Статут
Все знают выражение "обвинительный уклон" — оно означает, что судьи в подавляющем большинстве случаев соглашаются с прокурорами и при выборе меры пресечения, и при вынесении приговора. В СМИ и в интернете это выражение используется так, будто этот уклон — профессиональное заболевание российских судей, некая деформация личности, которой они отличаются и от нероссийских судей, и от российских не судей. Статьи сборника доказывают обратное: эта судейская суровость — дело и не личное, и не уникальное. Во всех бывших соцстранах и совреспубликах судьи ничуть не мягкосердечнее. И в России, и в Польше, и в Латвии, и в Грузии в 85-90% случаев судьи заключают подозреваемых под стражу и в 96-99% случаев выносят обвинительные приговоры. В посткоммунистических странах судья — лучший друг прокурора, и никакие реформы и люстрации эту дружбу разрушить пока не смогли. А как действует на судью эта дружба, подробно показано в самой интересной для профана части сборника — в статье Эллы Панеях "Практическая логика принятия судебных решений: дискреция под давлением и компромиссы за счет подсудимого". Из статьи следует, что судьи — отнюдь не "винтики репрессивной машины". Предпочитая примирение наказанию, условный срок реальному, меньший большему, они демонстрируют, что и гуманизм, и уважение к закону для них — реальные ценности. Реальные — но слабые. Судья хочет следовать своим ценностям, но так, чтобы за это не пришлось ничем рисковать, то есть прежде всего так, чтобы не задеть интересов "единственного участника процесса, с которым ему имеет смысл кооперироваться: прокурора". К тому же "размер социальной дистанции между судьей и среднестатистическим подсудимым в уголовном процессе настолько велик, что позволяет пренебрегать его интересами". Поэтому судья не отстаивает свою позицию, но, видя перед собой невиновного или обвиняемого по слишком тяжелой статье, "выбирает самую "безобидную" из доступных ему "бесплатных" санкций, то есть ту опцию, которая, с его точки зрения, принесет обвиняемому меньше всего вреда". В жертву своему и близкому приносится кто-то посторонний, по возможности — не слишком бесчеловечным образом. То есть нет никакой профессиональной деформации, отличающей судей от не судей, наоборот: это самый знакомый большинству людей способ поведения, можно даже сказать — самый естественный. Как эту естественность преодолевать, сборник не говорит, что и понятно — это исследования, а не наставления.