БРАВО, СЕНТЯБРЬ

Культура

Война как тема Венецианского фестиваля

«Оно рассеялось в семидесятые, как исчезли общественные бани: никто ведь теперь не отправится за куском мыла, мочалкой, не займет потом очередь в душ, не то что раньше, когда многие ходили в бани по тем же причинам, что и в кино...» — это цитата из Марко Феррери (его фильм «Нитропленка» был представлен в Венеции). Так современный классик режиссуры приговорил киноискусство в своей новой работе. И вывод: кино «как фундаментальное место, где люди могли спать, заниматься любовью, жить, разговаривать о фильмах, умерло». Самый ностальгический кадр в фильме Феррери таков: зрительницы царапают руками экран, пытаясь обнять Рудольфа Валентино, кумира 20-х годов, и их черные руки на фоне белого полотна экрана смотрятся щупальцами неведомого существа.

Крайне скептически по отношению к современному кино был настроен и другой идол киноманов — Жан-Люк Годар, чья картина «Моцарт навсегда» была в главном конкурсе. Картина тоже о кино.

Путешествие юной пары в воюющую Боснию перекликается (по сюжету «Моцарта навсегда») со съемками какого-то фильма. И, кстати, часть эпизодов (юная пара попадает в плен) оказалась самым шокирующим из всего, что было представлено на фестивальном экране. Годар продемонстрировал хирургически холодный, не физиологический, а интеллектуальный натурализм, показывая отношения между воюющими, жертвами и сторонними наблюдателями в Боснии. В одной из сцен «Моцарта», которые посвящены съемкам фильма, режиссер проводит актерские пробы, предлагая сказать слово «война». Актеры не могут произнести простое слово так, чтобы передать его полноценный смысл. Они... не понимают, что такое война. Название фильма — «Фатальное болеро».

Война как социальная трагедия, как состояние ума, как генетическая участь целых народов оказалась главной темой фестиваля.

«Золотого Льва» получил фильм Нейла Джордана, посвященный легендарному ирландскому патриоту, лидеру сепаратизма Майклу Коллинзу, чья практика ведения гражданской войны копировалась потом борцами за независимость во всем мире, от Китая до Ирака. Но режиссер отметил, что для него это прежде всего история о человеке, который сумел увидеть предел народного кровопролития и погиб, стремясь остановить войну.

«Песня Карлы» (фильм Кена Лоаха) рассказывает о путешествии героя (водителя автобуса из Шотландии) в воюющую Никарагуа, на родину своей возлюбленной. Герой долго, искренне, старательно «вписывается» в проблемы своей девушки. И вдруг в один прекрасный момент понимает, что он должен уехать. Но не потому, что здесь страшно, а потому что он принадлежит к другой цивилизации.

...Специальный приз жюри получил фильм Отара Иоселиани «Разбойники» (можно перевести и по-другому — «Бандиты»). Картину финансировали Россия (Роскино), Франция, а также Грузия, где она в основном снималась. Это, наверное, самая жесткая картина Иоселиани. Традиционная для него текучесть, размытость кинопространства проявляется лишь краткими моментами. Сюжетные линии берут начало в наполненном танками Тбилиси, уходят в средневековье, возвращаются в начало века и заканчиваются в сегодняшнем Париже. Тема: привлекательность, магнетизм криминала, преступления, укоренившегося в натуре человеческой. Создавая главы этой «антологии разбоя», грузинский мастер меняет свой стиль. Намеренное отсутствие импрессионизма, традиционных изысков подчеркивает желание Иоселиани показать пути ординарного разбоя. Не банального, а именно ординарного — ведь режиссер не навязывает нам свою оценку, а достает ее из сюжетов фильма, как фокусник достает платок из палочки.

Общий вывод критики о состоянии европейского кино: жанр фильма не равноправен содержанию, как это происходит в голливудском кино (где жанр фильма вообще имеет статус диктатора). Жан-Люк Годар определил эту ситуацию в западной культуре как «коррумпированность свободой». Содержание фильма возникает почти всегда как бы спонтанно, вне логики и конструкций.

Наше кино пока находится в совершенно иной ситуации. Оно ориентируется на логику, законы (вернее, на их поиск), на устойчивые конструкции — то есть на то, что западное кино сейчас изживает и переосмысляет. И с этой точки зрения наше «непопадание» на фестиваль вполне объяснимо. Впрочем, есть и менее заковыристое объяснение — нищета русского кино. Ибо одинокий чудесный режиссер может, конечно, явиться из ничего, но никакой закономерности в этом нет.

В результате русскоязычное кино было представлено более чем скромно. В разделе «100-летие кинематографа» монтажный фильм Сергея Сельянова «Русская идея», в программе «Новые режиссеры» картина «Униженные и оскорбленные» Андрея Эшпая (Никита Михалков и Настасья Кински). Но это — авторская версия (за которую шла борьба с продюсером) фильма двухлетней давности.

В заключение можно сказать, что, несмотря на все разговоры о конце света (кинематографического) или как раз благодаря им, зритель встречал классиков, посетивших фестиваль, неистовыми аплодисментами и ностальгическими слезами, не обращая внимания на истошные звонки своих портативных телефонов. Вероятно, все-таки еще несколько поколений не утонут окончательно в Интернете, «в который в некоторых барах уже можно уставиться, как раньше в бокал с вином», как говорил в Венеции тот же Феррери.

На иллюстрациях:

• 1-2. Плакат фильма «Майкл Коллинз» и кадр из картины.
• 3. Кадр из фильма «Разбойники».
• 4. Кадр из фильма «Портрет леди».
• 5. Виктория Тивисоль (фильм «Понетт») получила премию за лучшую женскую роль (Кубок Вальпи).
  
  

Свободная фантазия Фридриха Горенштейна

Иногда кажется, что первое, оставляющее русского писателя на чужбине, — это чувство юмора. Хорошо, если его заменяет желчь. Но когда, по тем или иным причинам, родина вспоминается с благостью, тут хоть караул кричи.

Жизнь Марка Шагала, описанная автором трагичнейшего романа «Псалом» (Фридрих Горенштейн. «Летит себе аэроплан». Свободная фантазия по мотивам жизни и творчества Марка Шагала. «Октябрь», 1996 г., № 8, 9), вызывает по мере чтения все большее и большее недоумение. Примитивный антураж хорошо ложится на плоский образ самого художника. Что-то давно забытое из серии «Жизнь замечательных людей»... для бедных. Для чтения в третьем классе начальной школы, для иностранцев, изучающих русский язык...

«-- Я им докажу, — бормочет Марк, — я поеду в Петербург... Я буду великим...» «--Скучно мне будет без тебя, Марк, — сказал рабочий Степан, — ты при случае скажи в Париже, как мы здесь живем. Много людей гибнет от глупости своей. Ленится народ да привыкает к бродячей жизни». А в Париже Анатолий Васильевич Луначарский дает Шагалу пиджак, который ему «подарил в Лондоне один русский адвокат. Один эмигрант, ужасно ненавидящий буржуазные порядки в России и мечтающий о пролетарской справедливости».

Дело, конечно, не в ленинском пиджачке и прочих реалиях, почерпнутых из автобиографии самого Шагала, а в режущем ухо, неестественном для интеллигентного читателя «Октября» подборе слов.

И вдруг до тебя доходит: да никакая это не фантазия, не проза, а обычный киносценарий, да еще написанный для западного восприятия «развесистой русской клюквы». Так ведь и поразившая своей ненатуральностью аксеновская «Московская сага», оказывается, была лишь развернутым литературным сценарием неснятого американского телесериала. А мы-то гадаем, что за странный такой акцент...

Конечно, писатель что здесь, что за границей должен идти в ногу с жизнью. Только ведь предупреждать нужно.

Выставка в Киноцентре

В Киноцентре на Красной Пресне открылась выставка художников кино «Да здравствует гильдия!». Среди ее участников 47-летний скульптор Андрей Налич, известный прежде всего профессионалам. Впрочем, работы Андрея уже в нашей памяти — ежегодно вручаемые премии «Триумф» и «Музыкант года» Юрия Башмета слеплены руками Налича. Кроме того, неутомимый московский мэр решил украсить столицу к юбилею не менее чем десятью фонтанами. На пересечении Садового кольца и Ново-Кировского проспекта будет установлена композиция Андрея Налича. В ней, конечно, будут и загадка, и улыбка. Как и во всех его работах.

Мой родной архитектурный институт... кого только он не родил! Когда мне пришло в голову идти учиться на режиссерский во ВГИК (нормальная профессия для архитектора, примеров сколько угодно — Александра Митта, Владимир Хотиненко), то я, поступая на курс Георгия Данелии, после ответа на вопрос мэтра услышал: «Как говорили у нас в архитектурном, в «порядке бреда»?» (тоже наш выпускник).

Вместе с Наличем мы пели в команде КВН МАРХИ (на нас КВН в 70-м благополучно закрыли): «...И Архипова Ирина, свой закончивши диплом, ой, и с успехом выступает в театре Оперном Большом...» — дальше, естественно, «а кто ее знает, чего выступает и где заседает...», тут цензура песню выкинула, потому что Ирина Архипова, народная артистка в прошлом выпускница МАРХИ, заседала в Верховном Совете СССР. Для меня поэзия Андрея Вознесенского проста, так как я смотрю на нее как на архитектуру. Тридцать лет назад я нашел на складе института студенческий проект: «Сельская библиотека. А. Возн. Пять с минусом».

Работы тех, кто кончил архитектурный факультет, но трудится над чем-нибудь другим (только сейчас архитектура вновь становится архитектурой), я узнаю сразу. В любой из них есть загадки и хитрости. Любая из них носит законченный характер — ничто так не сопротивляется распаду, как архитектура, и эта идеология переносится в любую форму творчества.