ведь начавшаяся паника могла привести к кризису, по сравнению с которым майские проблемы были бы просто не стоящей внимания мелочью. Поэтому правление Промбанка предприняло шаги для смягчения вероятного урона. 23 сентября 1923 года в газетах появились заметки следующего содержания:
"В связи с выходом Краснощекова из правления Промбанка нам сообщают из вполне авторитетных кругов, что этот выход никакого отношения к операциям Промбанка или к его финансовому положению не имеет и вызван причинами чисто личного характера".
Однако игру банка испортил член президиума ЦКК и нарком рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) Валериан Владимирович Куйбышев, опубликовавший в газетах разъяснения по делу Краснощекова, где объяснил, что бывший глава Промбанка арестован за злоупотребления, включавшие помощь родственникам в обогащении, и безобразные кутежи. Ситуация в Промбанке начала стремительно ухудшаться. Ко всем прочим проблемам прибавился очередной отказ Госбанка кредитовать Промбанк.
"Банку,— докладывало правление Промбанка,— удалось благополучно пережить этот тяжелый момент, причем ему пришлось для этого в значительной мере сжать активные операции. В настоящее время положение в банке становится менее напряженным, хотя широкое развитие активных операций по-прежнему стоит в зависимости от общей политики центрального нашего кредитного учреждения".
В качестве новой меры спасения было решено провести чрезвычайное собрание акционеров Промбанка, где главным вопросом значилось увеличение его капитала. Собрание прошло 28 октября 1923 года, и акционеры банка договорились о том, что увеличат его капитал с 15 млн до 25 млн золотых рублей.
Вскоре в газетах стали появляться статьи о том, что положение Промбанка вполне прочно и благополучно, а Госбанк возобновляет его кредитование:
"В последние месяцы тяжелое положение клиентуры банка — госпромышленности,— кризис сбыта и сжатие кредита отразились и на операциях Промбанка. Его вкладные операции приостановились в росте, его ссудные операции почти свелись к переписке векселей клиентуры. Однако в настоящее время кризис в банке понемногу изживается, последние дни заметен и рост вкладов, оживилась и ссудная операция. Можно думать, что при достаточной в настоящее время поддержке Промбанка Госбанком банк нашей промышленности получит то развитие на втором году деятельности, которого требуют задачи финансирования нашей промышленности".
По всей видимости, ЦКК и РКИ попросили больше не будоражить публику, чтобы не вызвать дополнительных расходов на содержание Промбанка или, хуже того, его банкротства. О Краснощекове вспомнили перед началом очередной, XIII партконференции, проходившей в январе 1924 года. Незадолго до ее открытия Куйбышев дал интервью газетам, в котором заявил, что начавшиеся в стране процессы против расхитителей и иных экономических преступников должны идти сплошной чередой, напоминая всем и каждому, что, несмотря ни на какую новую экономическую политику, государство не позволит развиваться "болезненным уклонам современной хозяйственной практики". И напомнил, что в самом скором времени пройдет процесс над Краснощековым. Однако в январе 1924 года суд так и не состоялся. 21 января умер Ленин, и страна погрузилась в траур. Судить в такой момент ленинского выдвиженца сочли нецелесообразным. Начался процесс только 4 марта 1924 года.
Непоказательный процесс
Обвинительное заключение выглядело суховатым и малопонятным для широкой публики, поэтому было подготовлено его изложение в доступной для народа форме. Главные обвинения из предъявленных Александру Краснощекову были сформулированы следующим образом:
"Родной брат А. Краснощекова Яков явился одним из первых клиентов банка. Операции его сводились к систематическому использованию при помощи брата-директора банковского кредита в разных формах и под разными наименованиями, притом на условиях, наиболее для него благоприятных по сравнению с прочими частными клиентами банка. В то время как с частных клиентов банка за пользование срочными ссудами взималось 4-5 проц., Яков Краснощеков платил всего лишь 1,5-2 процента... Задолженность его банку превышает обеспечение более чем в 80 раз, а банк этим не смущается... Получаемые таким путем из банка деньги Краснощеков пускает в оборот на черной бирже и спекулирует вовсю, извлекая огромную выгоду. В момент самого острого денежного кризиса — в мае 1923 г.— Я. Краснощеков умудряется получить из банка 35 119 руб.".
Этим, как утверждало следствие, "братский бизнес" не ограничивался:
"Яков Краснощеков возглавлял частное строительное общество "Американско-Русский Конструктор". Благодаря влиянию А. Краснощекова общество было преобразовано в акционерное. Акционерами явились Яков Краснощеков и еще несколько ближайших родственников Краснощековых. А. Краснощеков, естественно, всячески содействовал процветанию этого общества... Вскоре Промбанк передал АРКу все свои строительные работы. Никаких договоров или соглашений не заключалось, равно как и не производились предварительные обследования работ. Проверялись лишь счета в сторону благоприятствования интересам АРКа. Частенько даже сметы не проверялись; они лишь представлялись в Промбанк, и немедленно счета по ним уплачивались по резолюциям А. Краснощекова. Привилегированное положение АРКа усугублялось еще тем обстоятельством, что ему выдавались авансы в 50 проц. стоимости за не сданные еще работы".
Самого Александра Краснощекова обвиняли в том, что по его вине задолженность компании по переводу денег из Соединенных Штатов в СССР — РАИК — менее чем за год достигла $150 тыс. То есть деньги получателям выплачивались, но из-за океана на счета банка никакой компенсации не поступало. При этом, как уверяли следователи, Краснощеков нарушил порядок, выступая в качестве представителя РАИК, будучи одновременно руководителем банка, с которым РАИК заключила договор. Кроме того, нашлись следы выплат РАИК Краснощекову. Правда, не ему самому, а его бывшей жене, жившей с его сыном в Америке. РАИК, как говорили обвинители, производила и выплаты жене Якова Краснощекова, жившей в Берлине.
Отдельным пунктом обвинения стал подбор кадров Промбанка:
"Весь основной круг сотрудников банка, начиная с Александра Краснощекова и кончая низшими служащими, был связан между собой отношениями родства, свойства и дружбы. А. Краснощеков был окружен в банке племянниками, племянницами и "близкими друзьями"".
Речь шла и о содержании в штате банка любовниц председателя правления:
"Исключительно привилегированное положение занимала в банке фаворитка директора, некая Д. Я. Груз, занимавшая должность заместителя заведующего общим подотделом банка. Гр-ка Груз пользовалась в банке целым рядом привилегий... Являясь совершенно невежественной в банковском деле, гр-ка Груз согласно протокольного постановления Промбанка получила право второй подписи от имени банка... В августе 1923 г. ей был предоставлен двухмесячный отпуск, причем ей был выдан аванс в размере 450 руб. зол. Когда она уезжала (в Крым), ей были устроены бр. Краснощековыми торжественные проводы на автомобилях с цветами. За счет банка ей было куплено отдельное купе в международном вагоне до Севастополя".
Расписывались следователями и собственные траты Краснощекова из средств банка:
"А. Краснощеков не брезговал и мелкими позаимствованиями из средств банка. А с его легкой руки эта система сделалась общей для всех его ближайших сотрудников. Заведующий хозяйственным подотделом банка Беркович систематически выдавал А. Краснощекову заимообразно денежные суммы, отмечал такие выдачи лишь на бумажках или на календаре... За счет банка покупались для Краснощекова всевозможные хозяйственные вещи, причем расходы выводились "под каким-нибудь другим предлогом". Между прочим, хозяйственным отделом был оплачен и ремонт дачи бр. Краснощековых в Кунцево, а также в августе 1923 г. был подыскан секретарем Промбанка для А. Краснощекова соответствующий особняк в Москве, за который была внесена арендная плата в 835 руб. золотом. Занять этот особняк Краснощекову, однако, уже не пришлось. За счет авансовых сумм хозяйственного отдела уплачивались также и членские партийные взносы А. Краснощекова, приобреталось для него платье, белье, духи, шляпы, оплачивался совнаркомовский паек и т. д. и т. д. Из хозяйственных же сумм отправлялись деньги дочери Краснощекова, находившейся с гувернанткой в Крыму. Все нужное для дачи закупалось в городе за счет хозяйственного отдела банка".
В список злоупотреблений входили также перевод в полное пользование братьев Краснощековых принадлежащих банку трех лошадей с колясками и упряжью, а также двух верховых лошадей. В этот список входили кутежи за счет банка и много чего еще. Нравы эпохи характеризует и такой пассаж из обвинений:
"В течение короткого времени он вместе с братом получили в магазине Швейсиндиката 17 костюмов и 6 пальто, за которые до сих пор не заплачено".
Ни Александр и Яков Краснощековы, ни оказавшиеся с ними на скамье подсудимых сотрудники банка виновными себя не признали.
Во время самого процесса обвинения подтверждались. К примеру, данные о том, что Яков настаивал на снижении процентов по ссудам, ссылаясь на брата, подтвердили ведавшие кредитами сотрудники банка.
А бывший командующий войсками Дальневосточной республики Генрих Христофорович Эйхе, оказавшийся в Промбанке начальником подотдела снабжения хозяйственного отдела, подробно рассказывал о тратах на содержание Краснощековых. К примеру, значительное количество продуктов и вин, отправляемых на дачу в Кунцево, списывались на столовую банка. Покупка цветов для женщин Краснощекова проводилась по графе "Вывоз мусора", особую заграничную клизму, купленную для председателя правления, оформили как инструмент для конюшни, постельные принадлежности в огромном количестве купили для Краснощековых и списали на общежитие банка. Эйхе рассказал также о найме жилья для любовниц Краснощекова и т. д. и т. п.
Как водится, в речи старшего помощника прокурора РСФСР Николая Васильевича Крыленко говорилось об особой общественной опасности деяний видного коммуниста. Причем он не настаивал на применении той или иной санкции, объясняя, что в зависимости от квалификации преступлений обвиняемым может грозить от года лишения свободы до высшей меры наказания. Адвокаты, в свою очередь, настаивали на полной невиновности обвиняемых и указывали на прошлые заслуги Александра Краснощекова. От последнего слова братья отказались.
9 марта 1924 года суд вынес приговор. Всех обвиняемых признали виновными. Александра Краснощекова — в том, что договором с РАИК и братом он нанес многотысячный ущерб банку, а также участвовал в мелких хищениях собственности и средств Промбанка. Якова Краснощекова признали виновным в создании фиктивных акционерных обществ и извлечении из них прибыли. Вина сотрудников банка Виленского, Берковича, Волынского и Соловейчика, как решил суд, состояла в составлении подложных документов о тратах Краснощековых. Об избранной мере наказания в приговоре говорилось:
"Верховный Суд приговорил: А. Краснощекова к 6 годам лишения свободы (ст.ст. 105 ч. 1, 109 и 2 ч. 113 Угол. Код.), Я. Краснощекова — к 3 годам (ст.ст. 188 и 114а Угол. Код.), Виленского — к 1,5 годам (ст.ст. 105 ч. 1, 113 ч. 1 и 116 Угол. Код.), Берковича — к 2 годам (1 ч. 105 и 116 ст.ст. Угол. Код.), Волынского — к 1 году (1 ч. 105 и 116 ст.ст. Угол. Код.) и Соловейчика — к 1 году (ст. 116 Угол. Код.), всех со строгой изоляцией, с зачетом предварительного заключения и поражением в правах на 3 года. Кроме того, Верховный Суд постановил: Я. Краснощекова, Берковича, Волынского, Виленского и Соловейчика, как лиц социально-опасных для Республики, лишить права в течение 3 лет проживать в крупных промышленных центрах".
Правда, заболевшего в тюрьме бывшего искровца вскоре амнистировали. И погиб он, как и многие ветераны революции, во время репрессий 1937 года.
Ленин вряд ли предполагал, что из-за нетвердого искровца Краснощекова может разгореться огромный банковский скандал
Глава правительства Дальневосточной республики Краснощеков (на фото — слева) смог усадить за стол правительства людей, которые друг друга терпеть не могли
Для продвижения бренда "Промбанк" Краснощеков использовал средства воздушного транспорта и общество их друзей
Привычка Краснощекова сорить деньгами в ресторанах проходила в счетах банка в графе "Вывоз мусора"
Членство в кружке Лили Брик (на фото — сидит в центре, справа от Маяковского) довело председателя правления Промбанка до тюрьмы и сумы
После того как главу банка забрали сотрудники ГПУ, члены правления долго доказывали, что основные средства находятся в неприкосновенности
Благодаря обширным возможностям толкования советского Уголовного кодекса группа Краснощекова и его подельников могла получить от одного года заключения до высшей меры наказания