Подставить по первому требованию
Дмитрий Бутрин о том, с чего начинается охота на ведьм
В начале ноября 1946 года многим избирателям Лос-Анджелеса специально обученные люди звонили на домашние телефоны, чтобы сообщить: человек, с которого все началось,— на самом деле коммунист, и мы это знаем. И вешали трубку.
В чем-то, конечно, они были правы. Человека, с которого действительно все началось, звали Гораций Иеремия Вурхис. Он начал свою политическую карьеру в 1934 году, вместе с Эптоном Синклером выйдя из Социалистической партии США и став демократом. Это, впрочем, не помогло ему пройти даже в законодательное собрание Калифорнии, проиграл губернаторские выборы и Синклер. Уже через два года Вурхис был конгрессменом, а в 1940 году именно он внес в палату текст, ставший параграфом 2386 раздела 18 Кодекса законов США, или просто "Актом Вурхиса".
Процитируем немного: "субъектом иностранного влияния" является организация, если она "просит или принимает финансовое пожертвование, заем или поддержку всякого рода, прямо или косвенно, от иностранного правительства или его политическим подразделения, или находится в прямой или косвенной связи с ним..." — ну, в общем, вы все это читали по-русски. Найдены были, собственно, две большие структуры, подпадающие под действие "Акта Вурхиса". Первая — покинутая им Социалистическая партия США: она уладила свои проблемы, официально покинув Интернационал. Вторая — Коммунистическая партия США: она международное социалистическое движение не покинула и стала агентом иностранного влияния. Да никто, в общем, и не скрывал.
Слух о принадлежности к коммунистам в 1946 году был так себе слух — противный, но неопасный. Правда, комиссия Конгресса по антиамериканской деятельности уже год как превратилась из временной в постоянную. Но кого удивишь в Америке обвинением в un-Americanism? В 1918 году в Конгрессе была такая комиссия Овермана: она занималась поиском германских и большевистских агентов в стране. Не нашла. В 1930 году такая же комиссия Фиша разыскивала уже прицельно агентов Коминтерна, а через несколько лет рекомендовала депортировать из Америки всех красных — безуспешно. В 1934 году комиссия Маккормика — Дикштейна искала в США агентов влияния Третьего рейха, СССР и Ку-Клукс-Клана. При этом в 2000-м историки Аллен Вейнштейн и Александр Васильев писали: Сэмюэл Дикштейн был, не поверите, платным агентом НКВД, $1250 в месяц, привет всем американским патриотам.
Наконец, еще в одной комиссии, комиссии Диаза, и сам Вурхис состоял в 1938 году. Тогда комиссия допрашивала Халли Фланаган, директора Федерального театрального проекта — не попали ли театры, опекаемые государством, под влияние коммунистов? Все, конечно, понимали, что дыма без огня не бывает. Но, сами подумайте, что у Фланаган спрашивали: не слишком ли, мол, много классовой борьбы в ставящейся пьесе британца Кристофера Марло "Еврипид"? Откуда Вурхису, выпускнику Йеля, знать, что драматург Марло умер аж в 1593 году — что, и спросить теперь нельзя? И Хамфри нашего Богарта, сокола ясного, допрашивали в 1940 году. Мало ли что он отрицал, что красный, ясно же, что красный, и ничего. А Эптон Синклер вообще писал, дословно: "Американцы примут социализм, им просто не нравится это слово!" — и его даже ни о чем не спрашивали.
Все это так, если ты не переизбираешься в Конгресс: конгрессмен Вурхис, естественно, нервничал. Он не был коммунистом.
С чего все начинается, всякий раз спрашивают и не находят ответа никогда. Нельзя найти ту точку, с которой все это начинается. Через год после выборов в Калифорнии голливудский сценарист Айн Рэнд добровольно придет в комиссию Эдварда Ханта, уже ставшую более известной под аббревиатурой HUAC (КРАД), рассказывать о том, что она думает о фильме "Песня о России", снятом MGM в 1944 году: она думает, что это коммунистическая пропаганда, и это не единственный пример. Не все знают точку зрения Рэнд в полном изложении: "Мы не должны ограничивать свободу слова для коммунистов, но мы не обязаны предоставлять им работу, финансировать тех, кто на эти деньги будет проповедовать идеи нашего уничтожения".
Разве она не права? Права. И действительно, не я ли так же третьего дня взбеленился на собеседника, полагавшего, что администрация президента должна финансово поддерживать все ростки гражданского общества. Что, орал я, вы всерьез считаете, что Путин обязан финансировать Болотную, которая грозится его закопать?
С другой стороны, когда при мне произносят слово "люстрации" — я ничего не могу с собой поделать. Формально никто и никогда не говорил, что lustration означает что-то иное, кроме того, что человеку задают неприятные вопросы, предоставляя ему право рассказать самостоятельно о том, не был ли он агентом преступной организации. Чего же проще — не был ли ты секретным сотрудником КГБ СССР? Да, отвечать необходимо правду, официальную правду — был или не был, твой ответ проверяем, на кону — твоя репутация, твое честное имя. Да или нет?
Но почти нигде и почти никогда за ответом "да, был" не следует лишь и только то, что должно за этим следовать. Все предпочитают заплатить тому, кто ответил "да", по этому счету с некоторым избытком, не доверяя самой честной и самой справедливой на свете вещи — механизму репутации. И никогда не понятно, для чего необходима именно эта процедура — вызов в официальную комиссию, вопрос, предъявление документов. Непонятен и Вурхис в 1940 году: если у кого-то есть информация о том, что Коммунистическая партия США спонсируется Сталиным, разве Первая поправка запрещает рассказать об этом в газетах, на радио, в Конгрессе? Ну а для чего нужна официальная регистрация Московской хельсинкской группы, "Комитета против пыток" и "Мемориала" как "агентов иностранного влияния" в Москве в 2012 году?
Это неверный вопрос. Верный вопрос — не "для чего?", а "кому?". Тому же, кому нужна еще одна непременная составляющая всех на свете люстраций — запреты на профессию.
Это происходит не сразу и вовсе не в той форме, как ожидаешь. Одному становится возможным писать только на темы, в которых он ничего не смыслит, а темы, которые ему интересны и важны, неинтересны работодателю,— и он перестает работать в своем издании. Второй начинает снимать документальные фильмы со сложно читаемым подтекстом — их иногда даже показывают не в прайм-тайм. Третий пишет все более радикально и оттого все более плоско, а ведь мы им зачитывались. Четвертый спокойно уходит на работу в коммерческую структуру и буквально оживает. Пятый увлекается семьей и ее проблемами, шестой уезжает в Барселону и пишет оттуда, что все хорошо, много разных неожиданных тем, седьмой ищет золотую середину в благотворительности, восьмой уходит в Координационный совет, девятый просто ничего не пишет, не снимает, не говорит, бог весть, куда он делся, просто живет.
Еще нет официального запрета на профессию, и спроси их — ты против действующей власти, ты за смену режима? — каждый ответит честно, утвердительно и подробно. Да не нужно это никому, право слово, спрашивать! Профессии — и речь даже не о свободных профессиях — не существуют там, где нельзя свободно определять, что именно вкладывается в это понятие. Профессия репортера предполагает, что ты излагаешь факты так, как они видятся тебе и только тебе, иного способа не существует. Если вечером ты рассказываешь друзьям о том, что писал днем, иначе, иными словами, иными терминами — это все равно запрет на профессию. И у меня профессии тоже, увы, нет: всем вышеперечисленным девяти я — десятый.
Конечно, все это — мелочи и слезы в сравнении с теми десятью, настоящей "голливудской десяткой": вот там запрет на профессию был совершенно официальным и даже более того. В сентябре 1947 года КРАД проинтервьюировала в Лос-Анджелесе 43 деятелей американской киноиндустрии. К 19 из них у комиссии по расследованию антиамериканской деятельности были вопросы, 11 из них были приглашены в Вашингтон на слушания в Конгрессе, где они должны были ответить на простой вопрос: ты коммунист или нет? Ответил один — драматург Бертольт Брехт, ответил отрицательно и сразу после этого ответа покинул США. Десять, состоявшие в голливудском комитете по защите Первой поправки, отвечать отказались. Последствия известны.
В "голливудской десятке" не было Орсона Уэллса: он уехал в Италию в конце 1947 года сразу после "Леди из Шанхая", и критики напоминали, как много Уэллс взял у Чаплина, которым тоже интересовались борцы с un-Americanism, и настолько активно интересовались, что в 1952 году после английской премьеры "Огней рампы" не впустили его назад в США.
Там не было композитора Аарона Копленда — тот еще успеет написать музыку для проходного фильма "Наследница" будущего режиссера "Бен-Гура" Билли Уайлера. Но после 1950 года, когда вышли "Красные каналы" — знаменитый памфлет, в котором показано пальцем на 151 "агента красных в американских медиа", для Голливуда Копленд музыки уже не писал. Там не было автора "Мальтийского сокола" Дэшилла Хэммета — КРАД потребует его к ответу только в 1951-м, он откажется давать показания о своих друзьях-коммунистах, получит шесть месяцев тюрьмы, вновь откажется от показаний в 1953-м, больше ничего не напишет, умрет через 10 лет почти забытым.
Не заблуждайтесь — самые большие проблемы сторонникам "голливудской десятки" в американской киноиндустрии принесли не журнал "Контратака", опубликовавший "Красные каналы", не общество Джона Берча, не титульный спонсор самой оголтелой "борьбы с коммунизмом" 50-х мультимиллионер Альфред Кольберг — а американская гильдия киноактеров, без шума и криков выпустившая достаточно простую рекомендацию своим членам. Актер гильдии не может быть коммунистом, он не может публично сочувствовать коммунистам и сотрудничать с коммунистами или публично сочувствующими коммунистам. Видите, как просто? Гильдию киноактеров возглавлял человек, в чистоте побуждений которого и в будущем не приходилось сомневаться. Это был выигравший "холодную войну" Рональд Рейган.
Гораций Иеремия Вурхис, из таких же лучших побуждений в 1940 году успешно потребовавший впредь официально именовать всех коммунистов иностранными агентами, на выборах в ноябре 1946 года убедительно проиграл республиканцу — Ричарду Никсону. Никсон еще не был знаком с офицером ЦРУ Говардом Хантом, писавшим под псевдонимами увлекательные боевики. Хант станет главным двигателем "Уотергейта" — когда он, отсидев почти два года после импичмента Никсона, выйдет на свободу, Warner Bros. как раз выпустит на экраны Америки "Всю президентскую рать" с Дастином Хоффманом и Робертом Редфордом (четыре "Оскара").
Те же Warner Bros. в разгар истории с "голливудской десяткой", в 1949 году, приобрели у Говарда Ханта права на экранизацию его лучшего романа — "Bimini Run". Но так и не экранизировали.