В прошлом году Дмитрия Покровского не стало. Перед вами — последнее интервью выдающегося отечественного музыканта
Культура
— Как вы относитесь к модной мысли о том, что искусство никогда не принадлежало, не принадлежит и не должно принадлежать народу?
— Ну, это очередной лозунг. Художник не властен творить то, что ему захочется, он просто следует за той страшной и прекрасной силой, которая ведет его сквозь все. Искусство явно не коллективное творчество художника и того общества, для которого он творит; а рождается настоящее искусство из борьбы художника с самим собой и из жуткой «драки» его с той публикой, которая его потом примет и полюбит, может быть.
— Ансамбль Покровского больше выступает за рубежом, чем в России, особенно в США. А почему именно там?
— Объяснение этому очень простое: первая страна, куда наш ансамбль, считающийся «невыездным», выскочил, как пробка из шампанского, была Америка. Тогда, в 1988 году, Родион Щедрин пригласил нас на первый советско-американский фестиваль в Бостон. Первый серьезный успех за рубежом — надо было его развивать и закреплять. Теперь у нас американский менеджер, у нас именно там наивысший рейтинг, наибольшее внимание прессы и научных кругов, музыкальных и академических. Случись этот успех впервые в Японии или в Германии, я думаю, все это повторилось бы там.
— Правда ли то, что Б.Н. Ельцин предложил вам после какого-то выступления на официальном приеме получить российское гражданство?
— Просто это был прием, на котором я сидел с нашим американским менеджером и говорил все время по-английски. А поскольку только что перед этим на сцене я пел русские народные песни, то, очевидно, возник образ человека, как-то не соединяющегося с самим собой. После этого приема, когда президент официально ушел, меня вдруг вызвали к нему в коридор. Очевидно, Борису Николаевичу доложили обо мне, рассказали, кто я такой, но при этом не вполне точно знали, где, собственно, я живу. И вот тут Ельцин меня и спросил, не хочу ли я вернуться в Россию, и поинтересовался: «Вы бы согласились иметь российское и американское гражданство?» Я говорю: «Конечно, кто же от этого откажется!» Жаль, не оценил я тогда важности момента.
— Что такое личность в искусстве?
— Когда очень страшно, когда то, что ты видишь, кажется совершенно безумным, абсолютно неверным, не совпадающим ни с чем, и при этом ты видишь только это и знаешь, что нужно делать, а все вокруг говорят, что ты неправ, — надо суметь остаться верным своему видению, своей интуиции. Это именно то, что сделало когда-то ансамбль. Ты должен быть маньяком искусства, пророком, слышать голос и идти дальше. Я не верю в то, что человек может что-то создать из самого себя. Просто он может в какой-то момент увидеть что-то, чего не видят другие, услышать что-то, чего не слышат другие. Наверное, личность художника в этом и есть. Личность — это честь, храбрость, холодный рассудок, который позволяет тебе в самый ответственный момент рассчитать все и не ошибиться, и не подвести всех вокруг тебя. Я думаю, что крупные личности всем этим обладают. В то же время отличие нашего ансамбля от других в том, что он может существовать только тогда, когда напротив меня стоит тоже личность. И в какой-то момент ты должен уничтожить самого себя, чтобы жил ансамбль. Когда-то я уничтожил ансамбль ради того, чтобы существовало то, что мы называем фольклорным движением. Ведь для того, чтобы люди воспринимали что-то как данность, они должны забыть, откуда это взялось. Я совершенно сознательно еще в начале 80-х работал на то, чтобы создать некий миф, в котором ансамблю не будет места, который вытеснил бы его. Поэтому в тот момент было создано много фольклорных студий, в разных городах Союза мы выдавали на гора наши знания, учили петь огромное количество людей. Это была необходимая стадия. У меня нет никаких проблем с тем, что люди не помнят или не знают нас; прошло достаточно времени для того, чтобы отрубить себе хвост какого-то того, старого ансамбля и оживить ансамбль на совершенно другом, новом витке развития. И этот новый ансамбль — он не фольклорный. Тот старый наш ансамбль, который по-прежнему помнят и любят, — умер, исчерпав себя, как исчерпало себя то время. Сейчас совершенно другое, новое время, и в нем должен существовать какой-то абсолютно новый коллектив, хотя и с теми людьми, которые поют в нем очень давно.
— А как вы относитесь к своим ученикам, которые от вас ушли, тем более что некоторые из них не упоминают о вашей роли в своем становлении? Какие у вас отношения?
— Отношений — никаких. Ощущение связи учителя и ученика — есть. Я тоже учился и был очень плохим учеником в отношении к своим учителям, к сожалению. У меня был мой «Покровский», тот человек, который меня создал. Хотя, конечно, он был не один, как и у моих учеников я не единственный, но он дал мне больше всех, Александр Борисович Поздняков, преподаватель дирижирования. Я у него учился 9 лет в Гнесинском училище и институте. Он для меня был Богом — первые полтора года. Когда я понял, что он не Бог, я на него ужасно обиделся. Считайте, сколько лет я ему мстил за то, что он оказался просто человеком. Но вот он умер, и мне безумно обидно, что я не могу прийти к нему сейчас и поблагодарить. Я понял, что он меня создал, понял, что именно он мне дал, но, как всегда, поздно. Для этого надо самому повзрослеть, поумнеть и попасть в такую же ситуацию. Я помню, как, несмотря ни на что, он очень гордился мною, а я не понимал, почему: ведь он учил меня дирижированию, а я создал необыкновенный певческий ансамбль — причем здесь он? Я сам до всего дошел! Что он меня петь научил, что он научил меня строить фразу, так же, как и Берта Львовна Кременштейн, от которой в ансамбле «скрябинская фраза», и т.д., — я тогда не понимал. Поэтому как я отношусь к ученикам? Сейчас я горжусь Андреем Котовым с его ансамблем «Сирин», Борисом Базуровым и его экспериментами, мне безумно обидно за тех, кто пока не может себя творчески реализовать... Те ученики, которые не знают еще, что они от меня получили, все равно мои ученики, и я знаю, что они не были бы теми, кто они есть, если бы мы не встретились.
— Вас что-то ведет по жизни?
— Не ведет — несет!
P.S. Ансамбль Покровского продолжает выступать. После смерти Дмитрия Викторовича никто из артистов из ансамбля не ушел.
Фото А. Колмыкова, С. Субботина