О том, как социологи оценивают перспективы российского партстроительства, Наталье Башлыковой рассказал директор "Левада-центра" Лев Гудков.
Есть ли в принципе в нашем обществе запрос на партийную реформу?
Запрос есть. Он довольно широкий, хотя и не слишком артикулированный. Это вызвано одновременно и раздражением против старых политических лидеров, и протестными настроениями, давшими импульс ожиданиям того, что вот-вот произойдет консолидация демократического спектра сил на очень широкой основе, включая и некоторых умеренных националистов.
Но в ваших опросах против создания новых партий высказываются более половины респондентов, а 66% считают, что России нужно не более трех партий (см. опрос на стр. 15).
Это традиционная инертная масса сторонников Путина, или так называемой стабильности. А я имею в виду как раз другую часть, которая ждет перемен и поддерживает протестные выступления. Это тоже вполне солидная масса граждан — в пределах от 20% до 30%. Это сторонники изменений, люди, которые на протяжении последних двух лет заявляли о необходимости реформ, поддерживали антипутинские лозунги, исходя, правда, из разных идеологических позиций. Но они готовы при определенных условиях поддержать такого рода широкую коалицию или новую партию, как получится.
А чего боится инертное большинство? Демократии? Или им просто неинтересна политика?
Действительно, отвращение к политике или отчуждение от нее разделяет абсолютное большинство населения. 60% говорят, что разговоры о политике наводят на них тоску, и они не хотели бы сами участвовать в политических делах. Это доминирующий тон, и власть именно этим и пользуется. Режим держится на создании атмосферы искусственной безальтернативности и поддержании населения в состоянии апатии. Более 80% граждан считают, что они не в состоянии влиять на принятие решений в сфере политики. И тем не менее около 30% по максимуму готовы будут поддержать новую "настоящую" партию. Часть из пассивного массива может быть активизирована при появлении актуальной для них повестки дня, которая бы представляла их интересы и отражала их понимание ситуации.
Что же конкретно может разбудить этих граждан?
Прежде всего, конечно, длительная стагнация в экономике или острый экономический кризис. Потому что стал заметным слой людей, сформировавшийся за годы стабильности,— более обеспеченных, занятых преимущественно в рыночной экономике, независимых от государства, людей, сделавших самих себя и требующих большего уважения к себе и большего представительства их интересов в политике. Их авторитарный режим явно не устраивает. Поэтому этот массив будет расти — пусть и медленно. Соответственно, и их требования будут все время усиливаться.
Как вы оцениваете шансы новых партий, число заявок на создание которых уже превысило 160?
О большинстве из них мало кто узнает, поскольку они явно не попадут на федеральные каналы. Телевидение будет говорить о них либо с иронией, либо с негативной оценкой и в очень большой степени с интонацией дискредитации. Поэтому, думаю, у населения вряд ли останется в голове след какой-то информации.
Какая же часть из них может реально чего-то добиться?
У нас был опыт в начале 1990-х годов, когда на политической сцене заявили о себе более 120 политических движений и партий. Из них в избирательные списки попадало от 12 до 14 максимум. Вот этот объем общественное мнение в состоянии держать в поле своего внимания. Реально это меньше — наверное, 5-7 партий. Думаю, что примерно такое соотношение и будет. Все зависит от того, насколько активно новичкам удастся о себе заявить, какую программу они выдвинут, и будет ли у них доступ к телевидению. Интернет, конечно, важное условие, но недостаточное. И точно так же недостаточно и печатной прессы, даже независимой.
Есть ли принципиальная разница между тем, что было у нас с партиями в 1990-е годы, и нынешней ситуацией?
Есть, и она действительно принципиальная. Потому что в 1990-х годах то, что мы тогда называли партиями, возникло в результате распада советской номенклатуры. Эти образования очень сильно отличались от партий в западном смысле этого слова: это были верхушечные фракции, и они боролись между собой за обеспечение электоральной поддержки. Структура их была такая: партия власти и дублер партии власти (грубо говоря, например, "Демвыбор России" и "Яблоко"), а с другой стороны — партии проигравшей номенклатуры (КПРФ и множество ее мелких дублеров). Но главной была партия тех, у кого была в руках легальная власть,— партия Ельцина (как бы она ни называлась), которая объявила своей целью реформы и политику трансформации советской системы, политику прозападной, европейской, модернизационной направленности.
Сегодня ситуация другая. На мой взгляд, у населения есть запрос на настоящую партию в западном смысле, которая бы выстраивалась не сверху, как "Единая Россия", а снизу и держалась бы на представительстве массовых интересов, а не номенклатурных фракций, борющихся между собой и апеллирующих к массе за поддержкой. Это немножко новая ситуация. Но я несколько скептически смотрю на успех такой партии в ближайшей перспективе, потому что пока не вижу более или менее оформленных сил, которые бы могли это реализовать.
На какой сегмент избирателей в первую очередь могут рассчитывать новые партии?
На население крупных городов. Это база модернизации, база социальных изменений, если хотите. Потому что это новые люди, которые поднялись буквально в последние годы и которые выдвигают требования политических реформ, и не только политических. Они ясно понимают, что нынешний режим блокирует возможность дальнейшего развития страны, поэтому их несогласие с режимом принципиально и неустранимо. Но у режима есть очень существенный ресурс и своя социальная база. Грубо говоря, это индустриальная Россия, резервация государственного социализма. Это малые и средние города, госсектор, бюджетники, пенсионеры, которые боятся реформ, ностальгируют по прошлому и для которых государственно-распределительная экономика, попечительская по отношению к населению, представляется наиболее адекватной по отношению к их представлениям о государственном устройстве и к характеру их политических запросов. Это довольно большой массив населения, численно превышающий удельный вес, условно говоря, модернизаторов.
Какой процент электорального поля новые партии способны "откусить" у уже существующих?
Новые партии будут представлять очень пестрый спектр. Я думаю, что большинство из них будут экзотическими, никого не представляющими и вряд ли смогут набрать серьезный процент. Например, националисты радикального толка вряд ли наберут больше 2-4%. Чтобы получить поддержку, они должны вступать в союз с действующими партиями, с бюрократией. Тогда у них есть шансы. Чтобы партия стала заметна, она должна иметь хотя бы 5-7% — ну, примерно столько, сколько смог набрать Михаил Прохоров на президентских выборах. Если он действительно начнет систематическую работу, то уже сейчас у него есть база — примерно 8% и потенциал — где-то 18%.
А насколько перспективен с партийной точки зрения лозунг сохранения политической стабильности?
Чего точно не будет — так это стабильности. Власть теряет доверие населения: этот процесс только приостановился на время выборов, потому что были и очень сильные пропагандистские усилия, и закачка денег в социальную сферу. Но доверие к власти, ее авторитет и легитимность все равно падают, и что бы власть ни делала, она не в состоянии нейтрализовать этот процесс делегитимации. Коррупционные и служебные скандалы, фальсификации — все это сейчас постоянно присутствует в публичном поле, причем власти не в состоянии что-либо предпринять, они не могут полностью контролировать даже свое информационное поле, не говоря уже об интернете или независимой прессе, поэтому недоверие все равно расползается.
Но, может, этот процесс способна нейтрализовать нынешняя партийная реформа?
Нет. Она в состоянии блокировать разложение чисто организационными средствами, но идеологически она не может этому ничего противопоставить. Режим обезьянничает, копирует и повторяет действия оппозиции: здесь митинг протеста — тут пропутинский митинг. Это, конечно, производит угнетающее впечатление на нашу слабую и всегда готовую опустить руки публику, но это повторение того, что делает оппозиция. В перспективе такая тактика властей не очень эффективна, процесс разложения режима этим не остановить, можно его только замедлить, как-то купировать отдельные выступления. Но у властей нет ни идей, ни мозгов, которые могли бы выдвинуть требуемую новую стратегию. Хотя и на радикальные шаги по подавлению оппозиции власть не пойдет, потому что не рискнет.
А каковы перспективы "Единой России" во главе с Медведевым? Будет она и дальше терять популярность?
Да, будет. Хотя я не соглашусь с теми, кто говорит, что мы сегодня имеем дело с руинами прежней партии власти. Нет, ресурсов тут еще достаточно много. И, думаю, "Единая Россия", хотя и теряет популярность, но все равно останется очень важным механизмом нынешней власти.
И когда же можно ожидать кардинальных перемен?
Совершенно очевидно, что в регионах есть запрос на политику. Там сформировались группы интересов, требующие возможности участия в политике. Часть губернаторов тоже готова идти на реальные выборы и представлять интересы населения, а не федеральной власти. В этом смысле ситуация неустойчивая, потому что недовольство положением вещей высказывают все стороны. Недовольна бюрократия — ее положение крайне нестабильно. Недовольны губернаторы — их то назначают, то снимают. Недовольны армия и полиция, недовольна и та инертная масса, которая представляет собой базу режима. Недовольна оппозиция, потому что ее интересы власть никак учитывать не собирается. И даже, как мне кажется, недовольно само ближайшее окружение Путина, потому что растут сомнения в его способности быть арбитром в межклановых разборках и противоречиях между разными фракциями в верхушке. В этом плане нынешнее положение никого не устраивает. Назревают очевидные перемены, хотя пока они выглядят не слишком определенно.
Сколько партий необходимо сейчас России? (%)
Одна сильная правящая партия 23
Две или три большие партии 43
Много относительно небольших партий 12
Партии нам вообще не нужны 6
Затрудняюсь ответить 16
Источник: "Левада-центр", 1600 человек, апрель 2012 года.
мысль
"Чего точно не будет — так это стабильности. Власть теряет доверие населения: этот процесс приостановился только на время выборов"