18 июня 1948 года на пресс-конференции в роскошном нью-йоркском отеле "Уолдорф-Астория" фирма "Columbia" представила новый формат для издания записанной музыки: десяти- или двенадцатидюймовую виниловую пластинку, проигрывающуюся со скоростью 33 оборота в минуту. Председатель компании, Тед Уоллерстайн, подготовил красноречивую презентацию: по правую руку от него лежала стопка старинных шеллаковых дисков на 78 оборотов высотой почти два с половиной метра, по левую — тот же набор музыки на 100 виниловых пластинках высотой всего 15 дюймов. Благодаря существенному сужению звуковых дорожек и замедлению скорости воспроизведения, на каждую сторону винилового лонгплея влезало до 22 с половиной минут музыки — в противовес стандартным для предыдущей эпохи четырем минутам. Впрочем, разница была не только во вместимости: Уоллерстайн подчеркивал прочность материала, из которого сделаны его пластинки. Неприятности, которая произошла с Холденом Колфилдом из сэлинджеровской "Над пропастью во ржи" — "И вдруг, только я зашел в парк, случилась страшная вещь. Я уронил сестренкину пластинку. Разбилась на тысячу кусков. Как была в большом конверте, так и разбилась. Я чуть не разревелся, до того мне стало жалко",— с лонгплеем на 33 оборота точно можно было бы избежать.
Дальнейшая история хорошо и подробно документирована: прочие фирмы грамзаписи для проформы посопротивлялись (а главные конкуренты "Columbia" из RCA даже придумали свой, автономный формат — семидюймовку на 45 оборотов), однако основным форматом издания музыки на долгие годы стал именно двусторонний двенадцатидюймовый альбом. При этом само слово "альбом" было рудиментом предыдущей эпохи в истории звукозаписи — до появления лонгплея каждая песня содержалась на своей собственной шеллаковой пластинке, которые издатели выпускали по несколько штук в переплетенном виде: можно было листать страницы и находить в альбоме искомую композицию. В новой реальности никаких многостраничных альбомов, понятное дело, уже не существовало, однако сборники песен продолжали называться именно так, и это стало первым, но далеко не последним парадоксом, связанным с виниловыми пластинками.
О другом парадоксе многое могут рассказать коллекционеры: он заключается в том, что пластинка, состояние которой оценивается как VG (то есть дословно — very good, "очень хорошее"), на самом деле будет играть так себе, с треском и щелчками, состояние G (good) — это вообще тушите свет, а для по-настоящему хорошо сохранившихся лонгплеев существует оценка M (mint, "как новенький"). Но главный парадокс — это, конечно, живучесть самого формата, не соответствующего ровным счетом никаким современным представлениям о комфорте и эргономике. Это на фоне шеллаков первой половины XX века лонгплей казался футуристической новинкой — а в сравнении с теми же самыми компакт-дисками он на первый взгляд проигрывает всухую. Конверты пластинок мнутся и рвутся, в дорожки забивается пыль и грязь, любое неосторожное прикосновение может оставить на поверхности пластинки царапину. Винил не возьмешь с собой в машину и не послушаешь в дороге. В производстве он достаточно трудоемок — и потому даже новые издания стоят недешево. Наконец, любое проигрывание идет пластинке во вред, поскольку иголка вступает в контакт с хрупкой поверхностью; вот и еще один маленький парадокс — вещь, созданная для слушания, в действительности от этого самого слушания неминуемо портится и рано или поздно приходит в негодность.
И тем не менее поначалу казалось — сдавшись под напором CD, виниловый лонгплей уже в цифровую эпоху потихоньку отвоевывает позиции: в США в 2010 году пластинок было продано больше, чем в любой другой год, начиная с 1991-го. Это связано с целым набором факторов — во-первых, винил оказался востребован в диджейской культуре: в отличие от компакт-диска, который можно разве что поставить на паузу и в нужный момент вновь запустить, пластинка позволяет осуществлять скрэтчинг и прочие мгновенные манипуляции со звуком вручную. Считается также, что частотный диапазон винилового лонгплея заведомо шире, чем у прочих форматов — это, впрочем, не объясняет популярности так называемых новодельных пластинок со свежими записями, которые, как правило, печатаются с того же самого цифрового мастера, что и компакт-диски. Пожалуй, самая главная причина неослабевающего интереса к виниловым пластинкам — это возобладавший в поп-культуре в целом ностальгический тренд: сама популярная музыка в наши дни по большей части обращена в прошлое, и это рождает запрос на соответствующую форму воспроизведения. На момент написания этого текста на первом месте в британском чарте — новый альбом Daft Punk, устроивших путешествие "по волнам моей памяти", на втором — диск 68-летнего Рода Стюарта, на третьем — свежая запись певицы Лоры Марлинг, которую критики называют новой Джони Митчелл (разумеется, все три альбома доступны в том числе и на виниле). Тем временем среди андерграундных продюсеров популярно нарочито низкокачественное звучание, которое ложится в основу целых музыкальных жанров, таких как "чилл-вейв" или "витч-хаус" — это музыка, словно бы подслушанная на пластинке в состоянии VG. Характерный виниловый "песочек", раньше раздражавший владельцев лонгплеев и свидетельствовавший о том, что любимая пластинка постепенно теряет ходовые качества, теперь превратился в едва ли не самый часто используемый в поп-музыке семпл — в том числе и на записях, которые издаются только в цифровом формате. Он придает треку искомое ощущение хрупкости, рукотворности, подлинности, теплоты — это простейший и самый эффективный способ намеренно "состарить" музыку, не вкладываясь, например, в приобретение винтажных инструментов. Словосочетание "теплый ламповый звук" даже стало мемом в рунете (примерно таким же, как "теплый клетчатый плед" — и то и другое символы милого олдскульного уюта; завернусь в ТКП и послушаю ТЛЗ).
Ну и плюс ко всему, в самом обращении с виниловой пластинкой, конечно, есть некая обаятельная ритуальность, весьма примечательная в эпоху, когда все — включая и прослушивание музыки — как правило осуществляется на бегу. Купленную пластинку необходимо для начала аккуратно вскрыть (ни в коем случае не повредив конверт — это пластиковую упаковку компакт-диска всегда можно заменить, а обложка пластинки не продается отдельно). Затем ее ставят на вертушку — опять же, аккуратно, чтобы на осевом отверстии не осталось нежелательных следов; протирают антистатической губкой от пыли; выверяют силу давления "головки" тонарма на виниловую поверхность — этот параметр для лонгплеев разного типа может разниться; тщательно опускают иглу, чтобы она не дай бог не соскочила и не опустилась на пластинку с излишней резкостью, оставив на ней царапину. Все это — ради всего лишь двадцати с небольшим минут музыки, дальше придется вылезти из ТКП и повторить алгоритм с начала. Неудобно, нелогично, несовременно.
Зато в этом случае вы действительно будете слушать музыку — хотя бы потому, что обидно совершить столько телодвижений и затем пропустить мимо ушей все то, ради чего они и предназначались. В ситуации, когда музыке большей частью отводится фоновая роль для каких-либо иных занятий — примерно как телевизору, который включен на кухне, пока хозяйка готовит ужин,— винил возвращает ей самоценность. Неудивительно, что у долгоиграющей пластинки оказалась долгая и славная жизнь: 65 лет — и то ли еще будет.