О том, как принималось решение о девальвации рубля и что намерен делать ЦБ, чтобы удержать его от дальнейшего падения, в интервью журналу "Коммерсантъ-Деньги" рассказал первый заместитель председателя ЦБ Сергей Алексашенко.
— То, что сохранявшийся до последнего времени курс рубля уже не соответствует ни экономической реальности, ни возможностям Центрального банка, было ясно давно. Почему же с решением о расширении границ валютного коридора ЦБ медлил?
— Еще в декабре-январе, после первой волны кризиса, нам стало очевидно, что валютный коридор и та курсовая политика, которую проводил ЦБ, отстали от жизни, и надо переходить к плавающему курсу рубля. При этом мы понимали, что плавающий курс можно вводить, только когда на рынке все более или менее спокойно — когда есть абсолютная уверенность, что ничего страшного не произойдет. Ведь если мы что-то будем менять в тот момент, когда на рынок давят, мы полетим без остановки. Так вот, первый раз мы обсуждали эту идею в марте. Тогда ситуация на рынке ГКО стабилизировалась, и мы начали покупать валюту. Но тогда решения принято не было. Сейчас, оглядываясь назад, ясно, что в марте для нас была самая хорошая ситуация — это был последний спокойный месяц. В апреле пошла новая волна на рынке ГКО, и в этих условиях принимать такое решение было опасно. К обсуждению этой идеи мы вернулись в мае. Все уже были согласны с тем, что плавающий курс рубля надо вводить, и вопрос был только в том, удачный ли момент. Пока обсуждали, рынок накрыла новая волна кризиса, и нам пришлось вновь отложить это решение. В июне на валютном рынке было очень сильное давление, так что следующий шанс был связан для нас с кредитом МВФ. Было такое ощущение, что дадут кредит, ситуация нормализуется, и мы быстро перейдем к плавающему курсу. Однако опять времени не хватило. Пауза была очень небольшая — всего три-четыре дня. Этого было явно мало. В итоге переход к плавающему курсу рубля пришлось совершать в условиях жесткого прессинга и экстраординарными действиями.
— Иными словами, проблема заключалась только в том, что не было подходящего момента для принятия такого решения. Но если для ЦБ все было очевидно уже в конце года, может, и не стоило ждать такого момента — не искать удобного случая для перехода к плавающему курсу, а просто отпустить его?
— В этом случае мы бы получили резкую, скачкообразную девальвацию. А для нашей страны она экономически бессмысленна — непонято, какие проблемы она решает. Напротив, проблемы бюджета усугубляются, инфляция возрастает, банковской системе становится гораздо хуже. Кризис, который мы имеем,— это кризис бюджета, и наивно думать, что есть какие-то другие рецепты решения проблемы, кроме рецепта жить по доходам. Ведь резкое изменение платежного баланса объективно приводит к тому, что мы должны так же резко снизить уровень потребления в стране. Просто потому, что у страны — уже не у государства, не у бюджета, а у страны в целом — денег становится меньше. Так что еще в декабре перед нами стоял выбор: либо все отпускать, либо пытаться сбалансировать, добиваться от правительства, чтобы оно начало наконец собирать налоги. И наша политика была направлена на то, чтобы попытаться удержаться, дать правительству еще один шанс выправить ситуацию. К сожалению, этого не было сделано. Но до самого последнего момента Минфин утверждал, что в состоянии обслуживать свой долг,— то, что правительство не может этого делать, стало очевидно только в середине августа. Хотя еще за неделю до этого Минфин говорил, что все в порядке, что он видит, как выходить из кризиса.
— И Центральный банк поверил Минфину на слово?
— Определенный скепсис, конечно, был. Но знаете, когда сидят глава правительства, председатель ЦБ, министр финансов, и министр говорит: мы можем, у нас денег хватает,— можно сомневаться, можно переспросить один раз, другой, но когда ты в третий раз слышишь утвердительный ответ, тяжело спорить.
— Чем вы руководствовались, когда приняли решение поднять верхнюю границу коридора именно до 9,5 рубля за доллар?
— Никаких особых расчетов не было. Скорее, решение принималось чисто психологически — меньше 10 рублей... Но я и сейчас считаю, что доллар столько не стоит — ни 9 рублей, ни 11-12. Исходя из той денежной политики, которую мы проводим, реальная цена доллара — 7-7,5 рубля. Ведь денег-то особо много не появилось. Достаточно посмотреть на корсчета банков — остатки на них в два раза меньше, чем полгода назад. Так что излишних денег в экономике нет.
— Тем не менее было же ясно, что в сложившейся на рынке ситуации 9,5 рубля за доллар будет очень сложно удержать...
— Важна ситуация не на рынке, а в бюджете. А как она будет складываться — не знает сейчас никто. Все зависит от политических факторов — от того, как будет развиваться ситуация с назначением премьера, от взаимоотношений премьера с Думой. А все, что происходит сегодня, уверенности рынкам не прибавляет. Политики готовы неделями обсуждать мифические проблемы, изгаляться в ораторском искусстве, но никто из них не желает брать на себя ответственность за принятие решений.
— Так или иначе, сегодня биржевого курса доллара нет, реальный рыночный курс определить очень сложно, но даже тот курс, который складывается в системе электронных лотовых торгов на ММВБ, намного превышает верхнюю границу нового коридора. Кстати, то, что официальный курс ЦБ определяется по котировкам сделок в СЭЛТе,— это надолго?
— Нет, конечно. С самого начала, еще когда мы только обсуждали переход к плавающему курсу рубля, мы считали, что ЦБ будет вести активные операции на рынке. Сегодня, когда мы выходим на межбанковский рынок и запрашиваем котировки у банков, из 20 банков отвечают четыре. Два устанавливают курсы покупки, два — курсы продажи. Спрэд между ними — 40-60%. Понятно, что это не рынок. Единственный сегмент, который функционирует,— пусть он маленький, игровой, неустойчивый — это СЭЛТ. Но как только ситуация нормализуется, как только банки возобновят операции с валютой, я думаю, что мы будем устанавливать курс по результатам наших операций на рынке.
— В связи с этим какие надежды ЦБ возлагает на новые ценные бумаги — краткосрочные бескупонные облигации Банка России? Они способны оттянуть средства банков?
— Сказать, что это произойдет завтра или через неделю, нельзя. Но то, что у банков существует дефицит краткосрочных ликвидных активов,— абсолютно точно. В стране сейчас просто нет никаких финансовых инструментов, кроме валюты. Очевидно, что торговля реструктурированными гособлигациями начнется только через года полтора-два — они ведь трехлетние, а когда по валютным бумагам доходность 800-1000% годовых, нет смысла торговать рублевыми бумагами. Соответственно, если Минфин начнет сейчас что-то выпускать, вряд ли он получит лучшие: ставки будут абсолютно неадекватны ситуации. Остается один выход: Центральный банк выпускает свои бумаги. Этот способ практикуется в тех странах, где нет дефицита бюджета: например, в Гонконге, где ЦБ выпускает свои бумаги, которые служат обеспечением кредитов. У нас политика правительства (сознательная ли, вынужденная — неважно) сейчас такова, что единственный источник финансирования дефицита бюджета — кредиты МВФ и Мирового банка, то есть фактически у нас тоже нет дефицита бюджета. И ЦБ в этих условиях может выпускать финансовые инструменты. Которые рынок обязательно примет — ведь куда-то рубли надо вкладывать. Конечно, 400 млрд, как на ГКО, на этом рынке не будет. Но если через год объем рынка КБО составит 20-50 млрд рублей, этого будет уже достаточно.
— Из каких средств будут погашаться эти бумаги?
— ЦБ — эмиссионный банк. И мы можем проводить эмиссию. Но при этом мы в состоянии контролировать рынок и в какой-то момент можем, например, взять весь долг — и выкупить. Это как раз то, чего не может сделать Министерство финансов.
— Какие-либо иные меры регулирования банковской ликвидности и — шире — денежно-кредитной политики вами рассматриваются? Снижение обязательных резервов, например, или изменения в политике рефинансирования банков...
— Обязательные резервы — неоперативный инструмент. Использовать его ежедневно в целях денежно-кредитной политики невозможно. Тем не менее мы приняли решение понизить нормы обязательных резервов на два года для банков, которые больше всего пострадали от замораживания ГКО. Для банков, у которых доля ГКО в работающих активах превышает 40%, резервы снижены наполовину, для тех, у кого доля ГКО колеблется от 20% до 40%,— на четверть. Так что как временную меру для того, чтобы поддержать банки, которые вели очень консервативную инвестиционную политику и следили за ликвидностью, нормы резервирования мы используем. Что касается инструментов рефинансирования, то мы все больше убеждаемся в том, что они должны быть короткими — не больше недели. И к этому мы уже пришли: сейчас мы не даем кредитов больше чем на неделю. Когда запустится рынок КБО, мы возобновим операции РЕПО, короткие позиции — словом, все то, что было на рынке ГКО.
— Ходят разговоры о золотом червонце...
— Те, кто предложил выпустить золотой червонец, немного отстали от жизни — хождение монет из драгметаллов во всем мире давно закончилось. К тому же для ЦБ их выпуск означал бы лишь потерю золотого запаса. Цена золота меняется, и понятно, что в монете номиналом, скажем, 500 рублей стоимость самого металла когда-нибудь может достичь 510-520 рублей. Поэтому выпускать такие монеты — бессмысленное занятие: все они рано или поздно выйдут из обращения. Оправданнее звучит идея не золотого стандарта, а currency board — так называемого валютного союза, когда вся новая эмиссия происходит только в обмен на золото и валюту. Однако такой подход предполагает настолько жесткую политику, что лишает ЦБ самостоятельности — в этом случае придется забыть про рефинансирование банков, про проблемы бюджета, про операции ЦБ на открытом рынке. Да, для маленьких экономик эта идея подходит. Да, в свое время она подошла для Аргентины — когда там в течение десятилетий была высокая инфляция и нужно было срочно стабилизировать ситуацию, переход к currency board был единственным выходом. Но, как мне кажется, у нас ситуация не настолько безнадежна, чтобы применять такой сильно действующий инструмент.
КОГДА МИНИСТР ФИНАНСОВ ГОВОРИТ: У НАС ДЕНЕГ ХВАТАЕТ,— МОЖНО СОМНЕВАТЬСЯ, МОЖНО ПЕРЕСПРОСИТЬ РАЗ, ДРУГОЙ, НО КОГДА В ТРЕТИЙ РАЗ СЛЫШИШЬ УТВЕРДИТЕЛЬНЫЙ ОТВЕТ, ТЯЖЕЛО СПОРИТЬ
ЦБ — ЭМИССИОННЫЙ БАНК, И ПРИ ПОГАШЕНИИ СВОИХ БУМАГ МЫ МОЖЕМ ПРОВОДИТЬ ЭМИССИЮ. А МОЖЕМ ВЗЯТЬ И ВЫКУПИТЬ ВЕСЬ ДОЛГ