Выставка современное искусство
В главном Центре современного искусства на территории Украины проходит выставка 11 китайских художников с нехитрым названием "ChinaChina". Слоновьей поступи авторов Поднебесной дивился в Киеве ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Сидя в ослепительно белом кафе на пятом этаже Pinchuk Art Centre, чувствуешь себя представителем элиты будущего из какого-нибудь научно-фантастического фильма. За пределами центра кипит небогатая, но бодрая жизнь. Здесь же наблюдают за схваткой с позиции независимости, купленной за большие деньги. Два года подряд центр оплачивал участие Украины в Венецианской биеннале, и на открытии павильона в 2007-м играл Элтон Джон — друг основателя, бизнесмена Виктора Пинчука. На последнем смотре в Венеции денег Минкульта не хватило даже на гостиницу для художников. Недавно директор Мистецького Арсенала Наталья Заболотная приказала закрасить политически негодную для госучреждения стенную роспись Владимира Кузнецова на выставке "Великое и величественное" — аналогичная по манере и сюжету работа без проблем демонстрировалась у Пинчука. Центр позиционирует себя над схваткой — "Трудно быть богом", версия украинская. Искусство здесь показывают соответствующее — проверенное мировым рынком и вызывающее общественный резонанс. В центре, например, состоялась первая в Европе большая ретроспектива Дэмиена Херста.
"ChinaChina" — редкая для центра групповая выставка. Она начинается с мощного аккорда и не теряет темпа, что, впрочем, объяснимо более чем скромным метражом Центра. Искусству китайцев, выполненному с размахом, характерном для экономики и строительства в стране, здесь тесновато. Кажется, что стены исторического особняка на Крещатике трещат по швам. Прямо у входа лежит скульптура Чжао Чжао "Офицер" (2011) — развалившееся на несколько частей монументальное изображение китайского защитника порядка. Художник, проработавший в ассистентах у Ай Вэйвэя, прославился акцией на площади Тяньаньмэнь. Здесь в 1989 году группа рабочих и студентов собралась на демонстрацию против коррупции и тоталитаризма, правда, в отличие от аналогичных событий в Восточной Европе, ничем хорошим для протестующих это не кончилось: по разным данным, в ходе подавления народного восстания погибли от 300 до 2800 человек. Информация об арестованных и казненных китайскими властями до сих пор не обнародована, а доступ к статьям о событиях 4 июня в стране закрыт. Многие студенты сегодняшнего дня даже и не подозревают об этом эпизоде, настолько планомерно стиралась память об эпизоде неповиновения. В 2008 году Чжао Чжао рискнул выйти на площадь в очередную годовщину протестов, надев униформу полицейского, причем сшитую нелегально: копирование одежды официальных лиц преследуется по закону. Его, естественно, арестовали и избили, но потом выпустили. Связанная с опасным перформансом скульптура "Офицер" возникла уже после того, как в тюрьму угодил Ай Вэйвэй. В Центре не без удовлетворения отмечают, что для Украины образ разрушенного полицейского приобрел дополнительную значимость после того, как 2 июля жители поселка Врадиевка под Николаевом взяли штурмом местное РОВД: сотрудники правоохранительных органов похитили и зверски изнасиловали местную девушку. Ненависть к милиции, впрочем, на Украине другого рода, и даже расколотый на части полицейский не станет символом протеста, уж больно тяжеловесно выглядит скульптура в два человеческих роста.
Куратор центра, бельгиец Бьорн Гельдхоф, снабдил выставку подзаголовком "индивидуальность — коллектив". Он настаивает на том, что это проблема мирового значения: о том, как поступиться личным в пользу общества, задумываются и на Западе. Но на "ChinaChina" бросаются в глаза именно различия. В большинстве сходство с европейской или постсоветской реальностью маленькой страны обнаружить трудно. Даже подробная, многодельная стенная роспись Сунь Сюня на тему голодомора очерчивает бездну. Рукодельная графика в силу укоренившихся в нас представлений об искусстве как о занятии легкомысленном кажется неправильным языком рассказа о трагедии. Разве тема свинины, возможно, могла бы объединить две нации — стереотипного украинца из анекдотов и, например, китайского художника Чжан Хуаня, который поселил у себя дома свинью, найденную под завалами после чудовищного землетрясения в провинции Сычуань. Кстати, гонения на Ай Вэйвэя начались из-за того, что художник слишком уж подробно, по мнению властей, влез в тему коррупции и халатности государственного строительства, приведших к тому, что свежевозведенное жилье и учреждения в Сычуань рушились как карточные домики. Чжан, однако, за добро и надежду: он пишет парадный портрет свиньи пеплом на холсте и строит загон для двух очаровательных поросят (пахнут они, однако, совсем не мило).
Конечно, есть здесь и сам Ай Вэйвэй, воплощающий в своих банальных до ужаса работах базовые принципы китайского искусства. Они просты: во-первых, масштаб. На "Документу" 2007 года Ай Вэйвэй привез 1000 соотечественников, из чьих портретов состоит одна из инсталляций на "ChinaChina". Во-вторых, доступность, прямота: даже если вы не поняли идею, смотрите пункт первый и поражайтесь размаху. В отличие от европейского искусства, постоянно разбирающегося с физическими границами произведения, законченностью и эскизностью, китайское прет напролом. Участники "ChinaChina" как будто специально разучились быть теми китайцами, которые так восхищали нас до экономического бума,— мастерами туши и пергамента, гениями недосказанности. Тонкие пейзажи давно превратились в индустрию, и каждый уважающий себя художник конкурирует не с Ци Байши, а с пугающим весь мир темпом развития экономики. Рядом с построенными в степи с нуля городами-миллионниками инсталляции на "ChinaChina" покажутся музыкальными шкатулками. И понятнее всего выглядят работы, из которых ясно, что китайское общество — не только коллектив, идущий тесно сплоченной свиньей на завоевание рынков планеты, но и место жительства личностей со своими закидонами. Очень модная на Западе Цао Фэй (ее инсталляцию "Фабрика Утопия" показывали в московском "Гараже" на выставке "Определенное состояние мира?") специально для "ChinaChina" соорудила комнату с одеждой из секонд-хенда ("Подводка для глаз", 2013). На каждом ярлычке — по рассказу о воображаемой владелице, всего соберется на книгу средней толщины. Тексты написаны ровным тоном натуралиста, и портрет современной китаянки здесь не сильно далек от Эммы Бовари и прочих невротичек французской литературы полуторавековой давности — разве что утешаться им приходится в основном порнофильмами.