Золотая рота или Запоздавший комментарий к 3:0

       Первый миллион в немецком футболе заплатили всего лишь двадцать лет назад — за бельгийца ван Гула. Тогда же кто-то из конкурентов сострил: "На эти деньги я бы лучше купил себе Ван Гога, а не ван Гула". Сегодня за миллион уже ничего путного не купишь — во всяком случае, не в мире футбола. Правда, и Ван Гога вы за такие деньги тоже больше не найдете.

Странички из немецкого дневника: 0:0
       16 июня 1996-го года.
       Они нас все-таки вышибли из чемпионата Европы. Дылды германские.
       Радио "Свобода": "Тренер немецкой сборной понимает, что..." "Голос Америки": "Олег Романцев и его команда..." Первый канал: "Наши защитники..." — слава тебе Господи, это не про армию!
       Как вы думаете, что бы случилось, если в Германии день, в который решается судьба предстоящего четвертьфинала, совпал бы с днем всенародного голосования? Правильно, всенародное голосование пришлось бы отменить специальным декретом парламента.
       Нельзя требовать от нации, чтобы она в такой момент отвлекалась на выборы Президента.
       Конечно, игра длится всего лишь девяносто минут. А подготовка? Тренировка и разминка? Отрегулировать телевизор, ящик пива принести и чипсы эти проклятые, которые как семечки идут, особенно когда случается угловой.
       Детей отправить к бабушке — если есть бабушка. Заключить пари с соседями.
       Берлин. Пятнадцать часов ноль-ноль минут. Стакан под рукой, телефон задушен подушкой, в дверь все равно никто не позвонит. Все, день закончился. Включается студия в Манчестере. Пока еще с прогнозами и комментариями.
       Улицы умерли, общественный транспорт в обмороке. Автобусы не ходят, метро закрыто, в такси не содют. То есть содют, но за рулем одни женщины. Наваждение.
       (Маленький итальянец в кафе за углом обслуживает последнего идиота. Глаза не отрываются от телеэкрана, руки сомнамбулически нагружают пиццу ветчиной вперемешку с консервированными устрицами. Хорошо, что варенья клубничного вместо помидоров не положил. Но клиент тоже хорош — за пять минут до начала — на черта ему пицца?)
       Нет, не нужно думать, что все немцы сидят дома перед телевизором — это вообще-то для пижонов. Интеллигентные люди в день матча идут в пивную.
       В пивной же разминка начинается еще раньше. Часа за три с половиной до начала.
       Там один — правда, огромный — телевизор на всех и неопытным, пришедшим всего за час до трансляции, достаются разве что неудобные места на столах.
       Две надписи мелом перед входом: "Все матчи — в прямой трансляции!" и "За каждый гол, забитый немецкой сборной — выпивка для всех — бесплатно!"
       Здесь тесно, и стоит чудовищный гвалт. Зато ликующий вопль из пятидесяти здоровых глоток (если либеро Андреас Моллер добирается до вражеской штрафной площадки) нельзя сравнить с одиноким беспомощным криком неврастеника, предпочитающего собственный телевизор.
       Берлин. Шестнадцатое июня. Шестнадцать часов. Последние известия из четвертого измерения: "Международные наблюдатели в Москве отмечают, что никаких нарушений в ходе голосования..." Сгинь, нечистая сила!
       Российский национальный гимн из телевизора.
Команда свободной России против сборной миллионеров.
       
Былое
       В начале шестидесятых дело обстояло довольно тихо. На пыльных городских стадионах местные знаменитости распугивали пыльных городских голубей.
       В футбольные клубы приходили неизбалованные дети. С простой мечтой: поиграть лет до двадцати пяти, скопить на собственную бензоколонку и после этого начать жить по-настоящему.
       Примерно так началась карьера тощего кучерявого Франца Бекенбауэра.
       С совершенно сказочным жалованием четыреста марок в неделю в третьеразрядном клубе Bayern Muenchen.
       Пока он задавал тренеру серьезные научные вопросы типа: "Что такое "вне игры"?" — окружающая действительность совершила некоторый кульбит.
       Кульбит назывался: телевизор — каждой семье.
       Игроков узнали в лицо. Забурлившая рекламная отрасль обнаружила ничем не занятые футболки и борта стадионов.
       В конце шестидесятых тощий Франц уже мог позволить себе собственный дом, жену и троих детей. Центральная мюнхенская газета устраивала всенародный опрос: "Должен ли Франц сбрить бакенбарды?" Народ проголосовал "за" и Франца торжественно брили в присутствии телевизионных камер.
       Стадион в Мюнхене обзавелся отдельной трибуной для почетных гостей с буфетом и годовыми абонементами по тысяче марок.
       Около буфета всегда как бы ненароком прогуливалась пара влиятельных политиков и промышленников. Господа беседовали с незанятыми футболистами, якобы совершенно не обращая внимание на заглянувших на огонек репортеров.
       Там же с Бекенбауэром произошла, например, такая занимательная история. В беседе с неким фабрикантом продуктов питания он как-то вскользь заметил: "А у меня, знаете ли, есть приятель, который сочинил отличный рецепт для консервированных супов". "Да что ты говоришь?" — рассеянно откликнулся фабрикант.
       Через месяц у изобретательного приятеля лежал в кармане контракт с фирмой. А в кармане у Бекенбауэра — триста пятьдесят тысяч комиссионных.
       Короче, футбольный стадион медленно но верно превращался в место каких-то нетривиальных встреч.
       Замечательно же во всем этом было то, что сам футбол расцвел необычайно, вместо того, чтобы заглохнуть под сорняками зловредной коммерции.
       Франц Бекенбауэр, Сепп Майер, Герд Мюллер, Уве Зелер, Ули Хенесс, Гюнтер Нетцер — все это сегодня тоскливо называется "золотые семидесятые европейского футбола". Годы, в которые клуб Bayern Muenchen и немецкая сборная подряд становились чемпионами страны, Европы и мира.
       А Франц Бекенбауэр получал одно за другим прозвище "Кайзер", звание игрока года, национальные ордена и титул "Лучший европейский футболист всех времен".
       Дело тут, конечно же, не в рекламе.
       Они были элегантны, эти дворовые миллионеры, получавшие по пять тысяч марок просто за три-четыре часа, проведенные в раздаче автографов. Двойной пас Бекенбауэр-Мюллер обладал эстетическим совершенством, завораживавшим каждого. В том числе и противника. У них не хотелось отбирать мяч.
       Мяч был их собственностью, их игрушкой и их возлюбленной, он лип к их кроссовкам, как собака, и танцевал в воздухе, как бабочка.
       Нет-нет, молодые люди вовсе не были идеалистами. Атмосфера больших денег и всенародного обожания доставляла им недвусмысленное наслаждение. Они быстро выучились складно разговаривать, со вкусом одеваться и пользоваться услугами опытных финансистов.
Но целью их жизни по-прежнему оставался — красивый гол.
       
Странички из английского дневника: 2:0
       Тонкий английский юмор-96.
       Немецкая команда с изумлением обнаруживает свою площадку для тренировок, твердую, как камень. И к тому же усыпанную булыжниками и стеклом. Интересно, на что ушли десять тысяч, которые заплатили как раз за приведение поля в порядок.
       Похожие неприятности происходят с голландцами, швейцарцами, чехами и румынами.
       Перед встречей Германия-Чехия в отель немецкой сборной вваливается... свадьба с тремя сотнями гостей. Гости желают веселиться и бурно танцевать всю ночь напролет. И только в этом отеле!
       Совпадение. Перед матчем Россия-Германия случается аналогичная стихийная катастрофа. Снова свадьба и опять в отеле немецкой сборной. На сей раз женится сын тренера футбольной команды Manchester United.
       (Вообще-то отель, в котором живет команда, на время чемпионатов обязан словно бы вымирать, превратившись в комбинацию из концлагеря и санатория для тяжелобольных.
       Жены и подруги живут в другом отеле, их привозят на несколько часов в спецавтобусе. В одиннадцать вечера — никаких передвижений и никаких звуков, кроме здорового храпа.)
       Может, это психические атаки? Подрыв боевого духа возможных противников?
       У суеверных немцев против всего одна защита — талисманы. Новые костюмы, к примеру — ужасные, добротно-двубортные, синие, с особенными желтыми галстуками. Специально заказали в фирме Roy Robson.
       Игрок Стефан Кунц — альтруист. Роздал всем коллегам золотые амулеты: заказал у своего ювелира. Говорит, очень помогает.
       Игрок Мехмет Шоль — индивидуалист. У меня, объясняет, один талисман — живот моей дорогой супруги. (Супруге через месяц рожать.)
       У всех остальных тоже кое-что припасено — слоники, монетки, браслетики, заговоренные камушки.
       Про сборную России ходят боязливые слухи. Что, дескать, тренер Романцев ни одного игрока от себя не отпускает, окружил отель колючей проволокой и не дозволяет ни одному чужаку даже близко подойти.
       Особенно если чужак пришел соблазнять футболистов выгодными контрактами. С каким-нибудь клубом на Фарерских островах.
       Боится запаха больших денег. Правильно боится.
       Хотя, какие там большие деньги, если счет уже 2:0 и идет восьмидесятая минута! Билеты на обратный самолет пора заказывать. (Далее нецензурно.)
       
Империя в цифрах и картинках
       "Золотые семидесятые" закончились в восьмидесятые. Немецкий футбол из вида спорта, в котором платят большие гонорары, превратился в могучую индустрию, на нижнем этаже которой все еще гоняют мяч.
       "Футболист" отныне означало хорошо оплачиваемую профессию — как адвокат или зубной врач — причем, для всех, а не только для талантов. В середине девяностых один из менеджеров Национальной лиги то ли с тоской, то ли с гордостью говорил: "Меньше, чем за тридцать тысяч в месяц теперь никто и ногой не пошевелит".
       Что удивительно: чем сногсшибательнее становились цифры, тем сильнее вытягивались лица бывших звезд, ныне тренеров, менеджеров, спортивных комментаторов.
       Франц Бекенбауэр, последовательно тренер национальной сборной и президент клуба Bayern Muenchen, за пятнадцать лет превратился из очаровательного плейбоя в желчное, хронически недовольное создание. У него вошло в привычку орать на своих подопечных и исчезать со стадиона, злобно пиная телевизионные камеры, вечно торчащие в проходах.
       В конторских книгах творилось при этом нечто сказочное.
       Общий годовой оборот Национальной лиги в 1995-м составил полтора миллиарда марок.
       Одни лишь права на телевизионную трансляцию матчей Лиги стоили сто сорок миллионов в год, и за них дрались как минимум четыре мировых агентства. Ибо это означало двадцать миллионов телезрителей в неделю.
       Нападающие Лотар Маттеус и Юрген Клинсманн заключили контракты на четыре и четыре с половиной миллиона в год.
       Ветеран сборной Бернд Шустер, которого почему-то забыли отправить на пенсию, зарабатывал три с половиной миллиона. Хотя его никто даже не собирался выпускать на поле — по причине возраста и забавного пивного животика.
       Годовая совокупная зарплата игроков сборной Германии оценивалась в семьдесят пять миллионов марок.
       Клуб Bayern Muenchen, с годовым оборотом в сто двадцать миллионов, мог, не моргнув глазом, позволить себе такой приятный пустяк, как строительство нового стадиона за четыреста миллионов.
       За тренировками Bayern Muenchen ежедневно наблюдали пять газет, десять радиостанций и как минимум три телевизионные камеры.
       
Странички из англо-немецкого дневника: 3:0
       Перед отелем сборной Германии Mottram Hall дежурит констебль. Констебля зовут Доминик Кардэлл, вооружен он одним лишь портативным телефоном.
       И хотя немецкий любитель футбольных автографов проникнет туда, где пехота не пройдет и бронепоезд не промчится, героический Доминик действительно умудряется закрыть грудью все амбразуры. Заловив очередного "зайца", констебль отечески призывает его к порядку: "Ты хочешь, чтобы они стали чемпионами?" — "Yes." — "Тогда оставь их в покое". Надо же, действует.
       Зато в отеле каждый вечер склока. Игроков распихивают по номерам — спать. Президенты команд остаются перекинуться в картишки "по маленькой". Вице-президент Bayern Muenchen и президент клуба Werder из Бремена швыряются друг в друга картами — один неправильно записал висты.
       Мало денег. Прямо, действительно, хоть в казино иди. Члены немецкой делегации получают командировочные — в сутки двадцать марок. А переводчику вообще — шестнадцать.
       Игрокам лучше — у них суточные, целых сто марок. Кроме того, игрокам вообще хорошо, им за чемпионат премии полагаются. Ну, правильно — они работают.
       За выход в четвертьфинал тридцать тысяч каждому, за полуфинал пятьдесят тысяч, финальная игра — семьдесят пять тысяч, чемпионский титул — сто тысяч.
       И что бы ни случилось — поощрения от спонсоров. Даже если мы им сейчас за последние тридцать секунд четыре гола подряд забьем, и поедет Германия домой. Все равно сто пятьдесят тысяч каждый заработал — доход от рекламы.
       И Колер, который всего десять минут играл, и вратарь Копке. Который, между прочим, нашего нападающего в штрафной площадке цапнул-таки за ноги — все же видели. Хотя мяч уже почти сидел в воротах, и немецкий комментатор в своей манчестерской будке, конечно же, сразу заорал: "Не было ног, не было!" И вся берлинская пивная единодушным хором, слышным в Англии: "Не было ног!"
       Но мы же с вами точно видели. И российский комментатор наверняка в этот момент вопил: "Почему не назначают одиннадцатиметровый!!?" А если не вопил, то я уже ничего в жизни не понимаю.
       
Блюдечко с золотой каемочкой
       Жизнь как-то не подготовила Кайзера Франца и его коллег к такому загадочному открытию: слишком много денег — тоже плохо.
       Ибо деньги обязывают.
       Господа, выходящие на поле в трико с гордым именем Adidas (Nike, Reebok, Opel) не могут держаться, как уличная шпана.
       Футбольная лига в начале девяностых стала подозрительно напоминать советские учреждения типа "почтовый ящик".
       Первой погибла свобода слова. Бессодержательность футбольных интервью приобрела угрожающий характер. Самое невинное высказывание ("Мне кажется, команда сегодня играла не в полную силу") — влекло за собой катастрофические последствия, от тщательно скрываемых склок до закрытых проработок.
       За свободой слова настала очередь свободы передвижения. Пришла эпоха "торговли людьми".
       Проще говоря, если дела клуба идут неважно, он распродает игроков. И получает за них вполне официальный выкуп. (На футбольно-финансовом жаргоне это называется "трансфер". Немецкий рынок "трансферов" составляет сто миллионов марок в год.)
       Когда Кайзеру срочно захотелось вернуть в команду Мюнхена нападающего Лотара Маттеуса, то для начала пришлось запастись наличностью в количестве, кажется, семи миллионов. То есть продать пару игроков.
       Юрген Клинсманн обошелся в три с половиной миллиона.
       Короче, в 1990-м, когда сборная Германии в очередной раз стала чемпионом мира, это была очень нервная сборная.
       В которой игроки двадцать четыре часа в сутки боялись трех вещей: продешевить, потерять место и сказать лишнее.
       Да, и конечно же, проиграть.
       Все-таки, речь по-прежнему шла о первоклассных футболистах и о футболе. Только теперь уже о весьма странном футболе. Где царила неуловимая и совершенно недоказуемая атмосфера полного равнодушия.
       В которой мяч отбирали ради триумфального пробега перед телекамерой. А поражение использовали для того, чтобы эффектно зарыдать.
       Германия теряла и завоевывала титулы и награды, оставаясь в верхней части таблиц. Но ни один человек уже не мог сказать, что такое немецкий футбол. К стандартному озарению — "очень сильная команда" никто не мог добавить ни одного искреннего слова.
       До недавних пор еще говорили "у них есть Лотар Маттеус".
       И правда, Маттеус у них был.
       Солнечный зайчик, любимец как минимум двух народов — итальянского и немецкого. Капитан сборной Германии. Бывший капитан. Рекламный партнер Visa и Puma.
       Он поднимал тиражи всей желтой прессе своими семейными скандалами и разборками с тренерами.
       Он обожал болельщиков других команд за то, что они встречали его выход на стадион дружным хором: "Маттеус — говно". "Другим ведь так не кричат", — сиял Лотар.
       Он расцветал от любви и внимания — кто-то сказал, что жизнь Маттеуса стала вдвое лучше с тех пор, как существует портативный телефон и его можно повсюду застать.
       Он был готов часами давать пресс-конференции, безнадежно путаясь в изощренной немецкой грамматике. Когда от него ушла жена, он, не задумываясь, объявил всей стране: "Ну почему, почему такая несправедливость? Я же ее так любил, я же ее засыпал драгоценностями, поставил ей в гараж Ferrari... Я же все размеры ее нижнего белья наизусть знал!!!"
       От "сильной" и безукоризненно скучной немецкой сборной Лотар Маттеус отличался единственным свойством. Его было видно на поле. Он вцеплялся в мяч как терьер в лисий хвост и преследовал его, перелетая через ноги и головы противников.
       Было бы преувеличением сказать, что он играл вдохновенно. Но зато с бешеным азартом.
       Закончилось все порванным сухожилием. Ничего особенного, обычная травма. Но после выздоровления его просто не позвали назад в сборную. Лотар Маттеус был и остался человеком, который так и не научился держать язык за зубами.
       Остались сорок миллионов, вилла в Италии и трое детей. И бесконечная детская обида: "Лотара Маттеуса нельзя просто так забыть" — это он сам о себе.
       Теперь на его месте играет Юрген Клинсманн. У которого, кроме умения забивать, есть ряд совершенно драгоценных свойств.
       Во-первых, он никогда не повышает голос. Во-вторых, ни о ком не говорит плохо, даже о враге номер один всех нападающих — Марадоне. В-третьих, после двух таймов прическа на нем как влитая. В-четвертых, его футболка всегда выглядит только что отглаженной.
       В-пятых, у него нет конфликтов с женой. В-шестых, он говорит на четырех европейских языках. В-седьмых, у него есть швейцарский адвокат и менеджер Андре Гросс, без которого Юрген не входит ни в один кабинет с официальными лицами.
       Юрген Клинсманн, номер восемнадцатый (запатентован и защищен копирайтом), новый капитан сборной, из-за которой ни мы, ни итальянцы не дошли до четвертьфинала.
       
       Евгений Сирин
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...