Андрей Колесников о Маше и Ване
В ресторане "Карлсон" это случилось. Меня там не было. А если бы я был там, могло ведь и не случиться.
В общем, там устраивали показ детской коллекции одежды. А дети были из "Ъ". Уж не буду говорить, откуда была коллекция: и так понятно.
И вот их одевали, причесывали и красили. Я звонил им и убеждался, что история затягивается. Красили Машу не очень долго (что там красить-то, будем прямо говорить... все и так раскрашено... природой, что ли...). Одевали тоже быстро. Тем более что они привычны к этому: в демонстрационном зале ГУМа на подиуме им известна каждая щербинка или даже подольск.
Но вот укладка... Стилист бесцеремонно расплела тугие Машины косы и занялась ее длиннейшими волосами. И вот тут Маше пришлось действительно туго. Процедура заняла часа полтора, потому что стилист оказалась обязательной девушкой и решила, видимо, выжать из этих волос все, что можно.
А выжать можно было, как выяснилось, очень много. И процедура оказалась настолько захватывающей, что Машина мама забрала у дочки телефон (ее собственный телефон забрал Ваня и играл на нем в лучшую в мире игру, забыл, как называется. Где был Ванин телефон? Дома оставил, чтоб не потерять, потому что там были игры еще лучше) и начала лихорадочно снимать каждый шаг стилиста по Машиной голове.
Я не знаю, сколько кадров было сделано, но не меньше, конечно, того количества, которое позволяло повторить процедуру в домашних условиях. Потому что Алена, видимо, с самого начала поняла: с ее девочкой происходит что-то такое, что необходимо запомнить и запечатлеть.
Я увидел уже результат, причем часа через два после показа. Причем этот результат долго не укладывался у меня в голове. Но он — это факт — был уложен на голове Маши, которую я в связи с этим даже не сразу, не побоюсь этого слова, узнал.
И я только в этот момент понял, ради чего надо было растить и растить эти волосы все эти долгие 11 лет. Именно ради этого момента. Мальвина теперь выглядела бледной копией Маши. Да и Джоконда тоже, потому что Маша ведь еще не переставала застенчиво улыбаться, понимая, что с ней что-то не так, если на нее люди на улице оглядываются. Копна ее волос, прикрывавших талию, приобрела стандарт 3D, и, чтобы убедиться в этом, не нужно было никаких очков.
Хотя, может, и нужно: от девочки исходило какое-то сияние, и хотелось зажмуриться, что ли.
И главное — процесс приготовления к чуду был запечатлен пошагово, и его теперь можно было повторить.
Вечером волосы, увы, вымыли. Вернее, смыли.
А через пару дней я вез их в школу. Ваня спал, а Маша сказала, что не может найти телефон.
— Как же так? — обескуражено переспросил я.
— Украли,— проснулся Ваня.
— Может, и не украли,— пробормотала Маша.— На танцы приехали, он лежал в кармане, а после танцев его там не было.
— Украли,— подтвердил Ваня.
— Там же был весь процесс запечатлен...— растерянно сказал я.— Как ты Мальвиной стала...
Маша заплакала.
— Пап,— сказал Ваня, — а ты найди эту девушку, которая все это сделала. Или я могу найти...
— Лучше ты, Маша, телефон найди,— сказал я.
Но она так и не нашла.
Вчера мне из школы позвонил Ваня. Он нашел эту девушку.
— Как? — спросил я.
— Да, три звонка сделал,— сказал он.— Все, договорились встретиться.
Десять лет ему исполнится в ноябре.
А ей — двадцать в августе.