Недавно в Останкине открыли памятник изобретателю телевидения Владимиру Зворыкину. Первый памятник инженеру, поставленный в России. Почему этой профессии у нас так не везет?
Фото: РИА НОВОСТИ
Фото: Ъ
Россия — страна, выросшая из литературы. Наши главные ценности и умонастроения имеют литературные аллюзии и выражены в книгах в более выпуклом виде, чем в жизни. Но если нынче эпоха технического прогресса, то уместно спросить: кто самый известный инженер в русской литературе? На ум приходят два персонажа — инженер Гарин, который у Алексея Толстого изобрел гиперболоид и хотел прищучить человечество, и инженер Щукин у Ильфа и Петрова, который ничего не изобрел, но голым устроил наводнение в подъезде. Напрашивается вывод о том, что если при царе русские инженеры имели мировой масштаб, то в новейшие времена деградировали настолько, что представляли угрозу даже для коммунальных соседей.
Недавно в день его 125-летия был открыт памятник изобретателю телевидения Владимиру Зворыкину в Останкине. Это первый памятник инженеру, поставленный в России. Не генеральному конструктору и герою труда, а именно инженеру, который не имел чинов и званий. Но знал инженерное дело — телевидение входит в пятерку самых эпохальных открытий ХХ века. Впрочем, сделал свои открытия эмигрант Зворыкин в Америке. Если бы остался в России, с большой долей вероятности превратился бы в инженера Щукина. Впрочем, учитывая колчаковское прошлое Зворыкина, даже до лестничной площадки он вряд ли успел бы добраться. Но в Америке сделал открытие, перед которым гиперболоид — как детская игрушка.
Итак, памятник инженеру у нас есть. Но есть ли инженеры? В разных странах проводятся опросы о соотечественниках, которые оказали наибольшее влияние на национальную историю. В России неизменно первые места, до 50-го включительно, занимают политические деятели. В большинстве европейских стран в первой тройке всегда оказывается ученый. В Италии — на первом месте Леонардо да Винчи, который в числе прочего был инженером. Но Леонардо — фигура загадочная, магическая, почти нечеловеческая. А вот в Англии вслед за Черчиллем, по опросу Би-би-си, на втором месте значится Изамбард Брюнель. Инженер, построивший в XIX веке за короткую, всего в 50 лет, жизнь множество мостов, дорог и тоннелей. Англичане безмерно благодарны инженеру, чтят его имя. Похоронен Изамбард Брюнель в Вестминстерском аббатстве.
В России тоже немало мостов, тоннелей, дорог. Но знаем ли мы имя хотя бы одного инженера? Иными словами, уважаем ли мы труд инженера? И стоит ли удивляться, что уже несколько десятилетий Россия в технологическом отношении зависит от других стран, заимствует чужие достижения, а техногенные аварии, начиная с Чернобыля, обрушиваются на нас с разрушительной силой? Мы больше чиним и латаем, чем строим...
В СССР в период индустриализации наблюдался всплеск потребности в инженерах, их из-за границы выписывали. Сталин настолько уважал эту профессию, что называл писателей "инженерами человеческих душ". Но, как обычно, мы брали числом, а не качеством. Было открыто море технических вузов, профессия стала массовой и малоуважаемой. Инженеров в СССР стало так же много, как сейчас менеджеров и охранников.
И в итоге пришел застой — эпоха деградации инженеров, когда мы проиграли конкуренцию и оказались на задворках научно-технического прогресса. Инженеры томились от безделья, получали жалкую зарплату и не знали, чем занять себя, что нашло отражение во множестве советских комедий. Показательно, что Технологический институт в Санкт-Петербурге до революции окончил инженер Зворыкин, а в советское время — юморист Семен Альтов, сделавший имя на высмеивании падших интеллигентов.
Из скучающей инженерной среды вышли мастера парапсихологии, ясновидения, НЛО и биолокации. Экстрасенсы всех мастей были бы невозможны без деградации профессии инженера. Я сам получил диплом физика-инженера, и вторая часть казалась мне унизительной, я скрывал ее при знакомстве с девушками. Мои товарищи забили на инженерные свершения и искали возможность найти себя на иной стезе. Инженер мог переквалифицироваться в комсомольского активиста, дружинника, собирателя колхозного урожая, участника спартакиады и, в конце года, в Деда Мороза. Когда пришла перестройка, инженер был кем угодно, только не инженером. Спектр бывших инженеров широк — от Ходорковского до Ельцина. Либеральные реформы изменили многое, но инженер выглядел откровенным лохом.
Однажды я имел длительную беседу с Владиславом Сурковым, который в тот момент был поставлен на модернизацию и инновации. Между прочим, Сурков был студентом технического вуза, и, хотя не окончил его, это говорит о его склонностях. То есть Сурков в глубине души — инженер. Так вот, кремлевский чиновник упорно повторял, что главной в России он считает профессию инженера и судьба реформ зависит от того, удастся ли поднять престиж и востребованность профессии. Как видим, не удалось, а Сурков отправлен в отставку, хотя вряд ли из-за преклонения перед инженерным делом.
Модернизация провалилась, инноваций не видно. По всей видимости, водружение памятника инженеру Зворыкину, который, к слову, является одним из любимых исторических персонажей Суркова, стало прощальной улыбкой провалившегося курса на экономику знаний и реставрацию инженерного корпуса.
Между прочим, не только телевидение, но и радио изобрел русский ученый. Владимир Зворыкин и Александр Попов — два русских гения разной судьбы. Один остался на родине, но потерял свое открытие. Другой потерял родину, но нашел открытие. Что по-человечески лучше, неизвестно. Но почему эти животворящие идеи родились именно в русской голове? Может быть, громадные российские просторы жадно взыскали способ передавать информацию с помощью быстрых электромагнитных волн? Или же телевидение и радио, в качестве инструмента промывки мозгов и контроля над помыслами граждан, были востребованы русской традицией и стали проявлением фатальной тяги русских к тоталитаризму? Или просто неистребимое русское желание почесать языком при всем народе?
Встречал ли я настоящих инженеров? Конечно, и это были советские инженеры старой русской школы. Один из них — академик Николай Антонович Доллежаль, который сделал реактор для обогащения урана, по принципиальным параметрам много лучший, чем американский. Незадолго до того, как Доллежалю исполнилось 100 лет, я спросил у него: "Что главное для ученого?" Доллежаль ответил: "Не люблю, когда меня называют ученым. Ландау говорил, что пудель ученым может быть. Ученый неизвестно что делает. Я — не ученый, а инженер, то есть создатель нового".— "Что же важно для инженера?"-- "Первое — это честность. Конструктор — не растратчик средств, он бережет деньги заказчика. Второе — глубокие знания. Третье — не бояться ответственности. Не столько материальной, сколько моральной. Инженер должен быть уверен, что машина работает так, как он ей приказал. И четвертое — работа инженера не заканчивается проектом. Надо часто выезжать на объект и доводить машину уже на месте".
Я допытывался: "Что увлекательного в сухом занятии инженера?" Доллежаль вздохнул: "Интеллектом инженер развит не меньше, чем большой художник или музыкант. Поиск нового и постоянная неудовлетворенность результатом. Мы крепко дружили с Шостаковичем и понимали друг друга с полуслова. Композитор и инженер в работе руководствуются одними чувствами".
Стоит ли говорить, что это совершенно архаичные, неуместные сегодня представления. Инженер — странная и уходящая профессия. Зворыкин — это звучит гордо. А инженер — грустно.