Годовой баланс компании Seagram читается как хорошая карта вин. Martell Cognac, Mumm, Chivas Regal, Absolut, Glenlivet Scotch, Seagram Extra Dry Gin, Myer's Rum. Только цифра в конце — шесть миллиардов долларов не похожа на ресторанный счет. Хотя примерно такую сумму президент корпорации Эдгар Бронфман-младший год назад заплатил за одну из самых выразительных сделок в истории бизнеса.
В восемь утра два частных самолета Gulfstream-4 взлетели с нью-йоркского аэродрома и направились в сторону Калифорнии.
Примерно в это же время третий самолет, как две капли воды похожий на первые два, вырулил на посадочную полосу в штате Вирджиния и упорхнул в том же направлении.
С третьей стороны — из гористого штата Вайоминг — к Калифорнии подрулил почтенный адвокат, который так поспешно покинул свое ранчо, что забыл сменить ковбойские сапоги на нечто более подходящее.
Четвертому персонажу — известному голливудскому менеджеру — пришлось срочно прервать отпуск на Багамских островах. Так что он находился в пути несколько дольше.
Равно как и главные действующие лица — небольшая группа строго одетых японцев, которые мучались, перескакивая из одной воздушной ямы в другую, на всем протяжении многочасового перелета от Токио до Нового Света.
Как бы то ни было, в два часа пополудни все они благополучно встретились в конференц-зале одной почтенной фирмы в Лос-Анджелесе. После чего за столом длиною в двадцать метров в сосредоточенном молчании принялись прилежно подписывать горы бумаг.
Из-за некоторой военной напряженности и полной засекреченности происходящего можно было подумать, что состоялось подписание договора о капитуляции.
На следующий день американская пресса и впрямь приравняла это краткое заседание к победе во Второй мировой войне и патетически заговорила о некоем "конце осады" etc.
Дело же было вовсе не в 1945-м году, как можно было подумать, а 9 апреля 1995-го. И за столом переговоров председательствовал не героический генерал Макартур, борец с японским милитаризмом.
Решающую подпись на документах, порхавших над двадцатиметровым столом, поставил сорокалетний Эдгар Бронфман-младший, внук одного находчивого выходца из малороссийского гетто.
Ах эта свадьба
Эдгар Бронфман-младший называет своего деда "мистер Сэм", а отца коротко "Эдгар".
Пару лет назад Эдгар-младший женился на Клариссе Элкок, богатой венесуэльской наследнице с внешностью фотомодели. Невесте пришлось по этому случаю пережить неприятную беседу с собственными родителями — бескомпромиссными католиками:
"Я должна вам сказать о нем три вещи. Во-первых, он еврей. Во-вторых, разведен. В-третьих, у него трое детей."
(Несмотря на этот сокрушительный набор, свадьба состоялась. При участии раввина, католического епископа, баптистского священника и полутора тысяч гостей.)
К перечню из "трех вещей" можно было бы добавить несколько еще более выразительных деталей из истории семьи Бронфманов. Но в этом случае у Клариссы было бы еще меньше шансов на родительское благословение.
Например то, что юность Эдгар провел главным образом в Голливуде, где волочился за актрисами и сочинял шлягеры.
А также то обстоятельство, что отец Эдгара-младшего, Эдгар-старший, и сам женился незадолго до второй свадьбы собственного сына. Причем уже в пятый раз.
(Более того, Эдгар-старший умудрился два раза подряд жениться на одной и той же голливудской очаровательнице, Джорджине Вебб — третьим и четвертым браком. Возможно, исключительно по рассеянности).
Не говоря о том, что основатель династии "мистер Сэм" Бронфман был еще в начале века более всего известен как хозяин сети небольших отелей на американо-канадской границе. Отели Бронфмана ни в коем случае не конкурировали с Hilton и, по мнению большинства, представляли собою уютные интернациональные бордели.
(В конце пятидесятых "мистер Сэм", разъяренный тем, что его не принимают в изысканных клубах, совершил несколько попыток задним числом улучшить собственную биографию. И даже завел для этой цели домашнего летописца.
На вопрос о пресловутых отелях он, в конце концов, махнув рукой, говорил: "Даже если это и были публичные дома, то, бесспорно, самые лучшие в Америке". Чего, надо заметить, никто никогда и не стремился опровергнуть.)
Короче говоря, жизнеописание трех последних поколений рода Бронфманов вряд ли отвечало католическим идеалам.
К утешению родителей Клариссы, возлюбленный их дочери, посылал ей ежедневно по две дюжины то роз, то орхидей, и был начисто лишен одного недостатка, смертельного для порядочного жениха.
Ни один человек на свете не рискнул бы утверждать, что Бронфман-младший беден.
Внуки зеленого змия
У "мистера Сэма", кроме публичных отелей, имелась еще одна слабость, которая в ХХ веке сделала не одного американца миллионером. Нет-нет, речь не о нефти, к нефти он был совершенно безразличен.
Сэм Бронфман был страстным торговцем спиртными напитками разнообразной крепости. Фамилия же его, как это ни забавно, в переводе с идиш означает ни что иное как — "коньячный человек".
Несложно догадаться, что в годы сухого закона дело рода Бронфманов превратилось в империю. Известие о запрете на спиртное в США вызвало на лице Сэма блаженную улыбку.
Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что сам господин Бронфман был по паспорту и месту жительства гражданином Канады.
С одной стороны, американцы не имели права ни производить, ни продавать, ни потреблять крепкие напитки.
С другой стороны, канадское государство не имело ни возможности, ни желания запрещать тем же гражданам США закупать и распивать спиртное в Канаде.
С третьей стороны, граница если и была на замке, запор этот был вполне условным.
Чем ожесточеннее американское правительство боролось с зеленым змием, тем счастливее выглядел канадский виноторговец Сэм Бронфман. Которому ради удовлетворения потребностей клиентуры пришлось срочно открыть собственный ликеро-водочный завод.
В конце двадцатых "истребление" алкоголизма продвинулось столь успешно, что Сэм прикупил к заводу еще и фирму Seagram, специализирующуюся на джине.
То, что сухой закон прикажет долго жить, разумеется, бутлегеры понимали. И с тоской предчувствовали скорый конец сладостного процветания. В отличие от большинства "мистер Сэм" имел совершенно особенную точку зрения на эту проблему. Он терпеливо ждал конца "великой эпохи" и расширял производство.
В одно прекрасное утро 1933-го года, когда сухого закона не стало, у него было все: поставщики, налаженное производство, отработанная система доставки, многолетнее знание рынка, прекрасные отношения с потребителем.
Спустя почти сорок лет, в 1971-м, Сэм скончался в возрасте, который никто так никогда и не узнал. Ибо год его рождения остался погребенным где-то в малороссийских архивах. Годовой оборот Seagram уже давно перевалил за миллиард.
Еще через двадцать лет Эдгар Бронфман-младший получил ключи от империи, оборот которой оценивали в пять-шесть миллиардов долларов.
Право руля
Так называемое "третье поколение" всю жизнь оставалось большой головной болью Сэма Бронфмана. В кошмарных снах ему являлись внуки, которые вырастают избалованными, ленивыми и дерзкими. И появляются на свет, кажется, лишь для того, чтобы истратить семейное состояние на извращенные капризы.
Хорошо, что Сэма не стало, когда Эдгар-младший все еще просиживал скамейку в колледже. Старшему Бронфману не довелось увидеть, как юноша болтается по Голливуду.
Образование у него было поверхностное. Талантов — на первый взгляд — решительно никаких. Шлягеры он создавал средние.
Денег наследному принцу полагалось — двадцать тысяч долларов в год. Как раз достаточно, чтобы не голодать. Однако на такси уже не хватало.
С отцом он не виделся почти никогда, с прочими родственниками — и того реже. В его намерения входило стать великим голливудским продюсером. Впрочем, фильмы, которые он продюсировал были столь же серыми, как и шлягеры.
С какой стати Эдгар-старший во время одной из их редких встреч предложил младшему сыну взять бразды правления в свои руки — неизвестно.
Со стороны предложение походило на авантюру. Скорее всего, это и было именно авантюрой.
(В оправдание Эдгара-старшего следует сказать, что со старшим сыном дело обстояло еще... деликатнее. Шлягеров он, правда, не писал. Зато в 1975-м году стал жертвой бандитского похищения и был отпущен после уплаты выкупа в два с половиной миллиона долларов.
Похитителей вскоре арестовали, но... не надолго. Так как они в один голос поклялись, что юный Бронфман сам же собственное похищение при их посредстве и инсценировал. История, как водится, официально не подтвердилась. Но нечто недоброкачественное вокруг имени все же осталось.)
После воцарения младшего Эдгар Бронфман-старший получил свободное время, чтобы заниматься своим любимым делом — председательствовать во Всемирном еврейском конгрессе. Его личное состояние составляло два с половиной миллиарда долларов и уже не нуждалось в особом уходе.
После чего худшие предчувствия начали сбываться.
До прихода Эдгара-младшего семейный концерн замечательно держался на двух солидных ногах. Одна называлась "алкоголь", другая — "химическая промышленность".
(В начале восьмидесятых Эдгар-старший приобрел увесистый пакет акций химического концерна Du Pont, который и приносил Seagram примерно половину прибыли.)
Каждая торговая операция Эдгара-младшего порождала вопль возмущения. Но если Голливуд его чему-то обучил, так это искусству элегантно игнорировать вопли.
Для начала он купил права на распространение некоторых алкогольных марок, вызывавших большие сомнения. За фирму Martell Cognac было заплачено семьсот тридцать два миллиона долларов. Что, по скромным подсчетам, примерно в двадцать пять раз превышало годовой доход фирмы.
(Как выяснилось позже, коньяк вообще, и Martell в частности, пользуется неувядающей любовью в странах Востока. В отличие от экспертов, Эдгар-младший обратил внимание на это обстоятельство. Позже он умудрился приобрести права на водку Absolut и при посредстве массированной рекламы превратить ее едва ли не в напиток века).
Вскоре последовали не менее странные, по мнению экспертов, закупки. Как-то: фирмы, производящие фруктовые соки и содовую воду.
И уж совершенно кощунственное — пятнадцать процентов акций multi-media-концерна Time Warner. Разбавить благородный алкоголь содовой водой — еще куда ни шло. Но приправлять все это кабельным телевидением...
Эдгар Бронфман, дилетант с манерами киногероя, превращал компактное семейное предприятие в хаотичную десятиглавую гидру.
Самую размашистую операцию по выращиванию новых голов он произвел ровно год назад, традиционно вызвав волну негодования.
Edgar Goes Hollywood
Описанные в начале истории самолетные маневры, завершенные за многометровым конференц-столом, были всего-навсего банальной процедурой купли-продажи.
Дело было, разумеется в том, кому и что продается. И, разумеется, за сколько.
Итак, покупатель — Seagram Co.
Товар — концерн МСА.
Продавец — японская электронная мегакорпорация Matsushita Electric (годовой оборот шестьдесят миллиардов долларов).
Сумма сделки — предмет старательного и бесполезного умолчания.
МСА — самый большой голливудский концерн — отошел к японцам пятью годами раньше. Менеджеров Matsushita очаровывала в ту пору не только величина, но и разнообразие предприятия. В МСА входили огромная фильмотека, архив звукозаписей, издательское дело, киностудия Universal со Стивеном Спилбергом в качестве главного аттракциона, могучее телевизионное производство и парк отдыха.
Покупка обернулась неожиданными неприятностями.
Главной из которых был совершенно не принятый в расчет местный патриотизм. В Америке как раз в это время оказалось совершенно немодно "распродавать Родину".
Вторая неприятность (в некотором смысле, частный случай первой) носила вполне конкретное имя: Лью Вассерман. Имя принадлежало престарелому продюсеру, руководившему киностудией Universal, кажется, еще во времена Рудольфо Валентино. Ему же принадлежало право решающего голоса в МСА.
Новых владельцев мнение патриарха в вопросах корпоративной политики заинтересовало не слишком. Вассерман счел себя оскорбленным персонально — сразу и навсегда.
С этого момента провал Matsushita был как бы предопределен. МСА впала в состояние негласного саботажа. Который был ощутим, но совершенно недоказуем. Принятые японцами решения оказывались по неизъяснимой причине невыполнимыми. А все доходные статьи — убыточными.
Вассерман только плечами пожимал.
Через пять лет убытков и полного взаимного непонимания до Бронфмана дошел невнятный шепот: менеджеры Matsushita были бы не прочь расстаться со своим капризным приобретением.
Эдгар-младший даже не стал особенно задумываться, на что ему сдалось это обременительное сокровище.
Маленькая загвоздка состояла в том, что даже для Seagram такая покупка была дороговата. (В 1990-м МСА стоила больше шести миллиардов).
Эдгар Бронфман предпринял акцию, освежившую его репутацию дилетанта и безумца. Он... продал ровно половину своей курицы, несущей золотые яйца. Проще говоря, обменял солидные, неизменно дорожающие акции химического концерна Du Pont на несколько миллиардов долларов наличности.
Ровно через неделю состоялась пресловутая встреча в Лос-Анджелесе. И последовавшее за ней всенародное ликование на предмет того, что вездесущие японцы наконец-то капитулировали на американском рынке.
Заметим вскользь: первым делом Бронфман предпринял то, на что никогда бы не решились менеджеры Matsushita. Он немедленно освободил восьмидесятилетнего Лью Вассермана от занимаемой им должности.
И только после этого задумался о смысле своего приобретения. Раздумье затянулось примерно на год и закончилось несколько недель назад, как водится, с большим грохотом.
Всем руководящим сотрудникам МСА было вежливо указано на дверь. На территории корпорации началось строительство нового здания правления. Пополз слух о покупке телекомпании.
Со Стивеном Спилбергом договорились о правах на прокат всех его фильмов. Сильвестру Сталлоне нечто довольно-таки бесцеремонное сказали по поводу его контракта на три фильма (по двадцать миллионов каждый). До общественности это доползло в виде пока еще невнятного сообщения о том, что контракт был "недопонят".
Короче говоря, Эдгар Бронфман-младший вернулся на Сансет-Бульвар с нешуточной надеждой вскоре извлечь из него первую прибыль. Самое позднее к началу следующего тысячелетия.
На стене его кабинета по-прежнему висит знаменитое изречение деда: "Меня беспокоит третье поколение. Империи приходят и уходят".
На что Эдгар Бронфман-младший деликатно возражает, пока еще только устно: "Деньги не помогают вам стать умнее. Но идиотом они вас тоже не делают".