ХИТ-ПАРАД «ОГОНЬКА»

Культура

МИР САМ ПО СЕБЕ

Мария Семенова родилась в Ленинграде в семье ученых. После окончания института десять лет работала в НИИ специалистом по компьютерам, о чем, по ее словам, «ничуть не жалеет». В период всеобщего обнищания пошла переводчиком американских «фэнтэзи» в издательство «Северо-Запад». Автор четырех книг, из которых две — «Волкодав» и «Валькирия» — вышли в издательстве «Азбука» в прошлом году («Волкодав» выдержал уже несколько изданий, тираж его превысил 130 тыс. экз.). Там же готовится к изданию научно-популярная работа «Мы — славяне» и «Волкодав-2». Член Союза писателей. Живет в Санкт-Петербурге. Принимает участие в нескольких коллективных писательских проектах, в том числе в жанре «литературной мистификации».

Литература недаром считается волшебством, заставляющим поверить в то, чего будто бы не существует. Недавно еще казалось невероятным, что у нас будут писать приличные «фэнтэзи» да еще на праславянском материале, от которого и следов практически не осталось. Однако в романе Марии Семеновой «Волкодав» на читателя обрушивается такое количество точнейших деталей древнего мира, что не поверить в его полную реальность даже ученому человеку невозможно. Рядовой же читатель, не обращая ни на что внимания, простодушно захвачен приключениями героя.

Можно ли описать как бы придуманный мир с точностью этнографа и с занимательностью иллюзиониста? Оказывается, можно. Берестяные личины на лесных грабителях. Теснота племен, с первого взгляда узнающих друг о друге по деталям прически, одежды, украшений, по говору и произношению. Невиданные приемы борьбы и драк, привычных для приключенческого романа. Повседневная магия, которой обороняются от прихода убитых врагов и провожают в иной мир верных друзей и животных. Точность письма заставляет читателя ощутить главное: «а они ведь были такими же, как и мы». Живя в непохожих мирах, нынешний человек от древнего ничем, по своей сути, не отличается. Остаться человеком очень тяжело — что тогда, что сейчас, что в сказке, что в были.

— Как вы вообще стали заниматься древними славянами?
— Если помните, наша история в школьном изложении — цепь национальных катастроф и унижений. О ней и думать тошно, не то что играть и придумывать. Вот в Европе... Рыцари, Квентин Дорвард, три мушкетера. У нас Робин Гуд оказался бы в Сибири или на плахе. В рамках исторической правды. Что такое наше Отечество? Самовар, пряники да татарская сабля. Естественно, меня в детстве интересовала западная история. Рыцари, викинги. От художественной литературы перешла к научной. Викинги, оказывается, на Русь приезжали. Вслед за ними и я на Руси оказалась. А что такое Русь IX века? Какое-то аморфное серое пятно. Но ведь жили люди, очень интересно по-своему на мир смотрели...

— И как вы пришли к письму об этом?
— В самом начале 90-х собрали ленинградскую писательскую артель пересказывать мифы народов мира для детей. Обидно же. На Западе есть все. Хотите «Махабхарату»? Вот вам книжка для детей, вот научный труд с комментариями, вот альбомы. У нас же — ничего. Писатели разобрали мифы. Кто взял «Давида Сасунского», кто «Песнь о Нибелунгах»... Я решила свершить научный подвиг и пересказать скандинавские и славянские языческие мифы. С первыми просто — бери «Литпамятники», обкладывайся пейзажными альбомами, но все, что мы знаем о славянском язычестве, — что о нем мало известно. Нет, известно много, но ученым, а не обывателю, поскольку ученые пишут книжки для других ученых. Стало быть, задача — все собрать и изложить понятным языком.

— Написали, и дальше что?
— Дальше мне показалось, что я еще не все сказала. Стала писать научно-популярную книжку. Получила под нее грант от Фонда Сороса. Обычно в таких книгах языческое мировоззрение задвинуто в конец, где на трех страницах говорится, что о нем мало что известно. У меня же оно определяет все — от выбора места для поселения и жилища, материала для строительства, до одежды и оружия.

— Но к тому времени вы уже написали два романа о древних славянах?
— Да, действие там происходит в конкретной исторической точке — это 863 год и Восточное Приладожье.

— Как же вы перешли к жанру «фэнтэзи»?
— Для живших тогда людей было, как говорится, медицинским фактом постоянное присутствие божеств. Но описать Перуна на колеснице, шарахающего молнией в дерево, у меня не хватало решимости. Думала-думала и решила создать такой квазиславянский, квазикельтский, квазигерманский мифологический мир, где все это может запросто происходить. Так появился «Волкодав». Говорят, будто это закамуфлированная история древних славян. Нет, это мир сам по себе. Конечно, венны, там действующие, — это несколько приукрашенные и архаизированные славяне. Сегваны — народ, больше всего похожий на германцев, континентальных и скандинавов. Вельхи — кельты. Можно еще назвать несколько народов.

— А кто для вас образец в жанре?
— Были скорее отрицательные образцы. Я знала, как не надо писать. К тому времени я перевела полтора десятка книжек фэнтэзи. Многие авторы считают, что фэнтэзи — такой соус «Анкл Бенкс», под который читатели будут глотать туалетную бумагу с гвоздями. Пишу, мол, литературную сказку, и что хочу, то ворочу. На самом деле поведение сказочных героев определяется мифологическим мышлением со вполне определенными законами. Меня бесит, когда эльф и гоблин встречаются в лесу и говорят: «Я — такой-то». «А я — такой-то». Не может мифологическое существо, человек, в них верящий, для которого за каждым кустом сидят боги и колдуны, называть свое имя. Даже мы в XX веке говорим: «Меня зовут...» Зовут, а кто я такой на самом деле — темный вопрос. Неизвестно, кому ты открываешь имя. Он возьмет и еще порчу на тебя напустит!

— А Томас Мэлори с циклом о короле Артуре, Толкин — образцы?
— Под каждым из них — километровые пласты этнографии, исследований, точного понимания эпохи. А для современных авторов очень часто вместо учебника этнографии существует только Толкин.

— На обложке вашей книги написано — «русский Конан». Что это значит?
— Конан-Варвар — классический персонаж западного фэнтэзи. Изобрел его американский писатель Роберт Говард, живший в первой половине нашего века. Он построил вариант архаической эпохи нашей планеты до всех потопов и катастроф, с иными цивилизациями на месте нынешних. Самый мощный персонаж, которого он родил, был Конан-Варвар. Продолжатели Говарда писали эти книги тоннами. Из них примерно килограмм перевела я сама, и у меня с ним поэтому свои счеты. Иногда этот Конан с настолько американскими мозгами, что буквально вываливается из всего на свете. А почему на обложке написали? Не знали, как книга пойдет, вот и нашли «завлекуху» .

— И все же как вам удается писать с полным ощущением реалий эпохи, от которой до нас все-таки ничего не дошло?
— Я родилась в семье ученых, и хоть сама ученой не стала, но какая-то добросовестность в работе была, очевидно, родителями привита.

У меня дома целые ящики карточек по язычеству и смежным вопросам. Были пробелы, но я пытаюсь их закрыть.

— Например?
— Ну, боевые искусства были большим пробелом в моем образовании. Поскольку персонаж «Волкодава» дерется со второй страницы на третью, надо же как-то на все это посмотреть изнутри. Я пошла заниматься айкидо. Мне очень повезло на сэнсея Владимира Тагировича Тагирова, с которым я занимаюсь уже третий год, и теперь больше ради самого айкидо, а не только ради писательства.

— Какие еще были проблемы?
— Фехтование. По счастью, айкидо включает в себя и работу с мечом. Потом я пошла в школу экстрасенсов. Ведьмы и колдуны не на пустом же месте возникли. И здесь повезло. Мои учителя были не шарлатаны, двумя ногами стояли на земле, и я хорошо поняла, насколько все это ложится на верования наших предков.

— Ваши книги отличаются от «американских образцов»?
— Во многом жанр фэнтэзи, как и детектив, скомпрометирован потоком плохих произведений. Но я не делю жанры на высокие и низкие. Есть литература, и есть нелитература, фуфел. Фуфел я не буду писать ни под каким видом. Я не люблю западные фэнтэзи, потому что их персонажи, как правило, это ребята с нынешней американской улицы. С такими же манерами, с таким же языком и способом думать. Но каждая эпоха решает свои, только ей присущие проблемы. Если не знать изнутри архаической психологии, то не выдумать и этих ситуаций. Кроме того, каждая эпоха решает и вечные проблемы. Проблема, а надо ли морду бить или можно было словами обойтись — она ведь всех времен и у всех народов. В боевых искусствах лучший бой — тот, которого удалось избежать. Моему герою во втором томе, который я сейчас пишу, придется дойти до этого понимания. Все, чем занимается человек, ставит перед ним этические проблемы.

— Теперь вы знаете все, что и ваш герой?
— Я на лошади никогда не сидела. Это плохо. Зато довольно много лет ходила под парусом. Это — хорошо. Поэтому говорят, что у меня получаются морские сцены. Как-то мне понадобилось узнать, что чувствует человек в кандалах. Я пошла в ближайшее отделение милиции, показала писательское удостоверение и попросила одеть мне наручники. Дежурный очень удивился, но надел наручники, ну я в них и поизвивалась...

— А понимает ли читатель ту этнографическую и психологическую точность, с которой вы реконструируете древность?
— Не знаю, понимает ли, но воспринимать фэнтэзи с лешими и домовыми для русского человека определенно приятнее, чем с гоблинами и эльфами западного средневековья. Славянское фэнтэзи только начинается, но уже популярно. Пусть даже у авторов не всегда все получается. Читаешь, что Перун исключительно княжеский бог, и книга из рук падает. Появится традиция — неточности станут исчезать. Я сама нахожу у себя ошибки. То сарафан в девятом веке появляется, то ... Но все мы растем, все совершенствуемся.

«Азбука» не покладая рук развивает «петербургский фэнтэзи». Помимо Марии Семеновой, здесь выпущен и другой русский хит — «Владигор» Леонида Бутякова. Упыри и оборотни, языческий мир древних славян, братские княжества — Синегорье, Ильмер, Венедия, Ладания, в общем, достойный ответ на западные происки в фэнтэзийной области. Впрочем, рынок есть рынок, и гарантированные прибыли здесь никому еще не повредили. Так что, несмотря на весь свой патриотизм, «Азбука» не гнушается и американских бестселлеров. Тех же «Звездных войн», например. Трехтомный роман Тимоти Зана — «Наследник империи», «Возрождение тьмы» и «Последний приказ» — стали продолжением знаменитых фильмов Дж. Лукаса.
Впрочем, пробный тираж на русском (по 35 тысяч экз.) показывает, насколько ослаб рынок подобной литературы сегодня. Еще года три назад меньше ста тысяч никто бы и печатать не стал. А то бы двести сразу как шарахнули...

МИР ТОПОРОВ И ЗВЕЗДОЛЕТОВ

Попробуем объяснить себе, что же такое «сказка для взрослых».

...Вокруг отчаянно рубятся на мечах или топорах, гремят доспехи и храпят кони, кто-то летает на аэропланах (называются они, правда, совсем по-другому), а может быть, ездит на вездеходах, из мутных вод неизвестного происхождения выползают динозавры, а по компьютерной сети транслируют рыцарский турнир, человеческое жертвоприношение или любовное свидание (прошлого, позапрошлого или вообще из другого, не этой истории, века). Сумбур, сумятица, куча мала и «залпы тысячи орудий (в том числе лазерных пушек) слились в протяжный вой».

Вы сами оказываетесь внутри этого нерасчленимого, спрессованного кома знакомых и полузнакомых образов. Это почти пугает. В этой густой, как в дебрях Амазонки, перенасыщенной испарениями атмосфере даже дышать трудно, не то что жить. Но современный читатель чувствует себя в ней, этой атмосфере, как рыба в воде. Он умеет добывать из нее воздух. Но что это?

Мир фэнтэзи не придумывается, а составляется.

Фантазия на заданные темы. Как в музыке.

Еще один принцип организации заложен в телах древнейших монстров: природа слепо примеривала все возможные сочетания элементов и частей человеческого тела, пока не нашла наиболее благоприятные для существования.

Однако фэнтэзи не знает самих понятий несочетаемости и противоречия. Когда у Желязного появляется Ланселот, а у Стивена Кинга — Мерлин, то простодушный профан наслаждается необычностью встречи, а искушенный — известностью схемы и сюжета. Но оба профана задыхаются в разреженной атмосфере современного мира с его специализированностью и зажатостью, и оттого рады открыть книжку.

Мир сдвинулся, что-то произошло со временем — из книги в книгу утверждается рыцарями, магами и воздухоплавателями. Как будто под их меняющимися личинами скрывается один-единственный герой — переживающий ситуацию так, что нет прошлого и будущего, а всё только сейчас и уже было. Фэнтэзи выделяется среди прочей фантастики прежде всего тем, что не говорит — в каком веке, в каком тысячелетии, в какой эре. Когда что-то происходит, не так уж и важно — где и когда происходит. А мир научной фантастики всегда точно локализован: остров, планета, век.

...Нерасчлененность, неопределенность, всеобщая переплетенность и перепутанность (голова птицы, тело женщины, хвост змеи; рыцарский доспех, речь фрейдиста, самолет как средство передвижения) характеризуют наше сознание как варварское. Для этого сознания мир всегда в процессе создания, неокончен, обратим, случаен, в состоянии бесконечных проб. Если вместо женского тела к хвосту змеи приставить львиное, то что получится? А может быть, еще добавить крылья?..

Современный человек не верит в закономерности истории. Она, по его мнению, могла бы быть какой угодно другой, ее можно повернуть, исправить, переиграть. В романе Муркока «Рунный посох» действие разворачивается после гибели нынешней цивилизации. История вновь пошла развиваться как бы с нуля, что-то повторяя из своих прежних этапов, а что-то добавляя к ним из более поздних, создавая самые неожиданные сочетания.

Мир фэнтэзи странен лишь для постороннего.

От научной фантастики его отличает отнюдь не количество технических безумств (их не меньше). Научная фантастика рождается из удивления и любопытства, для фэнтэзи же нет самой категории удивленности, и там все всегда заранее известно. Будущее только тасует и перераспределяет бывшее. Этим жанр отличается и от волшебной сказки, с которой фэнтэзи легко спутать. В сказке, как в фантастике, герой попадает в «волшебную страну». В обоих случаях возникает проблема входа, требующая больших усилий. А в фэнтэзи герой всегда здесь. Никакого критерия нормальности и ненормальности нет.

Рядом с установкой «здесь всякое возможно» в фэнтэзи появляется и «здесь уже ничего не поделаешь». Герой постоянно обнаруживает, что он орудие чужой воли. Как бы он ни бунтовал и ни сопротивлялся, каждый его своевольный и своенравный шаг только приближает к Темной Башне, Мечу Зари или чему-нибудь подобному. Он живет между случайностью всего окружающего и собственной предопределенностью, как между двумя жерновами. Современный человек склонен противопоставлять судьбу и необходимость. Свою судьбу он всегда видит недостаточно обоснованной. А осознанная необходимость была бы для него самой надежной и спокойной пристанью. Что ему и дает жанр фэнтэзи.

Устав, видимо, от производства серии «Мировой бестселлер», издательство «Новости» открыло новую серию — «Черный пистолет». Здесь печатаются те же остросюжетные романы, что и раньше, только обложка попроще (нет супера с золотым тиснением) и авторы новые. Впрочем, выбор немецкого бестселлериста Хайнца Конзалика в качестве открывающего новую серию, возможно, не всем покажется удачным. Его «Триада» (М., 1996, 512 с., 16 тыс.), хотя и посвящена борьбе с китайской мафией, может рассматриваться и как путеводитель по Китаю и китайской кухне. Благодаря простоте письма Конзалик достиг огромных тиражей: общее число проданных экземпляров достигает 80 млн. А ведь кое-кто сомневается, что немцы могут качественную «попсу» делать. Вроде бы американцам это больше с руки, что и доказывает «Час зверя» Эндрю Клейвена (М., 1996, 352 с., 16 тыс.): вполне похоже на детектив, несмотря на обилие мистики.

Впрочем, «Новости» не чураются и более важные для России книги издавать. Наконец-то здесь завершили выпуск шеститомника Марка Алданова. В предыдущее его собрание сочинений, опубликованное «Огоньком», вошли, казалось бы, самые важные сочинения. Но писатели маловысокохудожественные (Алданов именно таким и был) более интересны в подготовительных материалах, вроде тщательно прописанных исторических очерков, да в произведениях «второго плана», вроде романов «Живи как хочешь» или «Начало конца». А уж для истории литературы (тем более столь бедной, как литература русской эмиграции) важны всякие птахи — и большие, и малые. Составителем нового шеститомника выступил известный алдановед Андрей Чернышев.

Книга Константина Мамаева «Деревянный рай» (Екатеринбург, 1995, 198 с., 1500 экз.) представляет редкий жанр «вольного исследования», где напряженность мысли сочетается с ошеломительной непредсказуемостью самого объекта исследования. Объект исследования Мамаева — культура, ее «вещественные доказательства». Но интерес автора кочует, скачет, меняя угол зрения и масштаб, — так взгляд скульптора то устремляется к детали, то обращается к вещи в целом, рассматривая, повертывая ее разными сторонами. Начав с рассмотрения орнамента, автор приходит к развитию новой теории литературы: текст склонен к самопродлению, самопорождению, размножению вегетативным путем. Каждый пишущий и читающий это прекрасно ощущает на себе, и «феноменология Мамаева» дает о себе знать каждый раз, когда надо поставить точку: возникает энергетический обрыв — как сейчас.

ХИТ-ЛИСТ «ОГОНЬКА»

Июнь-96
Журналы

• 1 (1 — 2 н). Томас Манн. Из дневников. — Новый мир, № 1.
• 2 (--). Марк Харитонов. История одной влюбленности. — Знамя, № 3.
• 3 (4 — 2 н). Адольфо Бьой Касарес. Дневник войны со свиньями. — Иностранная литература, № 4, 5.
• 4 (--). Нина Искренко. После. Стихи. — Знамя, № 3.
• 5 (--). Том Стоппард. Аркадия. — Иностранная литература, № 2.
• 6 (--). Ирина Муравьева. Филимон и Бавкида. — Дружба народов, № 3.
• 7 (8 — 2 н). Габриеле Романьоли. Рассказы. — Иностранная литература, № 2.
• 8 (--). А. Баранович-Поливанова. Впечатления послевоенной поры. — Знамя, № 5.
• 9 (--). С. Лурье. Правда отчаяния. — Нева, № 3.
• 10 (--). В. Пьецух. Сценки из деревенской жизни. — Знамя, № 3.

Все журналы 1996 года.

Цифры в скобках означают: первая — место в прошлом рейтинге (№ 20), с буквой «н» — общее число попаданий в рейтинг.