Гастроли танец
В Российском молодежном театре состоялись гастроли японской труппы "Санкай Дзюку". Одна из главных компаний, проповедующих танец буто, показала в Москве спектакль "Тобари". Медитировала ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Компания "Санкай Дзюку", которую хореограф Усио Амагацу основал в 1975 году, приезжала в Москву 12 лет назад. Тогда-то Россия и услышала впервые о танце буто — весьма специфическом вкладе, внесенном Японией в современную мировую культуру. Это направление родилось в середине 1950-х — и как реакция на экспансию западных танцевальных техник, и как художественный отклик на атомную бомбардировку японских городов — ее ужас не мог быть выражен каноническими формами старинного японского танца. Изобретателем нового направления считается Тацуми Хидзиката, назвавший его "анкоку буто" — "танцем тьмы". Но поскольку в основе танца лежит импровизация, то разновидностей буто столько же, сколько учителей-харизматиков, его проповедующих. Назвать их деятельность прозаичным словом "хореограф" язык не поворачивается: та замедленная, слигованная пантомима, прерываемая экспрессивными сериями прыжков и падений, которая является общим признаком всех постановок буто, настолько же далека от философского ядра танца, как махание ногами в разные стороны от подлинного монастырского каратэ.
Усио Амагацу и его "Санкай Дзюку" — нетипичные "бутовцы". В спектаклях мастера "тьма" (гримасы, судороги, резкие падения и прочие телесные экспансивности, связанные с агонией и смертью) сведена к минимуму: ему куда ближе другая фундаментальная идея буто — единение человека с космосом. Умирание для него — лишь переход в иную сущность, а потому все его сценические работы медитативны, прекрасны и слегка печальны. Привезенный в Москву "Тобари", премьера которого состоялась четыре года назад в парижском Theatre de la Ville,— один из самых показательных спектаклей Усио Амагацу. Уход человека в космос Вселенной является основной темой этого полуторачасового бдения, разделенного на семь сцен, обозначающих разные фазы этого пути.
"Тобари" (такое древнее слово-понятие, что в современном японском не употребляется) примерно переводится как "ниспадающая пелена". Не конкретный покров, но природное явление — вроде уносимой ветром тучи или завесы дождевых капель. Таким же природным явлением выглядят артисты с их выбеленными телами, бритыми черепами, узловатыми кистями рук, способными то распускаться нежнейшей розой, то скрючиваться сухой лапкой дохлого варана. С их скользящей нечеловеческой походкой, умением замирать в горизонтальных позах, соприкасаясь с опорой лишь бедром или плечом, с нереально замедленными движениями и готовностью перевоплотиться в камень, дерево или иной неодушевленный объект. Но каждый из этих семи кудесников — лишь тень самого Усио Амагацу, чье непостижимое искусство заставляет следить за тем, как он поднимает голову или медленно-медленно складывается в позу зародыша, с таким напряжением, словно вот-вот вам откроется тайна бытия.
Ничего, конечно, не откроется. Напротив: в этом спектакле рассудок следует вовсе отключить, иначе всякие ненужные вопросы (например, что символизирует тот или иной жест, почему артисты сгруппированы так, а не иначе, зачем вдруг переоделись в длинные платья) помешают вам погрузиться в поток времени, не расчлененный на минуты и часы. Заполненный зал РАМТа погрузился почти поголовно: заторможенности "Тобари" не вынесло лишь человек пять, сбежавших во время действия. И единственное, о чем следовало бы пожалеть, так это о том, что типовой театральный зал съедает добрую треть красоты этого "горизонтального" спектакля с обилием партерных мизансцен. Его надо смотреть с галерки: тогда звездное небо задника сольется со звездным черным кругом, покрывающим планшет сцены, и никакая рампа не помешает вам отправиться в космос вместе с персонажами "Тобари".