Поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Очнулся — суд.

       Почему-то разгильдяйство, несобранность, авантюризм принято считать дурными качествами. А вот в Лондоне с помощью именно этих черт характера можно заработать деньги. Не верите?

       "Не знаю, с тобой я говорю или с твоим котом, — услышал я сквозь сон голос начальника на автоответчике. — Мне в общем-то все равно, учитывая, как ты относишься к моим требованиям. Но если ты сейчас же не приедешь на репетицию — это наш последний разговор."
       Я хотел было закрыть уши подушкой, но вспомнил, что час назад швырнул ее в будильник.
       Я взвыл и открыл глаза... Еще месяц назад, подписывая контракт с Лондонским Covent Garden, я считал, что вытянул счастливый билет в лотерее, называемой жизнью. Еще бы! Многим ли выпускникам петербургской консерватории предлагают место в одном из лучших оркестров мира? Мне и в голову не приходило, что зануда-дирижер господин Котланд назначает репетиции на восемь утра. И так каждый божий день. С моей скромной точки зрения, такой график не оправдывает даже зарплата в $ 5 тыс.
       — За что? — Спрашивал я у зубной щетки в ванной.
       В этой проклятой стране "стабильности" и железной дисциплины я несколько не вписывался в окружающий пейзаж. Дело, разумеется, было не в дирижере... Просто мелкие бытовые неприятности преследовали меня на каждом шагу. Однажды я забыл выключить утюг — с кем не бывает — и прожег диванчик в гостиничном номере, где я жил. Поскольку оплатить этот "ожог" я не в состоянии, пришлось разбирать сам диван на мелкие части и выносить их незаметно к мусорному баку в соседнем квартале. Конечно, администрация призвала меня к ответу. Однако я твердо стоял на том, что никакого "диванчика" в предоставленном мне номере не было. Дисциплинированные англосаксы оказались не в состоянии доказать, что он был. Дело замялось само собой без какого-то материального ущерба.
       А совсем недавно на гастроли приехал мой родной Мариинский театр. После долгой разлуки я так напился с друзьями, что забыл на какой-то парковой скамейке (что мы там делали, в этом парке?) свой кларнет. В полицейский участок меня пригласили через три дня и торжественно вернули мое сокровище. Разумеется, все эти три дня мне пришлось присутствовать на репетиции, слушать игру коллег и в перерывах постоянно извиняться перед господином Котландом.
       Вспоминая все эти неприятности, я выскочил из дома и бодрой рысью вылетел на стоянку, где была припаркована моя машина. В Лондоне, к слову, все стоянки оснащены специальными счетчиками-ящиками, которые подсчитывают время и стоимость парковки автомобиля. Только мой личный счетчик был инвалидом — его ножка согнулась в сторону градусов на 20. Я уже собрался опустить монеты, но вдруг мне показалось, что из-под капота что-то течет: "Масло подтекает. Этого еще не хватало!"
       Я наклонился еще ниже и облегченно вздохнул: "показалось". Обрадовавшись, я достаточно энергично выпрямился и... со всей силы ударился головой о ножку счетчика. Из глаз посыпались звездочки, в точности такие же, как в мультиках Диснея.
       — Грехи мои тяжкие, — простонал я. Конечно, сказал не совсем эти слова. Точнее, совсем не эти. Хорошо хоть по-русски.
       — Как вы, сэр? — Участливо наклонилась ко мне оказавшаяся поблизости старушка (пардон, пожилая леди).
       Леди выгуливала таксу и, разумеется, не могла упустить случая задать дурацкий вопрос. Подошел полисмен. Ох, не в добрый час... Собака подняла заднюю ногу, но хозяйка вовремя ее одернула. Это вывело меня из оцепенения.
       — Простите, сэр. Счетчик должны были поправить еще месяц назад. Это вина муниципалитета. — Помогая мне подняться, давал пояснения "бобби".
       — Вина муниципалитета... — Автоматически повторил я. Совершенно неожиданно на ум пришла, по-моему, блестящая идея. Не знаю, слышали ли вы когда-нибудь о покупателях-террористах? Они специально падают и разбивают носы в магазинах, обливаются кофе в Макдональдсе. Если вы даже незнакомы с ними лично, вы их отлично представляете. Эти самые "террористы" умудряются получать колоссальные компенсации от "обидчиков".
       Чем я хуже? Я, конечно, не старушка, да и на дедушку мало похож. Хотя, с другой стороны, я действительно пострадал.
       — Как мне плохо! — Застонал я, потирая затылок.
       — Может скорую вызвать? — Испугалась леди.
       Я понял, что перестарался и отрицательно замотал головой.
       — Офицер, я хочу, чтобы вы составили протокол случившегося, — официально заявил я.
       — Вы хотите подать в суд? — Испугался он.
       — Ага! — Обрадовался я и оскорбленным голосом подтвердил его догадку.
       Офицер, видимо, уже знал о подобных случаях и молча достал блокнот. Не моргнув глазом, он изложил ситуацию.
       — Я могу попросить вас быть моим свидетелем? — Проникновенно обратился я к седой леди.
       — Да, конечно, — отозвалась она. Видимо ее жизнь действительно не отличалась разнообразием.
       Если честно, я совершенно не представлял, какие бумаги мне потребуются и взял их показания только для того, чтобы что-нибудь сделать. "Репетиция подождет," — решил я и поехал к адвокату. Конечно, я с большей радостью вернулся бы в постель. Но визит к юристу показался мне более веской причиной отсутствия на репетиции, чем недосыпание.
       Я работал в оркестре совершенно официально, поэтому мог пользоваться услугами государственного адвоката. В его контору я и отправился.
       "Мой адвокат" — звучит гордо. Почему-то представляется умудренный опытом седовласый джентльмен в пенсне. Нечто подобное я и ожидал, но... Когда высокое кожаное кресло повернулось ко мне лицом, к шкафам задом, я увидел толстенького старикана. Несмотря на жару, одет он был во все черное. Потная лысина блестела, как никелевый таз.
       — Вы ко мне, юноша? — Фамильярно спросил мистер Томсон.
       Я даже обиделся — надо же было так разочаровать. Другого адвоката у меня не было — пришлось говорить с этим.
       — Что вы тут делаете? — Заорал он, выслушав все в подробностях. — Немедленно к врачу!
       "К психиатру что ли?" — Подумал я. Справка требовалась, однако, не от психиатра, а от терапевта. Он должен был засвидетельствовать мои "увечья". А пока я буду этим заниматься, адвокат вызвался составить официальное прошение.
       Мистер Томсон похвалил мою сообразительность. Ведь я не растерялся и взял показания не только полисмена, но и свидетеля, то есть старушки. Оставалось получить справку — и можно идти в суд.
       Кто бы знал, как мне не хотелось ехать через весь город в госпиталь. "Зачем я в это ввязался?" — Размышлял я. Репетиция уже закончилась, сидел бы сейчас в пабе... Но отступать было поздно.
       К счастью, только в нашей стране суда приходится ждать месяцами. В Англии иск рассматривается в день подачи прошения. В худшем случае — на второй. Оказывается, подавать в суд на государственные органы Великобритании имеют право не только подданные ее королевского величества. Те, кто работает в стране, тоже не лишены этой маленькой радости.
       Не так давно приятель-пианист подсунул мне ноты известной пьесы Ференца Листа. Там на первой странице указано играть "быстро", на второй — "очень быстро", на третьей — "гораздо быстрее", на четвертой — "быстро как только возможно" и все-таки на пятой — "еще быстрее". Далее моя судебная тяжба развивалась приблизительно в темпе этого листовского шедевра.
       Часа в два я был в поликлинике. Видели бы вы лицо доктора, когда я ввел его в курс дела. Очки и колпак одновременно поползли вверх, лицо вытянулось.
       — Вы уверены? Я могу вам помочь? — Это ничтожная часть заданных им вопросов.
       Я терпеливо повторил, что мне нужна просто справочка. Но разве этим иностранцам понять силу бумажки? После всех анализов и хождения из кабинета в кабинет я получил заветный бланк с печатью. Я считал, что отделался шишкой, однако, в справке было указано, что у меня была гематома, а заодно и пониженное давление.
       Теперь у меня были показания полисмена и старушки, справка от врача и составленное юристом прошение. В четыре я и адвокат уже вышагивали по коридору храма правосудия.
       — Я отдам ваше прошение. Подождите меня здесь, — сказал мистер Томсон и исчез за дверью.
       Я остался в полном одиночестве. Чтобы не терять времени зря, я начал репетировать речь, которую собирался сказать судье. Едва не лопаясь от сознания собственной значимости (не каждому смертному доводится судиться с лондонским муниципалитетом), я вышагивал по коридору. За этим занятием я провел полчаса. Дверь скрипнула...
       — Правосудие восторжествовало! — Ликовал мистер Томсон, крича на весь коридор.
       — Немедленно подавайте апелляцию! — Пошутил я, вспомнив старый анекдот.
       — Нет, вам выдали компенсацию в 1000 фунтов.
       Я так и опустился на стул.
       "Я, значит, месяц пашу, как папа Карло за какие-то $ 5000. А тысячи фунтов раздают здесь просто ни за что," — констатировал я.
       Адвокат, захлебываясь от радости, пересказывал мне, как именно все происходило. Судья приняла прошение и решила не вызывать потерпевшего — меня то есть. Единственное, что она сделала, позвонила полисмену, давшему показания. Он, конечно, слово в слово повторил написанное. Не долго думая, судья вынесла решение: "Выплатить мистеру Мельникову компенсацию в размере 1000 фунтов стерлингов." Муниципалитет должен был перечислить деньги на мой счет в течение двух дней.
       Я чувствовал себя так, как будто только что получил диплом Кембриджа, а вручала его сама королева. Жаль только, приготовленная речь пропала даром. Суда как такового я и не увидел. Правда, деньги были вполне ощутимыми.
       — Спасибо вам. Я вам что-то должен? — Вежливо поблагодарил я адвоката и пожал его руку.
       — Нет-нет, что вы. Я же получаю зарплату.
       Теперь я относился более терпимо и к английскому педантизму, и к пунктуальности. Я вспомнил о дирижере и почувствовал укол совести. "Сердится наверно, бедняга..." — Размышлял я набирая его домашний телефон.
       Мне так не терпелось рассказать о моих приключениях, что я не дал господину Котланду вставить слово. Треща, как сорока, я довольно путано пересказал события прошедшего дня. Когда прогремел последний судебный аккорд, я сделал паузу. Я думал, начальник набросится с вопросами, но он молчал.
       — Знаете что, мистер Мельников, — после вполне театральной паузы выдавил он, — лично вы можете являться на репетиции к девяти часам...
       
       Федор Мельников
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...