Экономика
...Ее преступление — подлог: она подменила собой умершую сестру-близнеца в супружеской постели. Вдовец остался бы в неведении: он не заметил бы подлога, если бы... Знаток человеческой психологии Мегрэ не заподозрил бы ее, если бы...
Если бы героиня повести Ж. Сименона уничтожила последнюю улику. Если бы она отказалась всего от одной вещи. Если бы не считала эту вещь частью себя, вроде руки или легких. Если бы, подменяя сестру собой, она подменила бы и свои духи ее духами, если бы сопутствующий ей запах не выдал ее. Но запах ее духов был для нее не аксессуаром самооформления или частью имиджа. Духи — трансляция духа во вселенную, а если без шуток — для очень многих людей принцип самоидентификации: мои духи — это я, мой запах — моя крепость. До известной, конечно, степени
«Climat» — Погода
Во всяком случае, становится понятным поступок некоторых наших старших соотечественниц, так и рыскающих до сих пор в поисках духов «Клима» с их безынициативным, податливым, сладким и не отвечающим настроениям текущей эпохи запахом. Ведь «Клима» были, кажется, первыми французскими духами, появившимися на нашей родине после установки «железного занавеса». И волевые, изысканные, ахово дорогие «Мажи нуар», и желанные, да так и не признанные мировой запаховой элитой «Ж'е Озе», и сильфидная серия Диора — «Диориссимо», «Диорелла», «Диорессанс» — все это было потом, уже под занавес «железного занавеса». А вначале были «Клима» — 25 рублей за 14 миллилитров, 25 рублей за иллюзию собственного соответствия неким соображениям престижа, 25 рублей за обманку приобщенности к цивилизационным нормам.
Нормы с тех пор не раз сменились, миром овладела мания запахов, мода на духи меняется ежесезонно, и каждый новый сезон, с каждым новым парижским «дефиле» появляются новое название, новый имидж, новая обманка. Слава богу, Мегрэ не дожил до нашего времени. Запах, однажды перестав принадлежать сфере личной гигиены, ушел и из сферы личного имиджа. И стал частью массовой культуры.
Духи более не транслируют дух. Теперь они транслируют идею. Социальную или культурную.
«Angel» — Ангел
«Нормальному Женскому Телу сопутствует следующее: пояс с подвязками, резинки, кринолин, комбинация, турнюр, бюстгальтер, корсаж, ночная рубашка, пояс верности, туфли на шпильках, кольцо в носу, вуаль, лайковые перчатки, чулки «рыбачья сеть», косынка, обруч для волос, «Веселая вдова», траурная ленточка на шляпке, горжетка, заколка, браслеты, бусы, лорнетка, боа, тушь для ресниц, компакт-пудра, колготки, пеньюар, кружевное белье, кровать, голова».
Не забавно ли, что в этом тексте Маргарет Этвуд, одном из принципиальных для нынешнего этапа феминизма, явно не хватает духов. Но все не так просто. Текст был написан всего пять лет назад, когда феминизм — да и западная цивилизация в целом — уже давно покончил и с бесправием женщин, и с «мистикой женственности», утверждавшей ее «домашне-очаговое» место как естественное предназначение. Но индустрия запахов — явление социокультурное, как и феминизм. И они оказались в одном строю. Агрессивный, мощный, суфражистский «Poison» («Яд») был выпущен фирмой «Диор» тогда же, когда по цивилизованному миру прокатилась волна судебных процессов, возбужденных женщинами против мужчин по делам о сексуальных домогательствах. «Пуазон» были духами для женщин в своем праве и без предрассудков. Никогда не забуду «газовую атаку» «Пуазона», распространявшуюся тогда от Г. Волчек по коридорам Минкульта, — вот уж кому он был в самый раз.
Ныне феминизм вступил в новую стадию свержения кумиров, он покусился на так называемый «миф о красоте». Миф о вроде как существующих в самой природе критериях красоты, по которым нас ныне — новая уловка — подвергают дискриминации: если мы недостаточно худы, или недостаточно свежи, или не дай бог не очень молоды — нас можно не взять на работу, платить за нашу работу меньше или подвергать остракизму. Не борьба ли с этим, последним, видимо, мифом, отделяющим женщину от полного равенства с мужчиной, породила принципиально новое явление, а именно — вошедшие в моду мало чем различающиеся мужские и женские ароматы новых коллекций. «Eternity» («Вечность») Кевина Кляйна (американец — дитя политической корректности) — примерно один и тот же для женщин и мужчин. Причем запах этот далек от старых представлений об аромате — он боевит, он — провокация, он не безусловно ароматен, его прелесть — прелесть камамбера — он будто подпорчен. А самый, может быть, модный аромат сезона — «Angel» («Ангел») Тьерри Мюглера — вообще лишен половых, так сказать, координат. Одно слово, ангел — гонец и палач божий, двуполый и прекрасный, с заранее отпущенными грехами.
«Escape» — Бегство
Духи, ароматы перестали быть эвфемизмом чисто женского приворотного зелья. Они перестали быть запахом дичи, который влечет охотника. Прежние охотник и дичь частенько меняются ролями. И женские ароматы часто становятся куда напористей мужских. Наимоднейший дамский запах прошлого сезона «Issi Miyakki» («Исси Миякки») с успехом продемонстрировал это — он просто-таки полярно холоден — пахнущая подобным образом дичь может отбить обоняние у преследователя. И совершить бегство. Бегство от самой ролевой ситуации, когда она, как бы по заветам природы, — предмет охоты, а он — хозяин положения, охотник.
Но все эти морозно-свежие запахи, вошедшие в моду в прошлом сезоне — «Escape» («Бегство») Кевина Кляйна, «Исси Миякки», «Exess», «Твайс», — они еще и фигура бегства в мир абсолютной, холодной стерильности, торжество «религии чистоты» (по Фромму), охватившей нашу цивилизацию в эпоху СПИДа. Ароматы отказались от функции приворотного зелья, чтобы стать метафорой презерватива... И при этом запахи «приземляются» — от диоровских и нина-ричиевских ароматов цветов мода перешла к плодам — к фруктово-овощной гамме с явным «арбузным» акцентом. А в нынешнем сезоне прохладные запахи неземных, райских кущ «Воды от Кензо» («L'eau par Kenzo») идут об руку с удушливыми, земными — «Джунглей Кензо» («Kenzo Jungle») и докучливым, настойчивым «Organza». Да и сам райский сад стал пахнуть почвенно-терпко — как «Eden» («Эдем») у «Кашарели».
«Exess» — Излишество
Несколько лет назад торжество политической корректности внесло поправки в костюм, уравняв людей разных полов и разного социального положения в его простоте.
Пако Рабан, кажется, впервые в истории моды сопроводивший свое «дефиле» музыкой и приведший на подиум черных моделей, в названии своего модного андрогинного аромата «Exess» («Излишество») вновь сформулировал нечто важное для моды и вообще всей нашей планеты — планеты потребления, каковой мы вот-вот станем. Излишество все чаще заменяет собой необходимость. Каждодневная одежда, «уличная мода» становится все проще, все бесполее, все аскетичнее. Как бы просто и недорого ты ни был одет — твой парфюм скажет за тебя желаемое. Тут очень кстати на авансцену вышли японцы. Они появились на европейском рынке с запахом «Shiseido» («Шизейдо»). И все тут вроде бы на месте — и пресловутый пряный ориентализм, этакая песчаная буря в саду камней, и японский фанатизм в отношении национальных традиций... Но базовые ценности подтачивает червь сомнения нового времени. Это идеальные духи для философа современности. Для Бодрийара, что ли. Аромат «Шизейдо» блудлив, как американское ток-шоу о женском оргазме. Он недвусмысленно «бродит». Будто «бродит» сам культурный фундаментализм, старые ценности, казавшиеся некогда вечными.
«Eternity» — Вечность
Ибо надо отдавать себе отчет, что в этих райских ароматах планеты потребления, куда мы шагнули семимильным рыночным шагом, уж нет места для духовного подъема, большого искусства, великой философской мысли. Ни вам нового Эйзенштейна, ни нового Лосева, ни нового Бахтина, ни нового Трифонова, ни даже нового Малевича не будет. Потому что духовный подъем невозможен в хорошо пахнущем обществе тщательно изваянных имиджей. Духовный подъем — спутник аскетизма — в быту и личной гигиене. Великое тонкой пленкой обыденного комфорта обволакивает отныне наше существование. От наших райских ароматов не останется ничего для вечности. Одна теперь осталась вечность — «Eternity» Кевина Кляйна.
Виктория БЕЛОПОЛЬСКАЯА вот что говорят о своих
«ароматических» пристрастиях люди известные
Вера ГЛАГОЛЕВА,
киноактриса:
— О, «Шанель Аллюр». Потому что это мне та-ак нравится...
Наталья ЛУКИНЫХ,
автор телепередачи «Аниматека»:
— «Шанель № 5». Потому что я вообще люблю все запахи, в которых присутствует весна. Сокодвижение.
Александр МИХАЙЛОВ,
актер, народный артист России:
— Как и большинство моих друзей, люблю старый добрый «One man show» и, главное, то, что мне дарят жена и сын. Он — настоящий специалист в этом деле. Последний урок, данный мне Костей, — «Фако Набли».
Константин МИХАЙЛОВ,
радиоведущий, «утренний жаворонок» радио «Maximum»:
— С тех пор как прочел роман Зюскинда «Парфюмер», мне кажется, обонять стал намного лучше. И больше. Потому — пробую. Покупаю маленькие флаконы. Разделяю — по науке — запахи по сезонному принципу. К примеру, сейчас зимний запах должен быть теплый, но модно-свежий. Нравятся кляйновские — «Эскейп», «Этёрнити», хотя последний — с некоторым духом болота. Наверное, в представлении самого Кляйна это признак мужественности в запахе, а для меня — мертвые улитки и всё. «Шавиньон». «Дольче и Габбана». «Давидофф». Для джинсов — версачевский «Versus» или «Blue jeans», по-настоящему стильный.
Вера ОРЛОВА,
главный редактор еженедельника «7 дней»:
— «Фиджи», безусловно. Это ведь первые — вкупе с «Клима» — настоящие французские духи, которые у нас появились. А я в смысле своего образа консерватор.
Виктор ШЕНДЕРОВИЧ,
автор сценария телепередачи «Куклы»:
— Я человек несветский и только недавно узнал, что можно пахнуть чем-то, кроме как собой. Но дальше того светскость моя так и не продвинулась. Моими ароматами занимается жена. Везет, знаете ли.
Леонид ЯРМОЛЬНИК,
актер, продюсер:
— Спрыснуться по утрам люблю «Шипром» или «Тройным одеколоном», а пахнуть впоследствии — «Армани» или «Хьюго Боссом».