Премьера кино
"Милый друг" (Bel Ami) — кинодебют маститых театральных режиссеров-англичан Деклана Доннеллана и Ника Ормерода по мотивам самого увлекательного романа Ги де Мопассана, которому не слишком везло с экранизациями: среди них нет таких, которые вошли бы в историю киноискусства. Нынешний "Милый друг" в нее как раз может с краешку вписаться — ЛИДИЯ МАСЛОВА порекомендовала бы ему специальную дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен".
Новый фильм в определенном отношении очень даже соответствует духу первоисточника — нечто в таком роде, наверное, мог бы снять сам герой романа Жорж Дюруа, если бы переспал с какой-нибудь продюсершей и та уверила его, что и в кинорежиссуре его ждет такой же успех, как в журналистике. Правда, перед этим столь разностороннему мужчине пришлось бы переночевать и с театральной деятельницей и от нее кое-чего поднахвататься — театральную мизансцену напоминает первый же кадр фильма, когда позади вылезшего на авансцену во всей красе Милого друга сидят все три женщины, с которыми ему предстоит иметь дело: госпожа де Марель (Кристина Риччи), Мадлена Форестье (Ума Турман) и госпожа Вальтер (Кристин Скотт Томас). То есть полного единства действия постановщики не гарантируют, но придерживаться трех обязательных пунктов программы обещают.
Роль Жоржа Дюруа настолько богата разными возможностями, что не справиться с ней — даже при полном отсутствии режиссуры — может только совсем гладкое бревно, однако Роберту Паттинсону это неплохо удается с целыми двумя режиссерами — впрочем, они больше поглощены блестящим женским составом, который, похоже, только дополнительно раззадоривается от полной безжизненности их общего партнера. Но, с другой стороны, вполне возможно, дело не в актерской безнадежности Паттинсона, а просто таков хитрый режиссерский концепт — поставить посреди сцены манекен и заставить об него тереться трех прекраснейших женщин этого мира в надежде, что произойдет чудо и от этого трения проскочит какая-то искра. Вполне можно допустить, что артист Паттинсон совсем не бездарен и не лишен внутреннего содержания, а наоборот — виртуозно изображает пустое место, даже гораздо более пустое, чем имел в виду Ги де Мопассан, иногда дающий понять, что в Жорже Дюруа только и есть хорошего, что глаза да усы. У Роберта Паттинсона усов в принципе нет (только в конце фильма там что-то начинает наклевываться как бы в знак какой-то внутренней трансформации героя, о которой иначе не догадаться), а глаза стеклянные — и было бы интересно спросить, чем в его понимании Жорж Дюруа отличается от героя "Сумерек", вампира Эдварда Каллена. Судя по фильму "Милый друг", немногое, что исполнитель главной роли понял о своем герое,— то, что девушкам он нравится, но человек жестокий. Роберт Паттинсон часто пытается изобразить на лице жестокость продирающегося по женским телам на социальный верх Милого друга, но, к сожалению, он не знаком с афоризмом: "Твердость — не тупость".
Сомнительный выбор исполнителя главной роли — не единственный вопрос к режиссерам, которые, разумеется, выступили с обычными декларациями о том, что мопассановская история конца XIX века актуальна и по сей день, однако эти похвальные намерения никак не подтверждаются тем, что можно увидеть на экране, где происходит водевильное чередование любовных сцен с невнятными разговорами о политике, вставленными для проформы. Перерабатывая для фильма "Милого друга", телевизионная сценаристка Рейчел Беннетт сделала сенсационное литературное открытие о том, что Мопассан — реалист, и выразила сдержанное удивление тем, что в книге нет ни одного упоминания о сифилисе, которым во время работы над книгой уже был болен писатель, чувствовавший приближение смерти и отразивший это в романе. Способа вставить этот принципиальный для мрачного писательского мироощущения сифилис в фильм она не нашла, а может, постеснялась, но зато не стесняется в каких-то совершенно бессмысленных изменениях деталей — так, самая старшая из присутствующих в фильме дам, плененных неотразимым героем, жена издателя госпожа Вальтер зачем-то переименована (заодно с мужем) в госпожу Руссе. Еще сценаристка устраивает в газетной карьере Жоржа Дюруа небольшой перерыв — его увольняют из "Французской жизни", когда он обнаруживает неспособность к политической журналистике, но потом снова берут на светскую хронику. Зачем понадобилась эта лишняя запись в трудовой книжке Милого друга, объяснить так же затруднительно, как представить, кого хотели заинтересовать своим фильмом корифеи лондонского театра, кроме многомиллионной армии поклонниц "Сумерек" да, пожалуй, любителей винтажного нижнего белья.