Зампред комитета Госдумы по безопасности и один из организаторов митингов "За честные выборы" ГЕННАДИЙ ГУДКОВ в разговоре со специальным корреспондентом "Ъ" ОЛЕГОМ КАШИНЫМ объяснил, почему не всех осужденных по статье 282 стоит считать политзаключенными.
— Когда после очередного митинга шли споры о том, кого считать политзаключенным, вы высказались против признания политзаключенными осужденных по статье 282. Почему?
— Я сказал, что не нужно политизировать эту статью. Если это было воспринято как нежелание признавать политзаключенными какую-то отдельную категорию осужденных или подследственных, то это неправильно. Проблема статьи 282 — это совершенно не значит, что кто-то придумывает политический подтекст. Очень часто он действительно возникает. Я выступал и выступаю против избыточного толкования понятия "экстремизм". В это слово вложено так много, что любая деятельность при желании может быть воспринята как преступление, в том числе критика власти. Сложилась такая ситуация, что критика воспринимается как подрыв устоев, и из этого складываются настоящие уголовные дела.
— И почему же тогда осужденные по статье 282 не являются политзаключенными?
— По этой статье у нас сидят и члены бандформирований, и члены настоящих экстремистских организаций. Те, кто призывает начать джихад, например. С другой стороны, против критиков часто совершенно спокойно используются обычные общеуголовные статьи — против майора Дымовского или против того парня, который разоблачал тех, кто кормит солдат собачьими консервами. Но здесь именно в каждом конкретном случае нужно разбираться, а не массово признавать политзаключенными всех, в том числе настоящих экстремистов. Списки политзаключенных нельзя составлять механически, руководствуясь только формальным принципом. Если человек осужден по 282-й статье, он может быть политзаключенным, а может и не быть политзаключенным. Точно так же политзаключенный может сидеть по абсолютно любой статье. За наркотики, например,— такие случаи известны.
— И как можно решить эту проблему?
— У нас был бы человек, а статья найдется. То, что все уперлись именно в 282-ю,— это неправильно, не нужно превращать ее в жупел. Политизация идет с обеих сторон — грань между жесткой критикой и экстремистскими призывами достаточно тонкая, поэтому и власть, и те, кто против нее, в том числе радикалы, с одинаковым удовольствием хватаются за эту статью. Экстремизм — понятие слишком расплывчатое, поэтому его можно истолковывать в свою пользу с обеих сторон.
— То есть в политизации статьи виновата не только власть?
— Прежде всего власть, конечно. С помощью Уголовного кодекса власть часто пытается защититься от критики. Пока речь идет о десятках случаев по стране, но при других обстоятельствах таких случаев может быть гораздо больше. И я еще раз хочу подчеркнуть — при желании по политическим мотивам к человеку можно применить любую уголовную или административную статью. Который раз сталкиваюсь с тем, что участников митингов или пикетов хватают и придумывают им неповиновение милиции — если нужно посадить на сутки, запугать, 282-я статья необязательно нужна.
— Тогда в чем может заключаться решение проблемы? Как изменить законодательство, чтобы в России не было политзаключенных?
— Проблема в судебной системе. У нас слепоглухонемые судьи, которым почему-то доверяют процессы, превращающиеся в политические. Политзаключенные откуда берутся? От политизации уголовных дел. Избыточно широкое толкование статьи 282 и закона "О противодействии экстремистской деятельности" открывает пространство для любых злоупотреблений. В законе написано "оправдание оказания содействия" — это вообще что означает? При желании такую формулировку можно применить абсолютно к любому.
— То есть нужно прежде всего корректировать законы? Статью 282 нужно ликвидировать?
— Я бы ограничил формулировку этой статьи, но отменять ее совсем было бы опасно. А корректировать уже сегодня, не дожидаясь изменения законов, нужно правоприменительную практику. Нужно четко понимать, когда наносится ущерб, а когда просто доставляются неприятные эмоции чиновникам. Главное — это правоприменительная практика. Недостатки правоприменения и качество работы судов и следователей достигли таких масштабов, что с ними даже самое совершенное законодательство может стать инструментом и для сведения политических счетов, и для любых злоупотреблений.