Галина ЩЕРБАКОВА, писатель:
ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ
...Человека с ружьем не люблю с детства. Может, потому, что именно тогда наглухо скрестились в моей детской жизни два ружья — немецкое и охранника Бутырской тюрьмы, куда мы приезжали с бабушкой с передачей к безвинному дядьке. И с этого слепка сочится в меня нелюбовь и неприятие к тем и тех, кто стреляет.
А тут спускаюсь по эскалатору... Длинный путь вниз от «Библиотеки» до «Боровицкой». Он стоит за мной, упакованный во всю амуницию офицер. «С ружьем». Мне некуда спрыгнуть, мне приходится слушать и слышать. «Человек с ружьем» объясняет, видимо, своему сыну, какая б... г... д... и ж... популярная женщина-политик. Говорит офицер громко, подло и с чувством. Как стреляет. Оборачиваюсь. Мальчику лет десять — двенадцать. «Не мое дело», — говорю себе, но очень уж медленен и длинен спуск. «Твой папа, — не выдерживаю и говорю мальчику, — не офицер (это я вру ради ребенка — я-то не удивляюсь!). Ибо офицер не может говорить дурно о женщине. Это стыдно и недостойно». «Она не женщина, она политик», — парирует амуниция.
Ура вам, ура, сестры-феминистки. В сердца офицеров вы уже хорошо внедрились, не оставив в них дискредитации по полу.
Веселое время, господа! Скрещение ружей без оглядки на женщин и детей.
Ефим ШИФРИН, артист разговорного жанра:
Когда мне было 19, мой дневник начинался с фразы: «Теперь я москвич. И в Москве осень». Эта фраза казалась мне удачной — она обо мне, о моем настроении. Теперь, спустя 20 лет, можно начать так: «Я уже давно москвич. А в Москве, как ни странно, весна». Жаль только, что в ту осень я был моложе. В общем, понятно, по чем сокрушаются люди. Когда редеют волосы на макушке, а лоб грозит обернуться сократовским по той же самой причине, по какой макушка начинает напоминать тонзуру католического монаха, — тогда страшно хочется делать вид, что ты по-прежнему лохматый и тебе все равно, куда идти гулять.
Ан нет... Этой весной уже не все равно. Потому что маршруты твоих прогулок выбраны отчасти не тобой. И теперь, заглядывая в уже «отшумевшее вчера», понимаешь, что бежишь ты не в завтра, а вприпрыжку пытаешься догнать все, что так безрассудно растерял с той давней осени...
Алексей ДИДУРОВ, литератор:
«Борис, Борис, где папа деньги достает?» — «С рынка приносит. Там ему деньги дают, и он их домой несет, маме». Отец трехлетнего Бориса — коммерсант, «челнок». Рынок для него — не экономическая категория, а источник существования, заработок на жизнь, на семью. И сын угадывает основное. Вообще дети «новых русских» чувствуют в сегодняшней жизни многое, чего не просекают в ней иные взрослые дяди и тети. Подчас интуиция детей реанимированного класса воплощается в юморных формах: сын банкира Никита уронил новенькую азбуку за диван, а на требование отца слазить и достать книгу четырехлетний буржуинчик пожимает плечами: «Зачем? Пойдем в магазин — ты мне новую купишь!» Но что-то и более важное провидят эти карапузики, прозревают в окружающей их действительности: чада всех моих знакомых бизнесменов ни за какие коврижки не желают отлучаться от дома, каждый километр отдаления оглашают по возрастающей истерическими рыданиями или гневным криком: «Домой!» И только за бронированными дверьми родных квартир очаровательно раскованны и веселы, как никакие другие дети никаких других социальных слоев уникальной нашей Отчизны.
Александр КАРЕЛИН, борец, двукратный олимпийский чемпион:
Мы в сборной команде по греко-римской борьбе изучали английский. Было нас 12 человек. Задавая друг другу по ходу изучения языка различные простые вопросы, задали и такой: «Чем занимался твой отец?» И вдруг выяснилось, что у одиннадцати ребят отцы — шоферы. Только один промолчал. Стали у него допытываться, а его-то отец кто же? Паренек замялся и ответил, что не знает, как по-английски будет «тракторист». Я, помню, засмеялся: «Видите, все мы из-под машины вышли!»
Лариса МИЛЛЕР, поэт:
Несколько месяцев назад мне позвонила из Цюриха некая дама, которая сообщила, что она родом из Харькова, много лет живет в Швейцарии, преподает русский язык и составляет для своих студентов антологию современной русской поэзии. Она разыскала меня, чтоб прочесть список моих стихов, которые собиралась включить в антологию. «Я бы выбрала больше, но студенты не любят грустных тем. Слова «боль», «тоска», «смерть» их пугают и расстраивают», — виновато объяснила дама. «А меня пугают и расстраивают такие студенты», — сказала я. Через некоторое время мне пришло приглашение выступить на славистском факультете Ноттингемского университета. Готовясь к предстоящему событию и листая поэтические сборники, я невольно вспомнила свою швейцарскую собеседницу. А ведь и впрямь доминанта русской поэзии — глубокая печаль. «Впереди одна тревога, и тревога позади», — писал Клычков много лет назад. Прошли десятилетия, а тревога осталась. «О матерь Смерть, сними с меня усталость», — читала я чичибабинские строки английским славистам и кожей чувствовала, что довольно с них тоски и надо срочно менять пластинку. Не потому, что они тупые или противные, а потому, что выросли в иной атмосфере, дышат иным воздухом. В прямом и переносном смысле. Там невозможно ТАК устать. Зато можно шутить. Там шутят все: преподаватели, продавцы, водители автобусов. Там любят юмор. Именно юмор, а не зубоскальство или ерничанье. При всей основательности и респектабельности существования там предпочитают не слишком серьезно относиться к себе и ко всему происходящему. «Take it easy», — говорят англичане. Мудрый совет, которому мы так и не научились следовать. То ли обстоятельства мешают, то ли мы сами порождаем эти вечно неблагоприятные обстоятельства.
Позвонив на днях в одно учреждение с каким-то пустяковым официальным вопросом, я вместо ответа услышала тяжелый вздох и скорбный женский голос: «Не понимаю, что вы хотите? Зачем вы меня мучаете?»
Игорь ДМИТРИЧЕВ, кандидат экономических наук, зам. начальника управления Госкомстата России:
Статистика не отвечает на вопрос «почему». Она отвечает лишь на вопрос «сколько». А на вопросы «почему» и «что делать» должны отвечать политики. Данные статистики — материал для их решений. Но то, какие выводы будут сделаны из статистических данных, нередко зависит не только от воззрений, но и от материального состояния самого политика, его семьи.
Я много раз сталкивался с людьми, которые мне говорили: «Я не верю вашим данным, что у нас такой высокий процент бедных. Не может этого быть». Они сами не бедствуют, и им не верится, что бедных — много.
Ирэн ФЕДОРОВА, врач-акушер, жена Святослава Федорова:
«Как Федоров говорит по-английски! Ведь никакого уважения к английской фонетике, к произношению. Ему все равно, как он выглядит, благозвучен он или нет. Ему важно доносить мысль. Однажды он целый час выступал перед профессорами и студентами Оксфорда. Рассказывал им о нашей жизни, наших проблемах. И я видела по лицам слушателей, что это их язык. Они принимали его как своего. А послушать да поглядеть со стороны — ну ничего английского. Руки в карманах брюк, никаких реверансов ни этой чопорной публике, ни властям — своим, чужим, все равно. Когда человек говорит то, что думает, люди всегда это чувствуют».
Тофик ШАХВЕРДИЕВ, кинорежиссер:
Наши многочисленные политические движения декларируют благородную цель — «власть народу». Видимо, сговорились. Но это не мешает им митинговать друг против друга под одним и тем же лозунгом: «Фашизм не пройдет!»
Страна расколота на части. Но на самом деле не на множество — демократов, коммунистов, фашистов и прочих, а лишь на две фракции: на умных и прочих.
Умные смотрят на себя и на человечество и видят, что утопия сбывается только в сказках, книжках и манифестах. А прочие смотрят на то же самое и заявляют, что все вокруг дураки и вредители. Мы, говорят, не такие. Мы духовные, соборные, у нас получится.
У умных все долго, сложно и надо голову ломать. У прочих все быстро, ясно и понятно: отобрать, поделить, запретить.
Умные говорят: нельзя же без головы. А те: а пошли вы! Шибко умные! Не мешайте работать. Вы разве не видите, что мы работаем?
Видим, конечно, говорят умные. Лучше бы не видели. Вы так долго работали, что совсем разорили страну, опозорили, опустили. А те: это потому, что вы, умные, нахально пытались нас от власти, от работы то есть, оторвать. Ничего у вас не выйдет. Вы и так перебьетесь. У вас и ум, и таланты, а нам без власти никак нельзя, нам без нее голодно, холодно и вообще некомфортно.
Такое вот противостояние в стране имеет место сегодня. Чтобы понять, чья возьмет, надо смотреть телевизор, там все написано.
На лицах.
Федор ДОСТОЕВСКИЙ:
« В сущности, у нас каждый подозревает другого в глупости безо всякой задумчивости и безо всякого обратного вопроса на себя: «Да уж не я ли это глуп в самом деле?» Положение вседовольное, и, однако же, никто не доволен им, а все сердятся. Да и задумчивость в наше время почти невозможна: дорого стоит. Правда, покупают готовые идеи... Они продаются везде, даже даром; но даром-то еще дороже обходятся, и это уже начинают предчувствовать. В результате никакой выгоды и по-прежнему беспорядок».
Из сообщений русской прессы 10 июня (28 мая) — 16 (3) июня 1900 года
Несдержанная, вечно волнующаяся натура Лескова приобрела ему в кружке приятелей кличку Гамбетты; у него, кстати, и в наружности было что-то гамбеттовское. Он не обижался на такое сравнение и даже рассказывал, что когда после франко-прусской войны в Петербурге появился большой спрос на фотографии знаменитого трибуна, то один смышленый торговец стал продавать вместо них карточки Лескова. «Таким образом, моя физиономия разошлась в тысячах экземпляров под французским псевдонимом. Видно у нас, чтобы прославиться, все еще надо за француза себя выдавать», — говорил он.
«Новое время», 28 мая
Какая иногда бывает конкуренция, пишут из г. Бар Полтавской губ. Пассажир потребовал в буфете вокзала бутылку пива популярного завода. По откупорке пассажир увидел мышь. Жандарм составил протокол и направил его в суд. При разборе выяснилось, что рабочий, разливавший пиво, умышленно впихнул несколько мышей в бутылки перед закупоркой. На такую проделку его склонил глава новооткрытого пивоваренного завода, чтобы пошатнуть репутацию соперника.
«Неделя», 28 мая
Из с. Сагунок Острогожского уезда сообщают, что, когда много свадеб и возрастает, следовательно, требование на невест, цены на них возрастают: за невесту платят вместо обычных 15 — 20 рублей до 40 — 50 и даже 100 рублей! Для лиц, мало знающих деревню, ее жизнь и условия, местные обычаи, наше указание на вздорожание невест может показаться странным, а между тем в этом нет ничего необычного. В то время как в иных местах жених берет так называемое приданое, в Сагунах он платит будущему тестю известную сумму, иначе говоря, покупает подругу жизни. Цена определяется совокупностью многих условий, напр., материальная обеспеченность, наружность и проч.
«Новое время», 31 мая
Париж. Выставка совсем готова и усиленно посещается. Исчезли аншлаги с надписями «entree interdite», двери павильонов широко отверсты, дорожки и шоссе утрамбованы, всюду зеленеют газоны, пестреют цветочные клумбы. Толпа на Champs de Mars, на Эспланаде инвалидов, на «Бульваре Народов». Фонтаны Трокадеро и Chateau шипят и брызжут, образуя в воздухе столбы водяной пыли... В воскресные и праздничные дни преобладают рабочие, мелкие буржуа, провинциалы. Всё это приходит с семьями, с провизией. Эти дни стояла удушливая жара, но народ не боится ни духоты, ни давки. Выставка так разнообразна, так заманчива. Идут в позлащенный, весь в орлах и львах, чертог Румынии, в парусиновую палатку полевого госпиталя, лезут на Сиамскую башню и выходят усталые, но довольные. Пятница — день снобов. Вход стоит 5 тикетов (камло продают тикеты у выставки за 60 сантимов). По вечерам рестораны, кафе и театрики набиты господами во фраках и дамами в туалетах, перед которыми ничто сам Соломон и его слава... Да, на выставке все весело, светло, оживленно. Но вечером, когда многотысячные толпы спешат домой, картина меняется. Сообщение совершенно не организовано. Знаменитая метрополитень не готова. Поезда ceinture набиты битком. У конторы омнибусов собираются тысячные толпы. Извозчики неуловимы. Никакой таксы не признается. Берутся цены самые произвольные, 10--20--25 франков за конец. Иначе хлест бича — и автомедон исчезает.
«Новое время», 1 июня
Баку. Один из богачей получил ряд писем, в которых предлагалось откупиться, если он не желает быть убитым. Последнее из писем прислано за подписью «атамана». Сумма, говорится в письме, должна быть положена в пакете под камень позади памятника адмирала Ефимова. В настоящее время некоторые из членов шайки пойманы полицией и переданы следственной власти.
«Русские ведомости», 1 июня
Несколько лет существует в пределах Томской губ. свободный султанат. Основатель — киргиз Абдулла, сын бежавшего когда-то в Китай семипалатинского киргиза. Переселившись в наши пределы, Абдулла, называющий себя свободным султаном, стал принимать к себе беглых киргизов и краденый скот. Сначала было немного кибиток, а теперь несколько сот. Киргизов привлекают привольные места с богатыми пастбищами. Летом они кочуют близ китайской границы, а к осени спускаются в долину реки Чуи.
«С.-Петербургские ведомости», 1 июня
Американские газеты полны рассказами о путешествии трехлетней девочки из Нью-Йорка в Оклахому. Мать девочки недавно умерла, и отец решил отправить ее к дедушке. Не имея возможности отвезти ребенка, он посадил ее в вагон и привязал к платью объявление, на котором с одной стороны слова: меня зовут Елена Франсис, еду в Оклахому к дедушке Джемсу Лонгарт, улица Строуд, — а на другой — просят кондукторов и пассажиров быть добрыми и внимательными. С девочкой все обходились очень хорошо, и она доехала благополучно.
«Гражданин», 1 июня
27 декабря 1830 г. император Николай, убежденный в неизбежности вооруженного столкновения с мятежной Польшей, писал цесаревичу Константину Павловичу: «Твердо помните, что я исчерпал все средства, чтобы вернуть этих безрассудных на путь разума; сделать большее — превосходит мое понимание, так как это было бы несовместимо с честью лица, которое я представляю, и с честью Империи, недостойным образом оскорбленной; нас заставит сражаться не месть, а необходимость».
«Новое время», 2 июня
Абрам БЛОХ